Парень привстал и на полшага выдвинулся из-за тумбочки.

"Наверное, где-нибудь там есть и справочник с кодами психических заболеваний", – подумал он, пытаясь разглядеть, что за тома покоились в чуланной могиле.

И вдруг, подобно сварочной вспышке, еще одно открытие дошло до Ивана: из замочной скважины торчала связка ключей. "Странно, – подумал парень, – все ключи одинаковые и их много!" А следом возник настырный вопрос: "Зачем?"

Слыша далекие голоса, среди которых отчетливо выделялся раскатистый бас Феликса, Иван осмелел настолько, что подошел к двери и протянул руку к ключам. Они, действительно, все были одинаковые. "Зачем?" – продолжал будоражить вопрос.

Ключи сидели на кольце из проволоки, и Ивану не составило большого труда снять один из них.

– Ай, не надо укола! – в воздухе раздался истерический плачь. А следом уши Ивана уловили уже не такие четкие и громкие слова:

– Спасибо тебе, Феликс.

Это был сигнал! Иван спешно спрятался за тумбочку. И сделал он это как нельзя вовремя.

Тяжелые шаги Феликса звучали почти так же гулко и ощутимо, как стучало в Ивановой груди взволнованное сердце.

– Тьфу! – воскликнул Феликс. Затворил дверь, звякнул ключами и снова зашагал. И уже на отдалении разразился его басистый голос:

– Ах, ты все здесь, неврастеник?! Ух тебе! Только попробуй кому-нибудь сказать, забодаю до чертиков!

– Да, котлета, – послышался в ответ жалобный голосок старика. А следом – неудержимый смех Феликса.

Но постепенно все стихло.

Однако Иван сидел в своем укрытии, крепко сжимая в ладони заветный ключ, и не решался покинуть спасительную тень тумбочки. И только когда затекли ноги, парень медленно поднялся, размял конечности, подобно домашней кошке, и зашагал вперед, стараясь выглядеть бодрым и смелым. Но, завернув за угол и обнаружив там прижавшегося к стене старика, растерял добрую половину своей показной смелости. Старик, увидев парня, вздрогнул и съежился. С печальным лицом Иван прошел мимо, еще сильнее сжав в руке ключ. Больше всего на свете парень боялся встретить за очередным поворотом массивную фигуру Феликса. Именно Феликс виделся Ивану самым непредсказуемым и опасным человеком из лагеря местных смотрителей.

И лишь дойдя до знакомой части коридора, где располагались палаты, и юркнув в тишину четырех стен своей казенной комнатки, Иван почувствовал неполное, но таки облегчение. "Господи, какое тут все поганое и ужасное", – подумал он и сунул ключ под подушку, извернулся рукой и пропихнул добычу в щель за наволочку. И на душе стало еще чуточку спокойнее.

Отлеживаться в палате было нельзя. Но только Иван вышел в коридор, как вдалеке услышал звуки скрипучей коляски и женские голоса.

– Так, этому пижаму не давать, а только поменять постельное белье, – проговорила одна женщина.

Другая же воскликнула:

– Ой, а тут пятно не отстиралось. Ну и фиг с ним!

Иван понял, что санитарки меняли белье по палатам, и потому быстро вернулся к себе. Вынул ключ из заветного места. Мысленно чертыхнулся. Выбежал в коридор и стал беспорядочно бродить взглядом по невзрачным окрестностям, пока не наткнулся на дверь в душевую комнату.

Внутри горела только одна лампочка, отмеченная красной буквой "А" на черном патроне. Белый кафель стен казался серым; густой, влажный воздух, заполнивший все душевые кабинки, просматривался через испещренные дырками фанерные дверцы вечерней теменью. Под раковиной умывальника Иван увидел вентиляционное отверстие, прикрытое ржавой решеточкой. Просунув туда ключ, Иван услышал тихий, еле неразличимый звук упавшего куска металла.

– Уф! – выдохнул парьен. Сердце неистово колотилось в груди, и ворчал набухший мочевой пузырь.

В полумраке большой ванной комнаты был и закуток с унитазом, прикрытый все той же дырявой картонкой, имитировавшей дверь. Иван даже не стал ее прикрывать, просто зашел, приопустил пижамные штаны, но избавиться от лишней жидкости не получалось, словно кто-то перекрыл краник. И парень ждал.

Тем временем санитарки со своей скрипучей коляской докатились до приоткрытой двери душевой комнаты. И затаившийся Иван мог невольно слышать всю их болтовню.

В коридоре, стоя рядом с тележкой, разговаривали между собой две женщины. Одна из них была сорокалетняя, полная дама с накрашенными яркой помадой губами, которые то и дело сворачивались в трубочку, выражая потаенное желание наплевать на всех и вся. Но женщина была опытная и всегда сдерживала себя от каких-либо действий, способных навредить ей самой. Она с высоты своих годов взирала на напарницу – молодую, светловолосую практиканточку, чьи голубые глаза жадно бегали, изучая неведомый уклад жизни больницы.

– Да брось ты выравнивать эту пижаму! – сказала старшая, видя, что практикантка пытается из синего комка, какой был извергнут стиральной машиной, сделать что-то похожее на рубашку.

– Но как же так, Наталья Ивановна?! – проговорила молоденькая девица.

– Поверь мне, они этого не заслуживают. Да и не заметят твоей заботы. Пижама: она и есть пижама! И, кроме того, Алена, запомни ты наконец: обращаться ко мне нужно только по имени. Никакого отчества! А врачей называй по фамилиям. И не забывай при этом говорить "доктор" – они это любят. А главврач у нас – так вообще профессор. Забыла, что ли, чему тебя инструктировали?

Алена растерянно кивнула и сказала:

– Игорь Пе… Игорь мне говорил это, но я не думала, что…

– А ты не думай! – перебила ее Наталья. – Думать должны они – мужчины. А нам надо их инструкции соблюдать.

– Да, но…

– Не спорь! Медицина, особенно психическая, – штука такая непростая. Тебе, Алена, еще нужно многому учиться. Смотри на меня и запоминай, что я делаю. А иначе вылетишь отсюда – и назначат тебя в регистратуру какой-нибудь заурядной поликлиники, и будешь ты весь день карточки в картотеке искать, да на дурацкие вопросы всяким старикам-маразматикам отвечать. Они тебя затерроризируют похлеще наших больных. Вот, поняла?

– Ну, поняла, – проговорила Алена.

– Давай, бери еще нижнюю часть пижамы и клади ее на стул, возле кровати. Я за тобой слежу!

Алена взяла в руки еще один синий комок и отправилась в палату. Наталья внимательно глядела через открытую дверь. И когда напарница вернулась, старшая ей сразу выпалила:

– А ты вообще видела, что стул в этой палате стоит не на своем месте? Что надо сделать в таком случае?

– Переставить, – проговорила Алена.

– Правильно. Теперь иди и переставляй!

Алена ушла и затем вновь появилась в коридоре.

– Так, дальше у нас идет палата номер семь, – сказала Наталья, – но мы ее пропустим, нам там делать нечего.

– Почему пропустим? – спросила Алена.

– Потому что! – ответила Наталья. – Ты на дверь посмотри…

– Она что, бронированная?! – воскликнула Алена.

– А знаешь, кто лежит за этой неприступной дверью?

– Наверное, какой-нибудь очень буйный пациент?…

Наталья, улыбаясь, проговорила:

– Нет, не угадала. Там лежит государственный преступник, которого положено охранять. Вот дверь его и охраняет.

– Правда? Ой, как интересно!

– А ты не радуйся. Демонстрировать свои эмоции, особенно смеяться над тупостью здешних больных, категорически нельзя: если доктор увидит – тебе как минимум замечание сделают. Особенно доктор Брюсер – тот еще фрукт, исповедующий праведную медицину. Поняла?

– Поняла, – кивнула Алена. – А как же больной из этой палаты обходится без свежего белья и уборки?

– Уборка там будет завтра, – сказала Наталья, вздохнув. – И завтра у нас здесь будет целый дурдом.

– Дурдом? – переспросила Алена. – А что это значит?

– Это значит, что больного на время очистительного мероприятия переведут в другую палату, а именно вон в ту, – она указала на невзрачную дверь маленькой комнатки.

– Да там даже замка нету! – воскликнула Алена.

– Ну, нету. И что с того?