Семен снова вздохнул: видимо, вспомнил еще какие-то проказы мелких пакостников.

Этот заговор мне довелось услышать не только от «пещерника» из Марьиной рощи. Произносили его и тушинские, и пресненские старожилы. Но в какие времена появился заговор московских подземельных скитальцев, – никто из них не знал.

Так ли дословно звучал в старину этот заговор – не знаю. Но Семен-Мрак полагал, что люди еще в XIX веке его произносили, попадая в московские рукотворные и естественные пещеры.

В давние времена особенно «знались» с подземельями Первопрестольной колдуны и ведьмы с Пресни, Зарядья, Остоженки и Тушино. А еще ворожеи из того района, что в старину звался «Заморочные лазы». Находился он где-то неподалеку от современной Кропоткинской набережной.

Именно там якобы находились так называемые «предсказательные пещеры». В них московские колдуны и ведьмы отправляли понятные только им самим обряды. Подобные подземелья, как утверждают знатоки древних тайн, есть и в Алешкинском лесу, где-то на Воробьевых горах и в Лефортово.

Не всем открываются «предсказательные пещеры». Не каждого впустят в себя, не всякого – выпустят. Говорят, немало искателей приключений навечно заплутали в пещерах Алешкинского леса. Некоторые знатоки московских подземелий обвиняют в этом духов и всякую нечисть. Но и люди, по их мнению, отчасти виноваты. Поскольку в последние годы в Москве очень досаждают сказочным шоршунам и другим мистическим созданиям метрополитен, строители, диггеры, сотрудники спецслужб, коммунальщики, бомжи, любопытные авантюристы…

В общем, все те, кто будоражит подземный мир по долгу службы и просто так.

Московские поклонники мистики еще в девяностых годах прошлого века заявили о появлении в столичных «ходах-ходиках» каких-то неведомых «новых». Мало было городу старой нечистой силы подземелий! Что из себя представляют эти «новые», – даже знатоки московских тайн не могут толком объяснить. Но утверждают, будто шоршуны и так называемые «новые» иногда являются из подземелий на московские улицы.

Бродят они под разными личинами: то веселыми пьяницами прикинутся, то в стаю шумных ворон превратятся, а то и вовсе носятся по Москве в шикарных автомобилях. Видимо, и нечистая сила порой желает «оттянуться» от подземных забот. Лишь знатоки московских тайн распознают их при встрече и, как в старые времена, восклицают: «Ходики-ходики, темны переходики!.. Чур меня!.. Чур – меня!..»

… – А был как-то случай, – еще в середине пятидесятых годов, – когда один окаянный шоршун, дьяволенок эдакий, золотым самородком прикинулся, – продолжил свою историю подземельных странствий Семен. – Вынес я тот самородок на белый свет и – ошалел от радости: будто счастье на всю оставшуюся жизнь в руках держу. Нет, чтобы рот на молчок повесить, так стал трепаться направо и налево о находке. А на следующий день и началась свистопляска. Настучала одна зараза в милицию, и повязали меня. Прямо отсюда красноперые и увезли на рассвете… – Семен обвел рукой свою комнату.

– Ты хочешь сказать, что нашел самородок в московском подземелье? – удивился я.

– Ага, – кивнул Семен. – Где-то глубоко под Савеловским вокзалом. Там еще речушка очень быстрая пробегает. Даже специалисты о ней ничего не знают…

– Никогда не слышал, чтобы в московской земле золотые самородки попадались, – усомнился я.

– Всякое бывает, – уклончиво ответил Семен. – Еще не то люди теряли и прятали. К тому же здесь шоршун был замешан… В общем, в отделении стали меня шмонать, душу на гвоздь наматывать и грозить всеми карами. А самородка-то нет!.. Придраться не к чему… А я сам не знаю, куда он подевался. Хорошо помню – лежал «рыжий» в потайном кармане куртки, и вдруг – на тебе! – запропастился. Шут его знает, подумал: может, сперли, пока я отмечал в пивной дорогую находку. Бились-бились со мной красноперые, да и отпустили на волю. Только я от них за порог, снова сунул руку в потайной карман, а он, родимый, – на месте.

– Самородок?

– Ага…

– Откуда же он взялся? – Я недоверчиво покосился на собеседника.

Семен развел руками.

– А кто ж этих шоршунов поймет? Вытворяют, что хотят. Не стал я ломать голову, как такое получилось. Снова поперся в пивную: заливать радость, чтоб она не усохла. Там и услыхали залетные шакалы о моем подземельном фарте. Напоили, наугощали, как следует, и вынесли в темный закоулок. Обшарили – нет золота. Стали пытать, а я ничего поделать не могу: так они меня накачали.

На несколько минут Семен умолк. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку, будто вспоминал пережитое. Потом вдруг встрепенулся и снова заговорил.

– А когда я на следующее утро поднялся из грязи, да кровь смыл, первым делом решил отыскать шакалов залетных. Думал, отобью свой самородок, а эту падаль залетную порежу на ремни. Да куда там!.. Ни одной их поганой рожи не смог вспомнить…

Пока размышлял, что делать дальше буду, рука сама собой в карман потайной полезла… Мать честная! Самородок опять, как ни в чем не бывало, на месте лежит. Не успел обрадоваться – «воронок» подкатил! И опять меня – в околоток. И опять вопросы и кулаки под ребра… Обыскали – нет золота!

Снова я за порог, а самородок – на месте. И пошло как по кругу. Вползаю в пивнуху, а там уже другие залетные радостно встречают и угощают. И опять я не сдержал язык – расхвастался…

Семен усмехнулся, будто вспомнил радостные минуты.

– А когда в очередной раз очухался от мордобоя, осенило, кто надо мной злокозничает. Ясное дело – шоршун! Решил тогда побыстрее от золота избавиться. Но проклятое – есть проклятое… Ни один барыга не польстился на самородок. Уж я и так, и эдак… На полцены скостил… Втрое… Вчетверо… Не берут, заразы! Учуяли проклятие на рыжевье.

Швырнул я его сгоряча в речку Яузу. Прощай, золото!.. А через час-другой снова его нащупал в кармане. Вот напасть: не могу от шоршунова рыжевья отделаться – хоть тресни! Прихватил я тогда, – уже не помню, сколько, – водяры и отправился в подземелье, неподалеку от Савеловского вокзала, туда, где нашел проклятый самородок.

– А водка-то зачем? Горе или радость залить хотел? – поинтересовался я.

Семен взглянул в ответ насмешливо, будто изумился моей бестолковости.

– Дак, они же водяру жрать горазды. Самое надежное средство – чтобы откупиться от мелюзги пещерной. В общем, поладил я тогда с шоршунами. Золото вернул и думал: больше никогда ноги моей не будет в подземелье. Да куда там!..

Семен обреченно махнул рукой.

– Неделя не прошла – снова потянуло скитаться во мраке. Вот и маюсь. И будет моя подземельная маята длиться, пока не отыщу Алатырь-пещеру. Так мне предсказывали две ведьмы. Одна – с Пресни, другая – издалече, с реки Мезень.

– Про алатырь-камень слышал, а вот про пещеру с таким названием – никогда, – удивился я.

– Да я и сам о ней немного знаю, – ответил Семен. – Еще в детстве слышал – говорили старики, будто это наиглавнейшая пещера планеты. Уходит она от поверхности чуть ли не до самого ядра или центра земли. Состоит Алатырь-пещера из множества лабиринтов. А еще в ней есть какие-то пирамиды, но только поставленные вниз вершинами. Для чего они и как образовались, – даже старики не знают. Но говорят, что тот, кто одолеет все лабиринты и побывает в перевернутых пирамидах, – постигнет великие тайны мироздания, жизни и смерти.

– И ты мечтаешь это постигнуть? – Я насмешливо посмотрел на собеседника и подумал: «Сколько подобных легенд существует в разных концах света! И как же хочется человечеству постигнуть тайны мироздания, жизни и смерти…»