После первого убийства Щен получил первый «подарок» царя. Он отселил питомца в отдельные «покои» в преддверье своих — крохотную каморку даже без окна, где почти ничего, кроме узкой кровати, и не помещалось. Но и это казалось Щену шикарным, он даже не задумался, что подобный дар может быть вовсе не бескорыстным, что царь просто счел излишне опасным дальнейшее столь близкое соседство.

Да, Щен стал силен, безжалостен и беспощаден, но все еще боялся царя и покорялся ему. Служил. В парня, как в собаку, вбили понятие «хозяин», а также преданность и осознание того, что он в полной власти царя. Сам Щен предпочитал не задумываться об этом.

Новый виток судьбы не означал, что Щен перестал попадать к врачевателю. Эрн лечил раны, полученные в боях и схватках и очередные последствия «наказаний». Последних стало меньше с некоторых пор, но они приобрели большую жестокость. Словно каждый раз царь старался выбить все сомнения относительно того, кто тут хозяин.

А Эрн раз за разом выхаживал Щена, словно для врачевателя не было безнадежных случаев. И не просто выхаживал, но и разговаривал, утешал по возможности. Наверное, он был единственным, кто осмеливался обнять Щена и крепко держать, успокаивая, если того били судороги или лихорадка. И эти прикосновения рождали в парне щемящую тоску, но, ни за какие сокровища мира он бы не отказался от них.

Иногда Щену казалось, что за всем этим скрывается нечто большее, но он не понимал, что именно. А едва ему исполнилось шестнадцать, как царь завел новую «традицию». Как только Щен возвращался от Эрна, ему в каморку приводили женщину для утех.

В первый момент парень даже испугался, и девице пришлось все взять в свои руки. С самого детства Щен не знал ни ласки, ни нежности, в него вдалбливали лишь жестокость, и нет ничего удивительного в том, что и в этом деле чувств не было, лишь звериная похоть и очередное подчинение желанию царя.

Со всеми этими женщинами Щен делал то, что от него ожидали, не зная другого обращения, и не понимал, что постепенно у него что-то умирает внутри. Его личность, чувства, желания — безжалостно уничтожались воспитанием царя.

Прошло девятнадцать лет с тех пор, как царь забрал Щена. Парню теперь было под тридцать. Солидный возраст для того времени, и выглядел Щен так, что мало у кого повернулся бы язык назвать его парнем. Суровый воин с убийственным холодом в глазах, всюду сопровождающий царя.

Вот и сейчас они бок о бок ехали по извилистой горной дороге. Щен не спрашивал — куда. Его это не касалось. На битву или с дружеским визитом — ему все равно. Как прикажут — так и будет.

Как выяснилось, путь лежал к древнему капищу. Когда Щен увидел вырубленный в скале храм, то в нем шевельнулась тень узнавания. Неужели он был здесь когда-то? Стоило переступить порог, и он вспомнил. Именно здесь произошел поворот его судьбы. Щена аж передернуло, но он приложил все силы, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица.

Жрица появилась, словно из ниоткуда. Щен тогда не очень ее запомнил, но, вроде, она не очень изменилась. Кажется, она не испытывала особого восторга по поводу визитеров, скорее даже наоборот. Лишь кивнула царю, проговорив:

— Ты снова в нашей обители, Каледон.

— Да. И ты знаешь, зачем, жрица.

— Отмеченный выжил? — кажется, женщина удивлена, хоть лицо ничего не выдавало, больше походя на маску, чем на что-то живое.

— Да, как видишь. Теперь дело за тобой. Сделай, что должно.

— Покажи мне метку.

Лишь взгляд царя, и Щен покорно опустился на колени, склонив голову. Царь собственноручно снял ошейник.

Жрица подошла ближе и провела над затылком парня раскрытой ладонью. Легкое мерцание, и женщина в ужасе отшатнулась.

— Что ты увидела там? — потребовал ответа царь.

— Смерть.

— Тем лучше. Значит, будет отвечать своему предназначению.

— Глупец! Ты не понимаешь, что за этим может скрываться!

— Тебе не испугать меня детскими сказками. Соверши обряд, женщина!

— Нет, я не возьму ЭТО на себя! — почти с ужасом ответила жрица.

— Ты должна! Ты связана обетом! — было видно, что царь в ярости и едва сдерживается, чтобы не схватить строптивую жрицу за горло.

— Не тебе напоминать мне о моих обетах, Каледон! Я не возьму это на свою душу. Не хочешь внять предупреждению — твое дело. Хочешь совершить обряд и заполучить Пса — что ж, вперед. Я тебе для этого не нужна. Тот, предыдущий, сможет все сделать сам.

— Клянешься?

— Да. А теперь, прошу, покинь мою обитель.

— Что ж, хорошо. Так даже лучше.

— И все же, на твоем месте я бы трижды подумала…

Царь лишь отмахнулся, застегнув ошейник на шее Щена и веля тому следовать за собой.

Жрица лишь покачала головой, провожая их взглядом. Гордец считал, что способен своей силой и жестокостью приручить смерть. Но ручной смерти не бывает.

Всю обратную дорогу до замка царь был по-обычному мрачен. Щен то и дело ловил на себе его тяжелый, изучающий взгляд. А первым же вечером по возвращении царь уединился с Щеном в своих покоях, выставив всех и приказав немедленно позвать целителя.

В душе Щена зашевелилось недоброе предчувствие, но он старался не подать виду, сохраняя невозмутимое выражение лица. Если царь что-то заметит — будет только хуже.

Эрн явился в своих обычных длиннополых одеждах с капюшоном, скрывающим лицо. Поклонился царю и замер в ожидании. Тот жестом велел подойти ближе, затем проговорил:

— Можешь снять с лица эту тряпку. Здесь нет лишних глаз и ни к чему эта таинственность.

Целитель покорно откинул капюшон, а Щен подумал, неужели тот скрывал лицо по приказу царя? Но его мысли оборвал приказ:

— Щен, сними с себя доспехи и одежду.

Руки взметнулись к креплениям еще до того, как разум уяснил приказ. Эту науку в него вбили крепко — выполнять приказ царя с полуслова, каким бы он ни был. Подчиняться ему на уровне инстинктов.

— Что скажешь, Эрн? — поинтересовался царь, указывая на парня. В его словах явно имелся двойной смысл. — Как он тебе? Нравится, каким он стал?

— Не могу предположить, причем здесь мое мнение. К тому же я не раз имел возможность изучить его во всех видах, когда лечил от ран и переломов.

— Только ли лечил? — хохотнул царь. Кажется, гневный взгляд целителя развеселил его еще больше, так как он продолжил: — Ну-ну, неча в меня молнии взглядом метать. Или думаешь, что я ничего не знаю?

Щен еще никогда не видел такого холодного, просто мертвого выражения на лице Эрна, но царя оно, похоже, не удивило, и что еще более поразительно — не разозлило. Хотя вряд ли кому другому он бы спустил подобное с рук.

— Но, может, это все и к лучшему, — рассуждал царь. — Ты ведь знаешь, что я ездил в храм. Догадываешься, зачем?

Эрн метнул быстрый взгляд на Щена, потом снова на царя и коротко кивнул.

— Я рассчитывал на действия, но получил лишь слова. Так вот. Ты должен будешь провести обряд над Щеном. Тот самый обряд, — подчеркнул царь.

— Нет! — воскликнул целитель, отшатнувшись. Ошеломление и ужас плескались в его глазах.

— Да! Таков мой приказ!

— Нет! Нет! Достаточно того, что я…

Слова были остановлены звонкой пощечиной. Рука у царя была тяжелой, и Щен испугался, что он просто челюсть сломает такому хрупкому на вид Эрну, но тот лишь пошатнулся. Быстрый кончик языка подхватил капельку крови из уголка рта, но и только.

— Неблагодарная тварь! — вот теперь царь был в ярости. — Ты забыл о своем долге? Забыл о моем снисхождении? Ты должен совершить обряд! И все, что потребуется сверх того… Ты сделаешь это?

— Да, — вымученно, словно что-то сломалось в Эрне от слов царя.

— Хорошо. Тогда забирай его.

— Но это не сразу делается.

— Знаю.

— Мне потребуется полторы луны, никак не меньше.

— Пусть так, — кивнул царь, и уже Щену: — Все это время Эрн распоряжается тобой. Ступайте.

Парень быстро накинул одежду, сгреб в охапку доспехи и оружие, Эрн снова спрятал лицо под капюшоном, и они стремительно вышли. Никто не желал оставаться у царя дольше необходимого. До самых покоев целителя оба хранили молчание. Вошли, Эрн закрыл дверь и как-то устало прислонился к ней. Щен так и застыл посередине комнаты, не сводя с него глаз. Но врачеватель не стремился начать разговор. Молчание становилось все тягостнее, пока парень не спросил: