Однако не все здешние обитатели были погружены в свои бессмысленные занятия. Один старичок с пронзительно голубыми глазами, неторопливо гулял среди кресел и стульев, изучая сидевших там людей. И, подойдя к Ивану, он остановился и принялся с нескрываемым любопытством рассматривать парня.

– А ты новенький, да? – спросил старик.

Иван побоялся что-либо отвечать – и потому обернулся и посмотрел на Феликса. Тот улыбнулся, подошел и развернул старика, дернув за тощие плечи и приговаривая:

– Ну, иди, иди! Вон там у Ольги есть интересная книга.

И старик, вмиг забыв о новеньком, зашагал ровно туда, куда его направил Феликс – к окошку местной библиотеки.

Теперь Иван наблюдал за санитарами, ходившими по периметру помещения, наподобие белых воронов с пронзительно-черными глазами. Но разглядывать хищные лица ему вскоре наскучило. И чтобы не возвращаться во вчерашний кисель собственных воспоминаний, Иван встал со стула и с опаской оглянулся – но вместо Феликса теперь сзади стоял другой санитар. Выдохнув с облегчением, Иван отправился медленным шагом. Шел он вдоль стены, держась подальше от центра зала, заполненного синими пижамами.

И вдруг Иван застыл, увидев привидение из прошлой жизни. Сначала парень не захотел верить своим глазам, но реальность оказалась той еще шутихой: в дальнем углу зала на одиноком стуле сидел тот самый подросток-граффитчик, что в субботу на ярмарке был схвачен полицией не без его, Иванова, участия.

Сделав еще несколько осторожных шажков, Иван остановился и снова взглянул на привидение. Подросток удрученно смотрел в пол и не видел Ивана. Тогда парень подошел еще ближе. И, наконец, был замечен.

– Ты? – почти воскликнул мальчишка.

– Ну, в общем-то, я, – ответил Иван.

– Так значит, сначала ты меня, а потом они тебя?! И в тот же псих-санаторий! Это смешно. Это реально смешно, чувак!

Иван ничего не сказал в ответ на эти слова.

– И что ты тут делаешь, чувак? – спросил подросток.

– Я пока и сам не понимаю, что здесь делаю.

Иван оглянулся на санитаров, но те явно не интересовались им, – и потому он сделал еще несколько шагов и приблизился к стулу, на котором сидел подросток.

– Тебя как зовут, герой? – спросил мальчуган.

– Иван.

– Блин, какое банальное имя! А меня – Алекс.

Подросток поерзал на стуле и продолжил говорить:

– Так за что они тебя сюда поместили-то? Ты, вроде, как помог им задержать меня – за это всякие благодарности полагаются… Ах, ну, да! Ты же отказался от премиальных! Уж не за это ли?

– Нет, не за это. Мое дело куда сложнее и запутаннее.

– Ну да, ну да: и ты сам не знаешь!…

– В общем, все так примерно и есть.

Алекс поднял руку и почесал затылок.

– А ведь я тут оказался, блин, из-за тебя! – сказал он. – Если бы ты тогда не встал у меня на пути, то все бы было в шоколаде.

– А кто стены портил? Вот если бы…

– Да ну тебя! Ты ничего не понимаешь! Еще читать нотации начни, зануда!

Алекс откинулся на спинку стула и скорчил на лице такую кислую физиономию, что Ивану даже захотелось рассмеяться, но он сдержался и лишь проговорил:

– Ведешь себя, как маленький ребенок.

Алексу эти слова не понравились.

– Да ну тебя! – обиженно произнес он. – Пошел отсюда. Не хочу с тобой больше говорить. Ты – сволочь и прихвостень полиции!

– Дуешься, значит, – проговорил Иван.

– Конечно, дуюсь!

– Ну, в таком случае, дуйся и дальше.

Иван развернулся и медленно зашагал прочь. У него была маленькая надежда, что Алекс одумается и окликнет его, но подросток остался сидеть на своем стуле в гордом одиночестве.

Через некоторое время Иван заметил, что санитары засуетились.

– Обед, обед! – радостно прокричал один из пациентов. И теперь волнение перекинулось и на людей в синих пижамах: они оторвали лица от своих дел и уставились на широкую, двустворчатую дверь. Она была точно такой же, как и та, что вела в коридор, но вместо прозрачных стекол в ее верхней половине были вставлены фанерные листы, окрашенные в голубой цвет. По всей видимости, там располагалась столовая. И через минуту Иван убедился в правильности своего предположения.

Санитары в столовую заводили пациентов по одному. Некоторых вели за руку, другим просто командовали идти. Иван и Алекс были в числе последних. Им обоим крикнул Феликс:

– Ребятишки, идите туда!

Алекс, который уже знал, что к чему, отправился сам. А вот Ивану Феликс сказал персонально:

– Иди за мной! Я тебе сейчас покажу, куда садиться.

Столовая оказалась широкой и длинной комнатой с кафельными стенами, чей цвет не поддавался точному описанию: в свете ламп он выглядел почти белым, в то время как в тени отдавал голубизной. Пол тоже состоял из плиток, только темных и серых.

– Вот твое место! – сказал Феликс и указал на деревянный стул.

Иван сел и придвинулся к столу.

В столовой было два длинных стола. Так получилось, что места Ивана и Алекса были напротив друг друга. Иван бросил взгляд на подростка – тот в ответ ему продемонстрировал еще одну кислую маску из своего актерского арсенала. На столе уже стояла в подносах еда и были разложены некрасивые алюминиевые ложки, но никто из пациентов к ним не смел прикасаться – очевидно, все ждали команду от санитаров.

Предлагаемая еда Ивану не понравилась сразу же: на тарелке покоилась кучка мелко, почти в кашу, перемолотого салата из моркови и коричневая капля кабачковой икры, в миске остывал суп непонятного содержания, а в прозрачном граненом стакане розовела жидкость с осадком на дне. Причем в разных стаканах этот осадок выглядел по-разному: в одних он был бурым, в других – красноватым, подстать жидкости, в третьих его было много – чуть ли не пол-емкости. Иван констатировал, что на самом дне его стакана еле заметно желтели мелкие песчинки. В стакане Алекса было примерно то же самое.

– Приятного аппетита и можете начинать! – громогласно объявила толстая женщина в белом, правда, немного заляпанном халате. Она улыбалась и наблюдала, как пациенты, дружно взявшись за ложки, принялись черпать кашицу салата и отправлять себе во рты.

Иван схватил ложку и принялся ей разрыхлять салатную кучку, ища признаки подложенных туда измельченных лекарств. Но ничего особенного в сочной красной массе так и не нашел. И стал не спеша есть. На вкус салат был явно лучше, чем выглядел. И жевать его не было нужды – он словно таял во рту.

Соседи Ивана оказались смирные и аккуратные люди, а вот с противоположной стороны стола разместились совсем не тихони. Один мужик нервно водил ложкой в своем супе и скреб о дно тарелки. Рядом сидел старик с очень приветливым и озорным лицом и после каждой проглоченной порции салата старался рыгнуть – и в большинстве случаев ему это удавалось. Другой старик периодически изображал пукание, подскакивая на стуле и вибрируя высунутым языком.

Алексу такое соседство однозначно не нравилось: он косо поглядывал на стариков с таким видом, что был готов вмиг распрямится, подобно пружине, стукнуть кулаком по столу и сказать полоумным кривлякам все, что он о них думает, но нависшая сзади сила в виде белых санитарских халатов удерживала его от опрометчивого поступка.

Справа от Алекса сидел мужик лет сорока с круглым розовощеким лицом и взлохмаченными волосами. Было в нем что-то феликсовское. Закончив салат, он пододвинул к себе миску с супом и принялся опускать в жидкость ложку и поднимать ее, при этом что-то неразборчивое бормоча себе под нос. С каждым разом его ложка двигалась резче, и вскоре капли начали разбрызгиваться по окрестностям. Конечно, до Алекса они еще не долетали, но подросток напрягся всем телом и приготовился к худшему. Розовощекий пациент и не думал прекращать свою бурную деятельность. Но громогласный санитар окликнул его:

– Гоша, спокойнее!

И тот сразу утих, прекратил брызгать супом – и теперь лишь кругами водил ложкой в миске. Но Алекс на него все равно поглядывал с опаской и неприятием.