Особое внимание московским подземельям большевистская власть уделила еще весной 1918 года.

Руководители Чрезвычайной Комиссии и милиции докладывали советскому правительству об опасности, исходящей из «темного царства города». Так называли неофициально подземный мир Москвы.

В те времена, по разноречивым агентурным данным, в нем скрывались и находили временный приют от пяти до сорока тысяч дезертиров, беспризорников, жуликов, бандитов и даже контрреволюционеров.

А еще чекисты сообщали о тайных складах оружия и о сокровищах, спрятанных в подземельях столицы. Периодические облавы не приносили желаемых результатов. Преступники неплохо освоились во всевозможных пещерах, проходах, колодцах, лазах и вовремя скрывались.

По слухам, уголовники имели карту столичных подземелий. Она была составлена то ли в самом конце XIX, то ли в начале XX века юродивым Прошкой. Он более 30 лет обитал в «темном царстве города» и почти ни разу не выходил на «белый свет». Так, по крайней мере, утверждала городская молва.

Его карта в единственном экземпляре хранилась в Московском охранном отделении. Утром 2 марта 1917 года здание охранки, расположенное в Гнездиковском переулке, загорелось. В огне погибли картотеки секретных сотрудников, дела на революционеров и множество других важных документов. Среди них и карта юродивого Прошки.

В ходе следствия удалось установить, что руководитель Московского охранного отделения полковник Мартынов за день до поджога выплатил своим подчиненным двухмесячное жалованье и распустил их на неопределенное время, «до особого сигнала». Так в первые дни февральской революции сотрудники охранки «зачищали концы», уничтожали материалы о своей деятельности.

Спустя пару лет кто-то сообщил чекистам, что отдельные фрагменты карты юродивого Прошки имеются у писателя Владимира Гиляровского.

В то время «король московского репортажа» дядя Гиляй трудился над книгой «Москва и москвичи». Он писал о своих путешествиях по столичным подземельям: «…для рискованных исследований, побывал я в разбойничьем притоне „Золотая барыня“ за Крестовской заставой, и в глубоком подземелье заброшенного Екатерининского водопровода, и в клоаках Неглинки, и в Артезианских штольнях под Яузским бульваром…»

Увы, к разочарованию чекистов, никаких фрагментов карты юродивого у Гиляровского не оказалось. Может, сигнал «Ищите у дяди Гиляя» оказался ложным, а может, упрямый и непокорный писатель не пожелал выдавать документ непрошеным гостям.

А в начале двадцатых годов на Сухаревском рынке был задержан босяк, пытавшийся продать схему столичного подземелья. Кто-то подсказал чекистам, что это и есть часть карты юродивого Прошки. На схеме указывались не только тайные переходы, лазы, штольни, колодцы, пещеры, но и места, где в разные времена были спрятаны сокровища.

Чекисты взяли «в оборот» босяка. Тот упираться не стал и сразу сознался: карта липовая, «сработана» в подвале на Трубной. Подобных умельцы уже изготовили немало. А продают эти карты не только в Первопрестольной, но и в Париже, и в Берлине. После Первой мировой войны охотников до чужих сокровищ там оказалось много.

Трубная площадь

Подпольную мастерскую на Трубной тут же накрыли. Готовые к продаже карты изъяли. Вот только с изготовителями заминка вышла. Заверили они чекистов, будто планы московских подземелий они рисовали, чтобы разыграть своих приятелей. Но какие-то урки обчистили мастерскую и затем, очевидно, сами стали сбывать липовые схемы с указанием кладов.

В излишней доверчивости чекистов трудно упрекнуть, но тут они почему-то поверили умельцам с Трубной и отпустили их.

Даже в московских преданиях не упоминается, когда родился, как появился в Первопрестольной, почему ушел в подземный мир юродивый Прошка.

Рассказывали пресненские старики, будто он, ослепший после почти тридцатилетнего пребывания во тьме, вышел на поверхность где-то в начале Первой мировой войны.

Попросил юродивый – хранитель подземных тайн своих почитателей провести его по Москве.

– Буду прощаться с Первопрестольной, – заявил Прошка. – Три дня похожу, а на четвертый Господь приберет меня…

И шептались удивленные почитатели юродивого:

– Ишь ты, совсем слепой, а точно указывает, куда идти…

Подходил Прошка к стене монастыря, церкви или часовни и плакал навзрыд:

– Скоро напьется антихрист крови, погубит вас – и то, что на земле, и то, что под землей. И возликуют плясуны на гробах. И начнется на Москве маята, ибо нельзя отделять белосветье от тьмы, верхнее – от нижнего, ибо лишь вместе они – сущее… Рухнут храмы, замкнутся подземелья – обезумеет народ…

Слушали почитатели юродивого странное предсказание, но понять толком не могли. Тревожно становилось от его слов, а переспрашивать боялись.

Говорят, перед самой смертью Прошка несколько раз повторил загадочную фразу: «Каждый порушенный дом обрывает связь подземного мира с белосветным… Рухнут храмы, замкнутся подземелья – обезумеет народ…»

Не все было понятно в словах «подземельного» юродивого Прошки. Но в 20—30-х годах XX века, когда в столице началось массовое уничтожение архитектурных и исторических памятников, старые москвичи нередко вспоминали его пророчества.

Памятник Минину и Пожарскому на Красной площади

Действительно, «возликовали пляшущие на гробах». Радость от разрушения памятников звучала в выступлениях, в газетных статьях и даже в песнях и стихах той поры.

Некий Джон Алтаузен, обуянный духом сокрушения или выслуживаясь перед реководителями, писал:

С такими же «добрыми» мыслями к нашей стране, истории и культуре выступил в августе 1930 года в газете «Вечерняя Москва» В. Блюм: «В Москве, напротив Мавзолея Ленина, и не думают убираться восвояси „гражданин Минин и князь Пожарский“ – представители боярского торгового союза, заключенного 318 лет назад, на предмет удушения крестьянской войны…»

Демьян Бедный восторгался варварскими разрушениями в Москве

Увы, таких ниспровергателей нашей культуры, как Алтаузен и Блюм, были тысячи.

Восторгался варварскими разрушениями в Москве и обласканный Советской властью «агитстихотворец» Демьян Бедный: