— Как это?

— Ну, в общем, я получил его приказ.

Фуар вспомнил рассуждения царя о том, что не приставить ли этого молодого воина к нему, пока не поправиться. Похоже, Деймос решил так и сделать. Но лучше уточнить, поэтому принц спросил:

— И что же царь приказал со мной сделать?

Эол вытаращился на парня, потом ответил:

— Ничего. Ну… иногда приглядывать.

— Понятно.

Хотелось немедленно отослать молодого воина, но с другой стороны, возможно, помощь ему и не помешает. Еще долго Фуар будет слишком слаб для чего бы то ни было, а вдруг кто-то захочет ему отомстить за смерть Ункаса? Принц еще недостаточно разбирался в тонкостях местных законов и обычаев.

Пока Фуар думал об этом, Эол беззастенчиво его разглядывал, а потом спросил:

— А это правда царские покои?

— Да.

— Хм, — вопроса, почему принц обретается здесь и, более того, в царской постели, не последовало. Вместо этого Эол проговорил: — Я слышал, что царь лично заботиться о тебе, чего никогда не было раньше.

— Я не знаю, что было раньше, я здесь меньше года.

— Правда? Я думал, больше. Хотя да, с последнего большого похода года не прошло.

Больше «неудобных» вопросов не последовало ни сейчас, ни впредь. Эол то ли сам понял, что не стоит, то ли подсказал кто. Честно говоря, Фуар вздохнул с облегчением. Во-первых, он не горел желанием рассказывать молодому воину об особенностях своей жизни, а, во-вторых, неприятности из-за излишнего любопытства могли возникнуть и у самого Эола.

В целом «компаньон» принца оказался неплохим парнем. Пусть порой резким и кровожадным, но он же воин. Так что они стали если не друзьями, то приятелями.

Но главным в жизни Фуара по-прежнему оставался царь. Парень окончательно запутался в их отношениях, но это не мешало ему каждый вечер с нетерпением ждать прихода Деймоса. Страх и ненависть остались где-то в прошлом, и расстояние между Фуаром и царем неумолимо сокращалось. Причем даже в буквальном смысле: сам того не ведая, каждую ночь принц придвигался все ближе и ближе к Деймосу. Спать приходилось на животе, чтобы не тревожить спину, но все равно Фуар умудрялся как-то подлезать под царскую руку. Тот ничуть не возражал, и при этом ни разу не задел затягивающихся ран.

Но чем ближе было выздоровление принца, тем страннее он себя чувствовал. Не физически, морально.

То, что ранее поутихло, отошло на второй план из-за других забот, теперь вернулось сторицей. А Фуар начал было забывать, какого это: разрываться на части.

Но даже самые страшные раны не могут заживать вечно, настал день, когда принц встал с постели, а потом и начал выходить из покоев. Первый раз, когда он оказался на улице, Фуар запомнил надолго.

Эол, теперь почти неотступно находившийся рядом, не позволил ему выйти одному, а Фуар, которого уже достала собственная немощь, был согласен на что угодно, лишь бы уже, наконец, выйти.

Рана на спине еще то и дело давала о себе знать, но этап первых шагов был уже давно пройден, поэтому передвигался принц довольно сносно. Правда, оказавшись на улице, Фуар в первую минуту подумал, что задохнется от свежего воздуха, наполненного запахами травы и распускающихся деревьев.

— Ты устал? — тотчас подскочил Эол.

— Нет. Совсем нет. Просто, оказывается, наступила весна.

— Ну да, — пожал плечами молодой воин.

В первый раз долго гулять не вышло. Уже после получаса на свежем воздухе Эол стал уговаривать принца вернуться в замок, к тому же мигом позже они столкнулись с царем.

Деймос, видимо, приехал из города, так как во дворе оказался разгоряченный, на не менее разгоряченном коне. Жестом отпустив сопровождавший его отряд, царь спешился и направился к Фуару и его «компаньону».

Эол почтительно склонился, принц же ограничился кивком. Спина бы ему не простила обычного приветствия.

— Вижу, ты сегодня совсем молодец, — усмехнулся Деймос, благо хлопать принца по спине не стал. Иначе бы он тут прямо и лег.

— Мне получше.

— Вижу. Раз можешь выйти на улицу, то пора кончать держать тебя в спальне. А то забудешь, с какой стороны меч держать.

