Семен пренебрежительно поморщился и потянулся ко второй бутылке водки.
Я так и не понял, желает он приобщиться к величайшим тайнам или нет. Да и верит ли вообще в существование Алатырь-пещеры.
– Где хоть она расположена? – поинтересовался я.
Семен хитро посмотрел на меня, будто у него выведывают самую сокровенную тайну, и туманно ответил:
– А кто ее знает?.. Одни говорят – в Тибете, другие утверждают – в Саянах…
Тут его взгляд вдруг стал серьезным:
– А может быть… А может быть, – и под нами!..
– Как это?!
– А вот так!.. Под нашей родимой, Первопрестольной! Ох, и загадочна она верхами, а еще больше – подземельями!.. – радостно возвестил Семен.
Заметив мой недоверчивый взгляд, он повеселел и снова потянулся за бутылкой.
Может, в тот день слишком было разогрето мое воображение, но мне почему-то показалось, что Семен не все высказал о пещере Алатырь, и что у него есть свое мнение о ее месторасположении.
Пока лишь в сказках и преданиях
Спустя годы я поинтересовался у другого знатока московских подземелий, существует ли на самом деле Алатырь-пещера, чем замечательна она и может ли находиться в нашем городе? Но ничего конкретного в ответ я не услышал. Знаток лишь сообщил, что поиски продолжаются, а о свойствах Алатырь-пещеры говорится пока лишь в сказках и преданиях…
Уже много лет я ничего не слышал о неугомонном Семене-Мраке.
Может, и в самом деле этот чудаковатый мужик сгинул в каких-то подземельях, – как сам себе предсказывал? А может, снова шоршуны сотворили с ним какую-то пакость, и на этот раз «пещерник» из Марьиной рощи не смог откупиться от них водкой?..
А вдруг Семен все же отыскал в Саянах ли, в Тибете или в подземельях Москвы «наиглавнейшую пещеру планеты» и уже постиг многие тайны прошлого, настоящего и будущего?
Конечно, этот фантастичный вариант я не очень-то приемлю. Но ни одну добрую сказку нельзя отметать недоверием.
И спустя многие годы после встречи с Семеном, когда я попадаю в какую-нибудь пещеру, стараюсь не забыть плеснуть немного водки на землю и камни.
Так, на всякий случай. Вдруг подземные духи-шоршуны смилостивятся и поведают, где блуждает Семен по прозвищу Мрак, и где находится «наиглавнейшая пещера планеты».
Замоскворецкие ведьмы и пещерные карлики
Жизнь, управляемая приметами
В феврале 1598 года московская знать присягала Борису Годунову.
В клятвенном обещании новому царю были и такие слова: «…в естве и в питье, и в платье или в ином в чем лиха напасти не учиняти; людей своих с ведовством, да и со всяким лихим кореньем не посылати, и ведунов и ведуней не добывати, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не насылати…»
У восточных славян эти способы колдовства – «выбор следа из-под ног» и «бросание пыли по ветру» – являлись самыми опасными.
Чтобы погубить человека, московские колдуны спускались в подземелье (чаще всего – в районе Арбата, Замоскворечья, Пресни) и искали там след «пропащего или сгинувшего во мраке». Если находили, то брали с собой «пыль со следа», клали ее на ладонь и произносили проклятие. А потом, проходя мимо дома намеченной жертвы, сдували ее у порога или у ворот.
Старый Арбат. Современный вид
Согласно поверьям, гибель жертвы после этого была неминуемой.
Известный историк Николай Иванович Костомаров в середине XIX века писал: «…жизнь каждого русского, по мере большей или меньшей личной наклонности к мистической созерцательности, вся была управляема приметами. Предвещательность и знаменательность явлений для него была так широко развита, что обратилась в систему. В числе запрещенных книг, ходили по рукам волховники, или сборники примет и гаданий, в назидание людям…»
«Подземельный корень»
Костомаров отмечал, что самое распространенное верование было в могущество духовной силы человека и в устные или записанные слова.
«Заговор, или примолвление, играл главную роль в волшебстве. Правда, волшебники действовали и посредством разных вещей; но народное понятие приписывало силу не самим вещам, а слову, которое им сообщало эту силу. Сила исходила не из природы, а из человека, из его души…
Даже самое лечение или отрава людей посредством трав приписывались не целебному или вредоносному свойству самих растений по их природе, а человеку, который сообщал им это свойство своею волей, и потому лечение травами преследовалось церковью наравне со всякими другими волшебствами под именем зелейничества.
Полагали, что растение, совершенно безвредное, может быть убийственно, если волшебство сообщит ему злокачественную силу. В 1632 году, во время войны с Литвою, запрещено было ввозить в Московское государство хмель, потому что лазутчики донесли, что какая-то баба-ведунья наговаривает на хмель, чтобы тем хмелем, когда он будет ввезен в Московию, произвести моровое поветрие…»
В XV–XIX веках в Москве особенно боялись отвара из «подземельного корня». Чародеи якобы находили его в пещерах и заброшенных колодцах города. Приобретал этот корень «злую силу» после того, как призрак «сгинувшего во мраке» человека произносил над ним проклятие.
Никто из простых людей «подземельный корень» не видел. Ведьмы и чародеи продавали отраву из него уже в готовом виде.
Особо славились умением изготавливать яды из этого загадочного растения замоскворецкие колдуньи.
Николай Костомаров писал о них: «В самой Москве жило множество колдуний, и преимущественно в Замоскворечье.
Так, в первой половине XVII века там были известны женки: Улька, Наська Черниговка, Дунька, Феклица, Машка Козлиха, как видно из дела, возникшего в 1638 году по поводу подозрения в порче царицы Евдокии. Эти чаровницы предлагали свои услуги посредством наговоров над какою-нибудь вещью.
Таким образом, к московской чародейке Наське Черниговке прибегали женщины, страдавшие от побоев, которыми наделяли их мужья. Колдунья должна была „отымать серцо и ревность у мужьев“, а когда жены жаловались на „холодность мужьев“, приворожить их и отнять „серцо и ум“. Она наговаривала на соль, мыло и белила, приказывала женщине умываться мылом и белиться белилами, а соль „давать в питье и в естество мужьям…“
Конечно, колдуньи применяли в своей ворожбе и „подземельный корень“».
Существует ли он на самом деле? Один исследователь московских тайн еще в начале XX века высказал предположение, что «подземельный корень» – всего лишь давным-давно сгнившие остатки обыкновенного дерева: тополя, дуба, липы, березы, осины.
Загадочный народ
Замоскворецкая ведьма Феклица славилась своими знаниями подземного мира Москвы и умело применяла их в колдовстве. Ходили слухи, что она «зналась» с призраком «сгинувшего во мраке» и могла вызывать «Чудина-белоглазого», который поселился в московском подземелье еще со времен Ивана Грозного.
О «чуди белоглазой» упоминается в легендах, песнях, сказаниях почти у всех северных народов. Говорится о них и в летописях, официальных документах, многочисленных трудах ученых и в записках путешественников.
Известный русский историк и государственный деятель, сподвижник Петра I, Василий Никитич Татищев писал о народности «чудь»: «Имя сие сарматское, тут значит сосед или знаемый, русские во оное заключали Естляндию, Лифляндию, но после, оставя имя Чудь, все именовали Ливония. Оное положение, как видимо из древних северных и прусских писателей, задолго прежде Рюрика к Руси принадлежало…»
Татищев отмечал, что некоторые летописцы не очень хорошо понимали этнические различия финских племен и чудью называли и предков современных эстонцев, и многие народности, населяющие Беломорье и побережье Северного Ледовитого океана. Для жителей европейского и азиатского Севера всегда оставались загадочными племена, которые в старину именовали «чудь белоглазая», «чудь заволоцкая».