Этого дня Толик ждал как никакого другого. Еще там, в Кесареве, когда он, до одури назанимавшись за любимым роялем, заваливался спать, ему снилось, как он входит в это здание, как его встречает один из знаменитых учителей, преподающих здесь по классу фортепьяно, как он, Толик, демонстрирует свое искусство… Дальше события развивались по-разному, в зависимости от толькиного настроения. Либо он блестяще все исполнял и поступал в эту школу, либо с треском проваливался, и его тогда с позором прогоняли. Но все равно он потом в своих снах снова и снова возвращался сюда… В Центральную музыкальную школу. И вот, наконец, его самые сладкие мечты начинают воплощаться в реальность. Отчего же тогда так дрожат коленки?

Банкир Олег Акимов не позабыл своих обещаний ввести новообретенных детей в мир большого искусства. Анатолий и Дэви Акимовы обязаны стать звездами, соответственно, в музыке и танце, иначе просто быть не может, ведь таких уникумов мир еще не знал! Пробивной энергии новоявленного папаши могли бы позавидовать и продюсеры эстрадных кумиров, вот жаль только, что в сфере высокого искусства, а именно туда он прочил Толика и Дэви, нахрапистых родителей, вовсю рекламирующих таланты своих чад, не очень-то жалуют. Олегу Васильевичу потребовались огромные усилия, чтобы его, наконец, свели с одним видным московским музыкальным педагогом, который согласился бы хотя бы прослушать двенадцатилетнего мальчика, никогда не посещавшего музыкальной школы.

- Двенадцать лет, говорите? — лицо пожилого музыканта выражало максимальный скепсис, на какой он только был способен. — И учился, говорите, по самоучителю… Извините, Олег Васильевич, не хочу вас огорчать, но обычно дети начинают серьезно заниматься музыкой гораздо раньше. Вы слышали о таком пианисте Кисине? Так вот, в этом возрасте он уже давал сольные концерты, его весь мир знал! Конечно, ваш мальчик еще может стать профессиональным музыкантом, если у него есть к тому способности, но больших высот в искусстве ему, увы, уже не достичь… Отдайте его лучше в какую-нибудь районную музыкальную школу. Общую музыкальную культуру ему там привьют, технику как-нибудь поставят… Ну а если он, паче чаяния, вдруг продемонстрирует выдающиеся успехи, мы всегда его найдем.

- Но вы даже не видели мальчика! — возмутился Акимов. — Я, конечно, не музыковед, но на концертах в консерватории бывал не раз, юных пианистов тоже слушать доводилось, уверяю вас, никого из них и близко нельзя поставить с моим Толиком! Я понимаю, у вас наверняка много дел, ваше время дорого стоит, но я готов компенсировать вам все возможные убытки, только окажите любезность — прослушайте Толика!

Музыкант покачал головой. В затее этой он по-прежнему видел мало смысла, разве что удовлетворить амбиции папаши, внезапно, после двенадцатилетнего перерыва, встретившегося со своим внебрачным сыном и им очарованного. А впрочем, спонсоры на дороге не валяются, не на все нужды школы хватает денег из казны, а этот Акимов, кажется, далеко не беден… Ладно, ради такого дела часок можно и потратить.

- Хорошо, приводите своего мальчика, — наконец, произнес музыкант. — Через неделю у меня будет немного свободного времени. Посмотрим, действительно ли ваш Толик настолько талантлив.

Должным образом экипироваться для похода в ЦМШ оказалось тоже непросто. Олег через каких-то знакомых узнал телефон портного, шьющего фраки для музыкантов. Тот готов был принять заказ, но когда услышал, что требуется концертный фрак с четырьмя рукавами, посчитал, что над ним издеваются. Олегу стоило больших усилий разубедить его в этом. Все разъяснилось только на примерке. Портной долго ходил вокруг четверорукого чуда природы, цокал в восхищении языком, но в итоге запросил двойную цену, поскольку «для вашего мальчика потребуется индивидуально рассчитывать все детали покроя». Как бы то ни было, фрак был пошит и сидел на Толике как влитой. Жаль только, что его владелец сейчас так нервничал, что выглядел отнюдь не на пять баллов… Хорошо если на троечку.

