36. «У смерти моей голубые глаза…» У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И вижу я снова таинственный пруд, В дни жуткого детства знакомый, — И гаснет бессильно домашний уют В зазывах нездешней истомы. 37. «Как в этот танец не поверить!..»
Как в этот танец не поверить! Ее огнем не запылать?.. Три ночи плакал я… Три ночи Томили сны меня. В пунцовой мгле, где розы жар, — Мне снилась окрыленность ног… В пунцовой мгле, где розы жар, — Я жизнью танца жил. Кто боль свою, как сказку, любит? Кто любит сказки стройных ног?.. Три ночи плакал я, три ночи — В пунцовой душной мгле. 38. «Заря взмолилась: — о, прости!..» Заря взмолилась: — о, прости! Мне снов твоих не донести… — И, сняв пурпурный свой наряд, В объятья кинулась наяд. А он таил в душе обет, — Всегда дитя, всегда поэт. К утру взломали дверь друзья: К нему пришла его заря. 39. «Долинам темных песнопений…» Долинам темных песнопений — Вершины заревой крови. Потокам слез и вожделений — Твой сон, о таинство любви! Мечта ли гордо вознесется, Взойдешь ли в сказочную дверь, — Ожесточивши выю, бьется В тенетах страсти злобный зверь. 40. «Я отдал всё: всю радость вдохновенья…» Я отдал всё: всю радость вдохновенья, Всю силу знойную томлений молодых. Я отдал всё… и преданный тобою, Я растворился в песне и затих. Я как волна к ногам твоим склонился И как волна низвергнут в бездну вновь, — Но в звуках трепетных, молитвою венчанных, Струится и кипит моих желаний кровь. 41. «Высоко взмыла жизни грязь…» Высоко взмыла жизни грязь И флейты вешние безмолвны. О, как бледна разлуки вязь!.. И все пути во мгле бескровны. Житейской грязи поклонюсь Страданьем памяти нетленной. Тебе единой помолюсь, Тебе единой и презренной. 42. «Мы все — идущие по комнатам…» Мы все — идущие по комнатам, Мы все — поющие стихи. Лишь ты одна, лишь ты бездомна там, И за окном шаги твои. И видишь ты наш круг медлительный, Скелетов праздный хоровод: Наш дом живой, наш дом пленительный Твоим очам — могильный грот. 43. «Еще над павшим тайна не витает…» Еще над павшим тайна не витает, Еще не умер он. В моей руке чуть никнет меч И кровь моя кипит над холодеющею кровью. В алькове ты… Зовешь… Что в голосе твоем? Краснее крови, Ярче смерти Твое ложе. 44. «Я приходил для ветхого забора…» Я приходил для ветхого забора, Для каменно-надменных ступеней. Сгущались тени древнего собора И становились всё длинней. И вновь во власти мрачных суеверий, В преддверьи вечной тишины, — Я слушал звуки скорбных повечерий, Печальный зов погибших без вины. 45. «В комнате так тихо, тихо так, тик-так…» В комнате так тихо, тихо так, тик-так… Что за птица виснет? Чучело никак. Страшен клюв орлиный, но безжизнен взгляд. Спи же, царь крылатых! Шах царю и мат! В комнате так тихо, тихо так, тик-так… А за дверью крики, брызжет красный флаг. То орлы свободы в славный бой летят. Шах царю бескрылых! Шах царю и мат! 46. «Твои шаги на склоне дня…» Твои шаги на склоне дня Ложатся вешними садами… Твои шаги, о тихая моя, Твои шаги над белыми цветами. Кладбище звуков оживил я вновь Всей дрожью наболевшей раны. Цветы в росе… цветов коснулась кровь… Как эти капли тяжелы и пьяны! Твои шаги вокруг меня Ложатся вешними садами. Чей это голос, радостно звеня, Чей чуждый голос меж цветами? 47. «Вино цвело, сжигая слезы…»
Вино цвело, сжигая слезы, И на пушистые ковры Бросали мы любви занозы, Любовь кидали на ковры. Знобя одежды, мы плясали… Казалось, — сердце не болит. О, как мятежно мы ступали По ранам млеющих обид! То память жадная кивала Сквозь брызги арф и звоны труб, И в ласках женщин скорбь дрожала, Как чаша сонная у губ. |
