— Уплыл? — сказала девушка.

— Сначала на боку долго лежал. Очумел на веранде за ночь. Потом встрепенулся — и от берега. Все же вернулся, поглядел на нас такими забавными глазами, дал круг — и в глубину.

— Ты ведь не жил здесь тогда, — сказала девушка.

— Да. Я тогда учился уже, заочно, а тут столяром работал. А жил-то я в деревне раньше, за Волгой. Сено косил, пахал. С матерью мы жили. Колодец был у нас. Помню, на хутор к нам девушка одна зашла. Заезжая. Туча большая в небе стояла. Такие тучи у нас перевалами называют.

— Перевалами?

— Да. Потому что стоит-стоит, а потом куда-нибудь перевалится. И девушка к нам на хутор пришла из-под тучи. И чуть в колодец не улетела.

Андрей сидел на корме, девушка сидела на самом носу лодки. Весла лежали на бортах. Девушка руки заложила за голову. Так они сидели вдалеке один от другого, а лодка покачивалась с кормы на нос.

— Ты полюбил ее? — спросила девушка.

— Я бы ее полюбил. Таких я тогда еще не видел.

— Что же вам помешало?

— Да ничего особенного. У нее жених оказался. И приехал.

На пригорке в усадьбе начал бить колокол. И каждый удар колокола уходил в свою особую сторону. И далеко уходил он, и пропадал в своей стороне навсегда. На усадьбе вспыхнул огонек. Вспыхнул и погас. И опять вспыхнул.

— Няня со своей лучиной, — сказала девушка.

За Маленцом опять послышался голос:

— Значит, поедешь скоро, — сказала девушка задумчиво.

— Не хочется мне уезжать, — сказал Андрей. — Давай поедом вместе.

— Я никуда не могу отсюда уехать, — сказала девушка и положила руки на колени.

— Поедем.

— Нет. А тебе ехать надо.

— Мне здесь так спокойно. — Андрей нагнулся и зачерпнул за бортом пригоршню воды.

Выпил воду.

Девушка тоже зачерпнула пригоршню за другим бортом. Тоже выпила.

— Теперь тебе уже не будет спокойно, — сказала она грустно.

— А тебе? — сказал Андрей.

Низкая тьма облаков рассеивалась, и в небе начали проступать, звезды. Заметно холодало.

— Там, на усадьбе, в доме окна большие, — негромко заговорила девушка. — Ночью встанешь у окна при таком разливе, а звезды все по воде рассыпаны. А зимой в камине гудит, и мороз на стеклах, и половицы поскрипывают.

По голосу чувствовалось, что девушка думает совсем не о том, о чем говорит. По разливу ходило течение. Оно развернуло лодку и медленно понесло по кругу.

— Теперь ты будешь счастливым, но жить тебе тревожно станет. Хотя ничего бояться не будешь, — сказала девушка.

— Не буду я счастливым.

— Ты помни обо мне, — сказала девушка. — Конечно, — сказал Андрей.

— Ты меня не забывай, — сказала девушка.

— Как же я тебя забуду? — сказал Андрей.

— Ты полетишь куда-нибудь?

— Не знаю.

— Если ты куда-нибудь полетишь, то обязательно обо мне помни. А я в это время буду о тебе думать. И мне за тебя будет страшно.

Девушка села на весла и начала грести. Она гребла и говорила, как бы размышляя вслух:

— Теперь ты будешь счастливый. Это делает человека неподвластным. Человек ничего другого просто уже не видит. Ему можно отпиливать руку, а он будет петь. И все станут думать, что он сошел с ума. И жалеть его станут. И бояться. Но ты этого не бойся, ты-то станешь сильным.

— Я все это время был счастливым, — сказал Андрей. — И сейчас я счастливый. Только мне тревожно.

— Не нужно сейчас тревожиться. — Девушка положила весла на борта. — А то, что ты был счастлив… Это просто так. Это еще не совсем счастье. Это — только начало. Ты был спокоен, и тебе казалось, что ты счастлив. А счастлив ты будешь тогда, когда не сможешь найти себе места. Но не заметишь счастливости. Ты помни обо мне, — попросила она еще раз.

