Их считали колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и залежей руд, искусными кузнецами, ювелирами, строителями и целителями, добрыми или злыми чародеями и даже людоедами.

Путешественник и натуралист Иван Иванович Лепехин во второй половине XVIII века посетил многие уголки России. О загадочных маленьких людях Севера он писал: «У самоедов и других северных народов существуют предания о живущих под землей людях. Самоеды называют их сирты и говорят, что это народ, занимавший их страну раньше их и который после их прихода ушел в землю и живет еще там».

Другой исследователь Севера, Александр Шренк, в середине XIX века отмечал в своих записках: «…один самоед малоземельской тундры рассказал мне, что в настоящее время сирты живут под землею, потому что они не могут видеть солнечного света…»

Далее Шренк поведал, как этот самоед, то есть ненец, выкопал в холме яму и «…вдруг увидел пещеру, в которой жили сирты. Один из них сказал ему: оставь нас в покое, мы сторонимся солнечного света, который озаряет вашу страну, и любим мрак, господствующий в нашем подземелье; впрочем, вот дорога, которая ведет к богатым соплеменникам нашим, если ты ищешь богатства, а мы сами бедны.

Самоед побоялся следовать по указанному ему мрачному пути, а потому скорее закрыл вырытую им пещеру».

Во время моих экспедиций по скандинавским странам, по Беломорью, на побережье и островах Северного Ледовитого океана приходилось слышать немало сходных легенд о карликах.

У разных народов называются они по-разному. Общее в преданиях то, что все эти: «чудь белоглазая», «альбы», «цверги», «сирты», «мамонтовы людишки», «белые карлы», «пещерные чародеи», «хранители мрака» и т. д., – обладают непостижимой, волшебной силой и тайными знаниями.

В случае опасности они могут быстро уходить под землю и жить там среди несметного богатства: золота, серебра, мамонтовых бивней, какого-то загадочного «живого металла». Они умеют пользоваться огнем из недр, одурманивать людей, изготавливать лекарства и яды, принимать образы животных и растений, тумана, воды, камней.

О «чуди белоглазой» рассказывали, будто они могут создавать под землей так называемые «перевернутые пирамиды».

С помощью подобных сооружений карлики Севера якобы освоили неведомую обычным людям энергию и даже научились «вызывать в небе четыре солнца» и «заставлять шептать луну».

Зачем «чуди белоглазой» понадобилось аж четыре солнца, если большую часть жизни они проводят в подземелье, и для чего нужно, чтобы ночное светило «шептало»?

Ответы на эти вопросы я ни у кого не смог получить.

Давно известно: чем знаменитей человек – тем больше сложено преданий, былей и небылиц о его жизни и смерти.

Царь Иван Грозный – не исключение.

Кончину государя подробно описал Николай Михайлович Карамзин: «Крепкий сложением, Иоанн надеялся на долголетие; но какая телесная крепость может устоять против свирепого волнения страстей, обуревающих мрачную жизнь тирана? Всегдашний трепет гнева и боязни, угрызение совести без раскаяния, гнусные восторги сластолюбия мерзостного, мука стыда, злоба бессильная в неудачах оружия, наконец, адская казнь сыноубийства истощали меру сил Иоанновых: он чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года.

В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковию Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: „Вот знамение моей смерти!“

Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов, в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве…»

По слухам, жилье для северных предсказателей и чародеев было выделено вначале в Китай-городе, а затем – в Кремле.

Царский любимец боярин Богдан Яковлевич Бельский опекал их, ежедневно посещал и расспрашивал о небесных знаках, всевозможных чудесах, о болезни государя. Потом сказанное северными волхвами и колдунами передавал царю Ивану Васильевичу.

Каждый раз государь интересовался:

– А крепки ли в своих познаниях те чародеи-кудесники? Не лукавят ли? Всю правду ведают? Не скрывают ли чего? Не замышляют ли недоброе?..

– Зла не таят… Мудры, серьезны, прозорливы! – отвечал Бельский. – Вот только один попался неказистый. Малехонький – у коня под брюхом пройдет не согнувшись. И молчун к тому же. Зато бородища у него по земле волочится. Все чародеи речи мудрые глаголят, а этот ходит кругами по горнице, пол бородой метет и свистит.

– Где ж такого бестолкового отыскали? – удивился Иван Васильевич.

– Из-под Каргополя доставили, – пояснил боярин. – В тамошних лесах молодцы изловили. А сам он из «чуди белоглазой» происходит. Хотел, шельма окаянная, по их обычаям в землю уйти, да не успел. Молодцы проворней оказались – за бороду извлекли…

Как гласила молва, астрологи и волхвы предсказали день кончины Ивана Грозного.

Конечно, такое известие очень расстроило царя. О печальном прогнозе он приказал провидцам никому не сообщать, под страхом смерти.

Николай Карамзин, ссылаясь на современника Ивана Грозного, писал, что в роковой день царь повелел Бельскому: «„Объяви казнь лжецам астрологам: ныне по их басням мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее“.

Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи. Для больного снова изготовили ванну; он пробыл в ней около трех часов, лег на кровать, встал, спросил шахматную доску; хотел играть с Бельским… вдруг упал и закрыл глаза навеки.

…В сии минуты царствовала глубокая тишина во дворце и в столице: ждали, что будет, не дерзая спрашивать. Иоанн лежал уже мертвый, но еще страшный для предстоящих царедворцев, которые долго не верили глазам своим и не объявляли его смерти. Когда же решительное слово „не стало государя!“ раздалося в Кремле, народ завопил громогласно».

О смерти не каждого царя слагались народом песни. Иван Грозный был удостоен такой памяти. Эта песня о его кончине звучала на Руси вплоть до начала XIX века: