– Помнишь, ты мне обещал?

– Да, – ответил Иван, испугавшись черных глаз, смотревших на него.

– Там есть шкаф у стены! – сказал Петрович, и из-под простыни показалась его рука. – В нем есть какие-то лекарства. Они должны быть надписаны. Что там есть?

– Сейчас, сейчас! – проговорил Иван и тут же очутился у шкафа. Флакончики и коробочки действительно были подписаны. Иван принялся произносить их длинные и непонятные названия, иногда ошибаясь с ударениями:

– Иммидрол, сантипазол, что-то неразборчивое, галоперидол, лоликсин…

– Стоп! – приказал Петрович. – Вынь мне по две, нет, по три таблетки сантипазола и лоликсина.

Иван извлек из коробочек таблетки и подошел к Петровичу.

– Положи в мою руку, – сказал он.

Иван положил.

– А для чего вам эти таблетки? – спросил парень.

– Видишь, как я мучаюсь?

Иван кивнул.

– А эти волшебные таблетки помогут мне заснуть.

И вдруг Иван понял, о каком сне говорил Петрович, – и холодок пробежал по спине парня.

– Вы хотите?… – начал в смятении Иван.

– Не думай об этом. Я все сделаю сам. И… воды! Здесь есть где-нибудь вода?

Иван осмотрелся и сказал:

– Я вижу стакан. А воду можно налить из-под крана.

– Налей.

Пока Иван возился у раковины, медленно наполняя стакан тонюсенькой струйкой, чтобы не пробудить больничные трубы, которые очень любили фыркать, булькать и петь резонансные песни; Петрович засунул полуживой рукой в рот таблетки – и парень ничего не видел.

Стакан оказался слишком тяжелым для немощной руки Петровича, и поэтому Ивану пришлось лить воду в рот старика.

– Вода попала на подушку – нужно вытереть! – проговорил Иван.

– Не суетись и не волнуйся! – сказал Петрович и опустил голову на мокрое место. – Теперь это не важно.

Иван унес стакан и посмотрел на то, в какой жуткой позе лежал Петрович.

– Ну, иди, иди! – сказал тот. – А то сейчас придут эти черти…

Петрович сомкнул глаза.

Иван повернулся, направился к выходу, и вдруг услышал мужские голоса – в коридоре появились санитары.

– Осталось только перевезти больного обратно! – гулко сказал за дверью Феликс.

Иван понял, что попал в переплет. Его глаза судорожно пробежались по всей куцей комнатке: в шкаф со стеклянными дверцами не залезешь, под раковиной не спрячешься, темных углов и ниш в помещении не было. Только под свисавшими простынями кровати-телеги было место – и Иван забрался туда. Между колесными перекладинами, почти у самого пола, была приделана вещевая полка. Иван не отличался крупностью форм и потому с легкостью уместился на этой полке. Простыни полностью скрыли его.

– Ну вот! – в помещении раздался голос санитара. – Пока мы там работали – он тут мирно спал.

– Хочешь с ним поменяться местами? – спросил другой голос.

– Ни за что! – ответил первый.

– Везите его назад, ребята! – скомандовал Феликс из коридора.

На белом полотне простыней Иван видел лишь игривые тени. Сердце заколотилось так громко, что парень даже бредово подумал, что эти стуки выдадут его. Тележка дрогнула и медленно поползла. Иван услышал, как заскрипели колесики ножек.

– Что-то тяжелая она! – произнес санитар, толкавший сзади.

– Что, утомился мыть стены? – раздался впереди другой голос.

По поярчавшему свету, от которого тени санитаровых ног стали видны отчетливее, Иван понял, что тележку выкатили в коридор. Затем произошел резкий разворот – такой резкий, что парень чуть не завалился в сторону. Но все обошлось – и путешествие продолжилось. Сильно дрогнули передние колесики, перекатываясь через металлический порог, а следом дрогнули и задние. Иван почувствовал запах хлорки – и захотелось чихнуть. Но он сдержался.

И вот транспортировка кончилась. Сердце стучало в груди в бешенном темпе. Страхи с новой силой вцепились в Ивана.