Фуар смущенно отвел взгляд от таких речей, на что царь расхохотался и велел обоим следовать в замок следом за ним. Подошло время трапезы.

Хоть силы уже были на исходе, принц решил не уходить в царские покои, а остаться в замке со всеми. Разубеждать его никто не стал, равно как и на место подле царя не претендовали.

Во время еды принц не раз ловил на себе изучающие взгляды, но, вроде, ненависти и жажды мести в них не было, или намерения тщательно скрывались. Кажется, кое-кто просто думал, что он умер или изувечен.

Был для Фуара и еще один неприятный момент: царь отнюдь не обделял вниманием Эола, и это было неожиданно неприятно. Нет, Деймос вовсе не позабыл о нем самом, но… Это «но» и не давало покоя Фуару.

Небольшой мирок принца грозил в очередной раз превратиться в ад. Спросить царя напрямую не позволяла гордость, а догадки и косвенные доказательства были отнюдь не в его пользу.

Последней каплей стал запах. Когда однажды царь пришел поздно, чтобы заснуть рядом с Фуаром, принц почувствовал запах Эола, исходящий от Деймоса. Воображение тотчас достроило картину, от которой стало очень горько.

Ведь полагалось радоваться, что царь, наконец-то, увлекся кем-то другим, но Фуар не мог, просто не мог. Он ревновал. Ревность жгучим кольцом сдавила грудь, порождая множество упреков самому себе. Окончательно примеряя с реальностью, заставляя перестать лгать самому себе.

От всеведущего царя не утаилось состояние Фуара. На второй день весьма беспокойного сна парня и весьма понурого днем, Деймос спросил:

— В чем дело? Спина беспокоит?

— Нет, — Фуар порадовался, что в сумраке ночи в царских покоях можно скрыть выражение лица.

Как выяснилось, не от царя. Тот снова спросил:

— Тогда в чем причина твоего столь… странного поведения?

— Ни в чем, — снова попытался солгать Фуар, но в следующий миг царь навис над ним, придавив к постели и прошептав:

— Не лги!

Только вот шепот был почти ласковым, от чего мурашки по телу побежали, делая постыдное соблазнительным.

Все мысли стремительно пытались покинуть голову Фуара, но царь все еще ждал ответа, не стремясь менять столь удачной позиции. В конце концов, собрав остатки храбрости, принц очень тихо проговорил:

— Наверное, мне лучше вернуться в свою каморку.

— С чего вдруг?

— Ну… я выздоровел, и уже не холодно… — Фуар старательно отводил глаза, хотя, находясь лицом к лицу с царем, это было не легко.

Когда вместо ответа последовало молчание, Фуар на миг подумал, что ему поверили, но вдруг Деймос склонился еще ниже, носом проведя по щеке строптивого принца, и проговорил:

— Я чувствую ложь и… ревность. Да, это именно она. Забавное чувство для того, кто меня ненавидит.

— Нет! — слово само вырвалось вместе с шумным вздохом.

— Нет? — внимательные глаза всмотрелись в лицо Фуара.

— Я… я не ненавижу тебя.

— Не ненавидишь? — царь словно пробовал это слово на вкус. — Только не ненавидишь?

С каждой минутой отвечать было все труднее, а этот вопрос и вовсе загнал принца в тупик, заставив покраснеть. Но в этот раз, кажется, царю и не нужен был ответ.

Улыбнувшись одними уголками губ, Деймос снова склонился над парнем, но не слова стали продолжением, и прикосновение губ к губам. Они ведь уже целовались несколько раз, но сейчас все ощущалось как-то острее, или царь стал меньше церемониться, поняв, что его не отвергнут, что его желают…

Даже под страхом смерти Фуар не смог бы признаться в этом своем желании вслух, но, похоже, царь и не нуждался в словах, к тому же находясь в столь… тесной позиции он вполне мог чувствовать обоюдность желания.

Поцелуй пьянил лучше всякого вина, несмотря на то, что Фуар пару раз укололся об острые клыки. Кажется, легкий привкус крови лишь раззадоривал Деймоса. И лишь чуть отстранившись, чтобы глотнуть воздуха, принц почувствовал, что руки царя вовсю орудуют под его рубашкой.