Встреча у них была назначена вечером по завершении уроков в одном из учебных классов, где стоял концертный рояль. Музыкант, увидев испуганного пацана во фраке, невольно улыбнулся, но только на мгновение — затем глаза его округлились, а нижняя челюсть отпала: он обнаружил, что у паренька четыре руки! С трудом выйдя из ступора, он подвел загадку природы к инструменту и, стараясь смотреть в сторону, чтобы не смущать и без того мандражирующего мальчика, произнес:

- Что вы нам сыграете, молодой человек? Ноты у вас с собой?

Ноты Акимовы, конечно, захватили. Олег Васильевич тут же извлек их из своего кейса. Толик уселся за рояль и только тут почувствовал себя в своей стихии. К своему главному в жизни экзамену он подготовил две сонаты Шопена, отрывок из концерта Моцарта для фортепьяно с оркестром, «Хорошо темперированный клавир» Баха, а в качестве изюминки — «Памяти великого художника», фортепьянное трио, написанное Чайковским. Жаль, конечно, что трио, а не дуэт, но партии двух фортепьяно Толик с успехом научился исполнять на одном инструменте.

Как только мальчик начал играть, музыкант утратил весь свой скепсис и дальше слушал, не отрываясь. Взгляд его был прикован к рукам мальчика. «Невозможно поверить, что это самоучка… А как слаженно действуют руки — многие мои ученики с двумя-то руками не в состоянии так справиться, как этот парень справляется с четырьмя! Но техника игры у него, конечно, очень самобытная… Трудно будет переучивать, да и жаль ломать, но придется. Хотя…» Такие мысли бродили в голове преподавателя, пока Толик, весь погруженный в игру, извлекал звуки из рояля.

Доиграв последние ноты, Толик вопросительно глянул на музыканта. Тот тоже молчал, стараясь подобрать нужные слова. Наконец, он заговорил, обращаясь к Олегу:

- Да, признаться, вы меня поразили… Беру обратно все свои слова относительно перспектив вашего мальчика. Он, без сомнения, станет прекрасным пианистом, но… только одним из. Талант у него, похоже, выдающийся, техника игры отличная, но уж слишком своеобразная. Если его переучивать, он многое потеряет, да и не умеют наши преподаватели ставить игру в четыре руки… как-то пока надобности не возникало. А руки ему ставить все равно придется, без этого до самых вершин мастерства не подняться. Жаль будет, если мы в чем-то ошибемся и в итоге потеряем такой феномен… Но у меня есть другое предложение. Существует инструмент, при игре на котором двух рук категорически не хватает. Я, разумеется, имею в виду орган. Вот там ваш Толик сможет стать величайшим музыкантом всех времен, единственным в своем роде… Я понимаю, органов даже в Москве очень мало, доступ к ним непрост, но ради такого феномена я готов задействовать все свои связи! А они, поверьте, в музыкальном мире немалые… Ну как, согласны на такую замену?

Олег Васильевич кивнул на Толика:

- Пусть он решает.

- Соглашайся, малыш! — обратился музыкант теперь уже к мальчику. — Тебе когда-нибудь доводилось слышать орган? Нет? Жаль, очень жаль. Поверь мне, это что-то фантастическое, словами этого не передать. Ты прекрасно сыграл сейчас Иоганна Себастьяна Баха, мне очень понравилось, но ведь большую часть своих произведений он писал отнюдь не для фортепьяно. А именно для органа… И так, как сможешь сыграть ты, их не сыграет больше никто в мире. Поверь мне, это просто грех — зарывать в землю такой талант.

Толик беспомощно оглянулся на отца:

- Я согласен, конечно, но… но как же быть с Дэви? Мы же хотели вместе выступать с ней на концертах! А орган… на нем же на таких концертах не играют…

- А кто такая Дэви? — тихонько спросил музыкант Акимова-старшего.

- Моя дочь, — ответил тот, — они у меня с Толиком от разных матерей. Она тоже музыкально очень одарена, только талант свой реализует в другой области. Она танцует. Мне хотелось бы отдать Дэви в балетную школу.

- Простите за бестактный вопрос, а она, случаем, у вас тоже… — музыкант тайком показал на руки Толика.