Лодка подходила к берегу. Там, на горе, светились окна. Воздух сделался холодным, и ярко сияло электричество.

— Здесь, на горе, живет забавный человек, — сказала девушка и вздохнула. — Он себе кухню летнюю во дворе поставил. Ради шутки написал на ней: «Харчевня». И русалку нарисовал. Теперь ему беды хватает. Туристы, как придут, надпись увидят и валят. А дверь закрыта. Шум туристы поднимают, книгу жалоб требуют. Заведующего ищут. А ему это нравится.

— Я знаю, — сказал тихо Андрей.

— Я знаю, что знаешь, — сказала девушка.

Лодка подошла к берегу и въехала на траву. Девушка сошла на берег. Она отошла на несколько шагов и остановилась к лодке спиной. Андрей вытащил лодку далеко на сушу. Девушка продолжала стоять. Андрей подошел к ней и осторожно тронул за плечо. Девушка обернулась, приподняла руки и приблизила их к Андрею ладонями вперед. Андрей тоже поднял руки и приложил свои ладони к ладоням девушки. Ладони девушки вздрагивали, и Андрей увидел, что она плачет. Девушка плакала, но не опускала лицо.

— Иди, — сказала она быстро и пошла к лесу.

Андрей зашагал в гору.

— Андрей! — крикнула девушка из лесу. — Андрей!

И Андрей бросился на крик. Но услышал громкий бег. И уносился бег по лесу все дальше и дальше.

Андрей вернулся к дому. Начинало светать. Рассвет был хорошо заметен, потому что небо уже стояло чистым. И румянился легкий морозец. В комнате соседа гремел приемник. Андрей прошел к себе, не раздеваясь бросился на постель. Он заснул мгновенно.

Но во сне Андрей почувствовал тревогу. Будто стоит он на краю света…

Андрей проснулся и вышел на крыльцо. Сосед ходил по своему огороду, хозяйственно рассматривал грядки, держал в руках лопату и бодро напевал. Приемник в его комнате пел, и гремел музыкой телевизор. Возле крыльца валялась на земле маленькая ветка яблони. На ветке съежились распустившиеся и убитые морозом цветы.

Андрей вышел за калитку и направился на горку. На горке шумели сосны, а тени их длинные ложились далеко вниз, до самой воды. Разлив был громаден. Из Маленца на широкое течение разлива выносило лед. Течение кружило его и несло. И Андрей увидел на разливе небольшую льдину, а на льдине стоял человек. Человек стоял в коротком светлом пальто, на голове трепетал синий платок. Человек пристально смотрел со льдины в сторону горки.

— Ау, — тихо сказал Андрей.

Человек поднял руку и стал махать ему оттуда, с самой середины разлива.

— Ау, — сказал Андрей.

Человек снял с головы платок и стал махать платком. Льдину кружило и уносило все дальше. Скоро льдина совсем пропала из глаз.

И Андрея охватило неистовое беспокойство. Он побежал по горке. Потом остановился. Потом опять побежал. И остановился снова. Ему стало казаться, что со всех сторон на него смотрят. И зовут разными голосами. Смотрят рядом и смотрят издали. Зовут из-за леса и зовут из-за горизонта. Андрей стремительными шагами спустился с горы. Он шатал сильно и твердо. Он прошел мимо соседа, мимо дома, мимо поселка.

Он шагал через лес к автобусной остановке. В лесу гремела весна. Андрей шагал и почему-то все повторял слова, которых раньше никогда не слышал и не видел и даже не подозревал, что могут быть они на свете:

— И теперь, когда роса уже высохла на тропинке, я прикладываю ладонь к земле и долго слушаю удаляющееся тепло шагов этой замечательной девушки, которой мне больше никогда не придется увидеть.

1970 г.

В деревянной мельнице, ветряной, высокой, ветер не то что пел, а как бы размышлял вполголоса. И мельница вся похрустывала, поскрипывала и вздрагивала, словно хотела сорваться с места и пуститься полем через рожь, по ее серебряным волнам, и — в лес, по лесу — к берегу, и — дальше за Иртыш.