— Чушь!

— Суровая правда. Вам не убить Деймоса, прими это как данность. А если он узнает о ваших замыслах, то просто уничтожит. Прощай.

— Побежал доносить своему хозяину?

— Нет, что бы тебе не хотелось обо мне думать, — холодно обронил Фуар и покинул покои брата.

Тренировки не прошли даром, и принц сумел сохранить невозмутимое выражение лица и не выдать испытываемых чувств. Во всяком случае, при брате. И его уход не походил на бегство.

Но это вовсе не значило, что Фуару было так уж легко. В груди ныло, словно у него только что наживую вырезали часть сердца. Хотелось, как в детстве, забиться в угол и разрыдаться, но он вырос и все-таки повзрослел, вот только поступить по-мужски не получилось. Не биться же с братом, в самом деле! И разве он не предполагал возможность подобного развития событий?

Наверное, отец его и понял бы, но он мертв, а братья… Иногда сложно судить, чего они хотят больше: смерти тирана или его, Фуара, смерти. Он помнил, как горячо братья уговаривали его пожертвовать собой, а не просто отправиться с Деймосом в качестве «залога мира».

Вместе с этими воспоминаниями пробудился и холодный, липкий страх. Не за себя, за Деймоса. Фуар понимал, что братья так просто не отступятся.

Конечно, царь вовсе не невинный агнец, но он стал так дорог Фуару! И он ведь не угрожает стране, народу. Все решено. А войны… они были всегда. Это ведь не преступление, любить? Он же любит, а не оправдывает все действия царя.

Фуар редко признавался в своих чувствах к Деймосу даже себе, но сегодня было не до недомолвок. Правда, все равно душа разрывалась между долгом и чувствами, и этот страх…

Бежать, жаловаться Деймосу было как-то не по-мужски, и сразу вспомнились горькие слова брата. Фуару, как никогда, нужен был совет и, чуть поколебавшись, он отправился к залу святилищ.

Принеся жертву на алтарь Зевса, он, как можно более кратко, мысленно изложил свою просьбу. Огонь взвился высоко и ярко. Видимо, жертва оказалась угодна богу. Вот только ответа не последовало.

Принц уже собрался покинуть святилище, как воздух задрожал, и в самом темном углу появился призрачный образ той самой жрицы из древнего капища. Она посмотрела на Фуара, как на любимого внука, и сказала:

— Не у тех богов просишь.

— А у кого нужно?

— Неважно. Их давно уже нет, имена даже с камней стерлись.

— Как же…

— Ты давно услышан богами и выбрал верный путь. Хватит отваги пройти до конца — и Деймос переродиться.

— Как?

— То удел богов.

— Но что мне делать сейчас?

— Не лгать себе и не сомневаться в сердце.

Видение развеялось, оставив бледного и дрожащего Фуара. Давно ему не было так не по себе. Он словно почувствовал дыханье из могилы.

Едва снова почувствовав ноги, принц поспешил вон из святилища и почти по пояс высунулся в ближайшее окно, жадно хватая ртом напоенный дождем воздух.

Сейчас воздух пьянил лучше всякого вина. Едва принц успел подумать, что все-таки следует отыскать Деймоса, как за спиной раздался такой родной уже голос:

— Ты что, порешить себя решил таким экзальтированным образом?

— Нет!

От неожиданности Фуар и в самом деле чуть не выпал в окно, но был схвачен за пояс крепкой рукой и втащен обратно. Принц даже пискнуть не успел.

— Что-то случилось? — нахмурился царь. Конечно, от него не утаилась ни бледность, ни взбудораженность любовника.

— Не совсем, — Фуар вовсе не намеревался лгать, но царь был в сопровождении Геллы и еще двух соратников, не при них же.

— Ладно, потом поговорим, — видимо, Деймос подумал о том же. — Идем, нас ждет обед.

Собственно, ждал не только обед, но и вся семья Ласнара и Онара, встречавшая их накануне. Старшего сына Ласнара по-прежнему не было.

Трапеза прошла весьма напряженно. Братья Фуара то и дело бросали на него и на царя странные взгляды, и если Деймос оставался невозмутим, как скала, то принцу под таким пристальным вниманием кусок в горло не лез.

Пару раз во время еды Ласнар попытался продолжить разговор, видимо, прерванный незадолго до этого, но каждый раз царь довольно грубо его прерывал, завершив обед ледяной фразой, что он все сказал по этому вопросу, и хочет не слова слышать, а видеть действия.

После этой короткой тирады, царь встал из-за стола и увел за собой всех своих людей, ничуть не заботясь о том, как это может быть воспринято. Деймоса вообще не волновали подобные мелочи.

Фуар ожидал, что царь продолжит свои дела, но вместо этого он, наоборот, отпустил Геллу и воинов, а сам вместе с принцем направился в сторону их покоев.

Первое, что сделал царь, оставшись наедине с Фуаром, — это снял корону, которую теперь носил почти не снимая.

— Жутко неудобная вещь, — прокомментировал Деймос, бросая статусное украшение на постель. — Но как аргумент действует безотказно.

— Все так плохо? — Фуару захотелось прикоснуться к царю, даже поцеловать, но пока он еще воздерживался от таких порывов, словно стесняясь демонстрировать свою заинтересованность, которая теперь присутствовала почти постоянно.

— Да нет, могло быть и хуже. Но гонор некоторых поражает! У вас с Лансаром точно одни и те же родители?

— Мы же похожи, — сорвалось с языка принца.

— Внешне, допустим, но в остальном… Будет и дальше мнить себя всемогущим правителем — плохо кончит.

Фуару в пору было возмутиться или как-то заступиться, но он лишь понурился, и почти сразу царь дотронулся до его подбородка, заставляя посмотреть на себя, и спросил:

— Да что с тобой? Ты какой-то смурной.

— Ну, почти то же, что и с тобой. Некоторое разочарование в родственниках.

— Рассказывай, — велел царь, притягивая парня ближе к себе и хлопнув рядом по кровати, на которой сидел, чтобы Фуар последовал его примеру.

Принц повиновался и, отведя взгляд, начал рассказ. Он просто не мог и дальше держать это в себе. К тому же следовало предупредить.

Деймос слушал молча, не перебивая, и лишь когда любовник закончил, протянул:

— Вот, значит, как. Любопытно, хотя и ожидаемо.

— Ожидаемо?

— Конечно. Мои лазутчики не даром едят свой хлеб, да я и сам вижу. За этот год братья не присылали тебе никаких… весточек?

— Нет… Нет! Я и не думал, клянусь!

— Ш-ш, — рука царя сжала плечо Фуара. — Что ты так взволновался! Я и не думал обвинять тебя в чем бы то ни было!

— Правда?

— Фуар, никогда тебе не стать хладнокровным убийцей. У тебя все на лице написано.

— Прости…

— Глупости. Этим ты мне и нравишься. Думаешь, у меня недостаток убийц?

— Нет, но…

— Не старайся себя переломить.

— А то, что сказал Онар? Я ведь и, правда, получаюсь предателем…

— Я уже говорил, да ты и сам утверждал, что больше не принадлежишь этому миру. Так что не все ли равно, что о тебе думают?

— Все-таки братья…

— Но то, что ты тоже их брат, их не остановило от столь резких предположений и коварных замыслов. Поверь, я достаточно разбираюсь в людях, чтобы сказать, что они еще не раз попытаются использовать тебя.

— У них не выйдет, — нахмурился Фуар.

— Горячность и опрометчивость тут плохие советчики.

— То есть? Ты хочешь…

— Нет. Но, если ты хочешь предупредить их возможные намерения, резкий отказ заставит их замолчать, но вовсе не оставить замыслы. Понятно? Я вовсе не хочу, чтобы ты следил за братьями. Соглядатаев у меня тоже хватает. Просто прояви осторожность и осмотрительность.

— Я постараюсь.

— И выкинь из головы чувство вины. Твои братья фактически отправили тебя на верную смерть. Не забывай об этом. Не оставь ты попытки покушений — я бы тебя убил, — слова прозвучали почти буднично, а царская рука скользнула по спине Фуара, где под рубахой прятались многочисленные шрамы. Напоминание, которое будет с принцем до конца жизни.

На этот раз Фуар даже не вздрогнул. Вернее, вздрогнул, но по другому поводу, и поспешил уткнуться лбом в плечо царя, в очередной раз подумав, что тот прав. Похоже, братья и, правда, его уже похоронили. И любая их идея в первую очередь станет форменным самоубийством.