– Раз, два, взяли! – раздался сверху всплеск голоса – и содержимое верхнего этажа было перенесено на кровать. Вместе с ним исчезла и половина платяной ширмы, скрывавшей Ивана. К счастью, она исчезла с той стороны, где никого не было.

– Тележку заберем завтра! – сказал санитар и зашагал прочь. Вскоре топот ног прекратился, и со щелчком закрылась тяжелая входная дверь. А затем погас свет.

"Господи!" – взмолился Иван, оказавшись в полнейшей темноте.

Когда стихли все звуки, просачивавшиеся из коридора, Иван приподнял рукой свисавшую простыню и выглянул – вокруг была тьма. Лишь тоненькая полосочка света лежала в щели под входной дверью, но полосочка эта была столь узкая и ничтожная, что никак не намекала крохами освещения на размер комнаты.

Продолжая паниковать, Иван отклонился в другую сторону – туда, где размещалась кровать, которую также не было видно, – и прошептал:

– Петрович.

Но Петрович не откликнулся.

Тогда Иван привстал и прошептал еще раз:

– Петрович!

И снова не было ответа.

Вокруг сделалось подозрительно тихо, Иван даже слышал, как что-то еле различимое пищало у него в правом ухе. Это был глюк сознания – ровно такой же, как и те серые точки и линии, что беспорядочно мерцали и мельтешили перед глазами, тщетно пытавшимися разглядеть хоть что-нибудь в окружающей обстановке.

Ощупав руками перекладины тележки и ножки кровати, Иван прикинул габариты мебели и привстал. Затем поерзал рукой по шершавым простыням, нащупал ребристое, похожее на скелет тело и снова прошептал:

– Петрович!

Но так и не дождавшись ответа, парень с усилием ткнул Петровича в бок – и опять безрезультатно. И лишь тихое сопение – Петрович дышал похрапывающими вдохами и долгими выдохами – говорило, что он был еще жив.

"Господи, что же делать?" – панически спросил Иван у собственных мыслей.

К этому времени зрение уже привыкло к темноте, и вокруг самым непостижимым образом начали вырисовываться осколки и черточки пространства. Вот здесь была кровать, на которой лежал Петрович, рядом покоилась тележка, у стены светилась узенькая щель. И вдруг Иван заметил сверху мерцающий, красный огонек, похожий на запятую. Парень сделал робкий шаг вперед – и запятая исчезла. Вернулся назад – и снова увидел сияющий знак препинания. Поперемещавши голову, парень понял, что огонек светился в вентиляционной шахте за прутьями решетки, которая и создавала эффект неожиданных пропаданий и появлений.

Иван пробрался к дальнему краю кровати – отсюда отверстие воздуховода краснело уже отчетливым троеточием. Также из этой диспозиции открывался вид на дверь, которая теперь была очерчена не только полосой у самого пола, но и через вертикальные щели просачивался малыми дозами коридорный свет.

Иван подошел к двери, пощупал ее – металл холодил пальцы, – попробовал открыть – но она была предсказуемо заперта.

Внезапно чихнул Петрович – Иван конвульсивно дернулся от неожиданности и замер. Когда наэлектризованные нервы разрядились, парень вновь услышал в тишине тяжелые и сопящие вдохи старика. А также далекие и мерные постукивания. И вдруг они превратились в шаги – в коридоре кто-то шел.

Иван настороженно вслушался. Потусторонний топот нарастал и вдруг смолк. А затем лязгнул ключ в замочной скважине.

"Господи!" – оторопел Иван. И в следующий миг входная дверь отворилась, и в черноту комнаты влилась полоса ярчайшего света. Иван прижался к стене. К счастью, он стоял в углу комнаты, где все еще сгущалась чернота, делая парня невидимым.

Вместе с полосой в комнату заглянула и тень какого-то человека. Она быстро росла, и в какой-то момент Иван увидел всплеск белого халата. Вошедший человек тут же направился к кровати Петровича.

– Так, так, так! – проговорил знакомый голос. Это был Феликс. Его широкая спина закрыла Ивану почти весь обзор в полосе света. Санитар наклонился к Петровичу и тихо пробормотал:

– Разве можно допустить, чтобы такая мерзость, как ты, могла находиться в чистой палате?

И затем Феликс смачно плюнул на пол. Иван окаменел и ссохся, словно плевок попал в него.