83. «В пустыне снов твоих безликих…» В пустыне снов твоих безликих Взойдет ее суровый лик. Сверкнут очей сверлящих блики И встанет вехой каждый миг. Всю быстротечность, мимолетность Скует ее подъятый перст. В обмане канет беззаботность Тоску врачующих невест. Но в час нещадный вновь засветит Забытой сказкой неба твердь, — И сны былые сердце встретит, Пытая жизнь, пытая смерть. 84. «Вот жизнь твоя! По этим коридорам…»
Вот жизнь твоя! По этим коридорам Пройди! Влюбленный в гул своих шагов, Достигнешь храма. Возликуют хоры, Твоих приветствуя рожденье снов. И там умрешь. Одни твои моленья, Твой тихий мир, твой голубь оживет. И в очи синие взойдет твое прощенье, И в очи черные твое прощение взойдет. Восстанут дни, улыбчивы и милы, Тебя терзавшие под гул твоих шагов, — Восстанут вновь, склонившись у могилы, В сияньи трепетном тобой рожденных снов. СТИХИ ВАРШАВА, 1933 Дмитрию Владимировичу Философову 85. «За окном — за синей льдиной…» За окном — за синей льдиной, За покоем снежной дали В робком свете книги синей Зори вечные звучали. Он пришел — о боль свершенья! В белом облаке метели. Я не верю в привиденья, Но шаги прошелестели. Встал в сторонке, точно нищий, Весь в снежинках — в звездной пыли. Тени строгие кладбища На лице его застыли. Я молчала. Скорбь иная Мне открылась в этом миге. Отступая, замирая, Я замкнулась в синей книге. 86. «Испепелить, испепелить…» Испепелить, испепелить И эту маленькую ложь — И он не сможет больше жить… Испепелить!.. Испепелить!.. «Люби меня!». — Могу жалеть. «Люби меня». — Нет… умереть Мне было б легче, чем любить! Испепелить!.. испепелить!.. 87. «Над садом старинным я помню звезду…» Над садом старинным я помню звезду, Печального детства светило, И девушку помню, и — в сонном пруду Ее голубую могилу… 88. «Цвела весна и гроздья золотые…» Цвела весна и гроздья золотые… Леса звенели шепотом тугим, И вдоль полей в пространства ветровые Шел от земли творенья терпкий дым. О мудрости, о вечности, о Боге Твои слова вещали в тишине, И проросла в глуши земной тревоги Томленья боль о небывалом дне. 89. «Туда, туда — в безликий тлен…» Туда, туда — в безликий тлен. Избыть столикой жизни плен, Избыть себя, свой дух, свой прах, Свою истому, боль и страх. И нежность разлюбить: твое Полузабытое лицо. 90. «Чей это гроб туманят свечи…» Чей это гроб туманят свечи Слезами тусклого огня? Чьи это призрачные речи Встречают призрачно меня? И эта песнь… Взмахнув крылами, Умчался в небо душный свод. И веет древности веками Надгробной мудрости полет. Своя ли боль, иль боль чужая? Целую бледное чело. О гроб великий! даль ночная! Предельной тишины русло! 91. «Не трубы прогремят, не тру-…» Не трубы прогремят, не тру- бы озарят тревогою тот день. На восковые скованные губы Возляжет траурная тень. Тот пепел, нацелованный же- стоко и ласкою и му- ками земли, Расскажет вам, что я избыл все сроки И все повинности свои. Варшава, 1934 КАМНИ… ТЕНИ… СТИХИ ВАРШАВА, 1934 92. «Я живу в тени камений…» Я живу в тени камений. Над камнями всходит день. Над камнями всходит тень. И молчат в тени камений Камни… Тени… Камни… Тени… И в подспудной мгле томлений — Там, где каменно стучит, Там, где каменно молчит Сердце, тень среди камений, Среди теней монолит — И в подспудной мгле томлений Над камнями всходит день. Над камнями всходит тень. И молчат в тени камений Камни… Тени… Камни… Тени… 93. «У смерти моей голубые глаза…» У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И снова склоняюсь над сонной межой И гасну, опутан лучами; И долгий как вечность, как вечность пустой, Мой сон потонул за мирами. |
