134. «Я у стола, непризнанного Богом алтаря…» Я у стола, непризнанного Богом алтаря, Где ум сгорал и сердце в муках задыхалось, В бореньи изнемог… Скончалась ночь. Горит заря. И ветр в окно летит. Метет крылом усталым. Убить себя? Иль в лавку побежать за табаком — Не разберу. Дышу… Дышу… И засыпаю! Но сердце вновь: как стану жить людским, незрячим днем?.. И слышу плеск и вижу взлет воздушной стаи. Взлететь? О, если б можно вздыбить лоно бытия И разбросать судьбы бесчувственные звенья! Но ты, судьба, не можешь быть иною. Ты — земля. И в мудрости всеутишающего тленья — И смерть и жизнь, две тени без лица, подруги две Объемлют мир, в моей сдружились голове, Толкаемой, как все, к суровому пределу. И служат общему досмысленному делу. 135. «О, тишина, о, веянье миров…»
О, тишина, о, веянье миров, Давно померкших и гонимых Пустот зиянием. Шатание гробов В провалах бездн неисчислимых. Ни шороха, ни мысли, ни лица… Круженье или тень круженья. Безликой тьмы — без меры — без конца Безликое предназначенье. Но где-то там — нигде и никогда — Сквозь мрак гробов бежит мерцанье, Но где-то там — нигде и никогда — Мечта влачит существованье. И снятся ей цветущие миры, Дневных лучей ликующее благо И зори тихие… Извечный сон зари Над тьмы безмерным саркофагом. 136. «Я сердце нежностью великой…» Я сердце нежностью великой Обременил. Закрыл глаза. С ночного горестного лика Скатилась черная слеза. И вновь, и вновь дурман клубится В моей душе, в чужой стране. Неповторимое мне снится, Свиваясь музыкой на дне. И там на дне — в теплице боли, — В плотском предчувствии глухом, Какая глубина неволи За неразгаданным стеклом! Но меркнет, остывает тело. Восходит день, и не пойму, Чего оно во тьме хотело, Зачем противилось уму. 137. «Черней твоих воскрылий нет…» Черней твоих воскрылий нет. И взгляда нет темней. И как загадочен привет Влюбленности твоей. Целуешь шторы у окна. Испепеляешь дверь. Всегда одна… Обречена… Всегда в кругу потерь… И в час вечерний, час немой, Ложишься ты у ног, Чтоб, позабывшись над тобой, Я встать уже не мог. 138. «Я ждал тебя. И вечер лег…» Я ждал тебя. И вечер лег Молчаньем у порога. В окно дышал безликий Бог. Цвела моя тревога. Широкодумным взмахом крыл Взошла душа ночная. Я книгу мудрую открыл, В пыли луча читая. Мне стала явной глубина Печали и познанья. Любовь всегда обречена. Любовь всегда посланье. 139. «В провале тьмы тугая огненная нить…» В провале тьмы тугая огненная нить — Пронзает свист ночное тело леса. То птице велено тревогой сторожить Всё то, чему нет имени и веса. Как лес ночной — душа… Кто отличит волну, Дрожащую в ущельях тьмы безликой? Я дрожью сердца воскрешаю тишину, Дневного шума заглушаю крики. 140. «Туда, туда, в безликий тлен…» Туда, туда, в безликий тлен, Избыть столикой жизни плен. Избыть себя, свой дух, свой прах, Свою истому, боль и страх. Избыть обеты, робость зорь, И маму детских лет, и корь, — Свою болезнь за полумглой, Свою мечту, что за стеной Весь мир узором оплела И кладом в тишину легла. 141. «За окном, прободая кусты…» За окном, прободая кусты, Незаметная вьется дорога. Я уйду из своей пустоты, Я уйду из звериного лога. Это жуткое тело мое, Плотское души одеянье, Я оставлю… И сбудется всё, Что не сбылось в телесном скитаньи. 142. «Великая радость во мне…» Великая радость во мне. Великая нежность. Без злобы Стихаю в преддверии гроба. Что было, всё было во сне… Великая радость во мне. Протянуты руки вдоль тела. Как жертвенный плод, ты созрело В тяжелой своей глубине — Великая радость во мне. О, ночь!.. Только ночь без просвета. Не надо ни мук, ни обета, Ни звездного чуда в окне… Великая радость во мне. 143. «Ты вся зеленая, крепчайшая весна…»
Ты вся зеленая, крепчайшая весна, Испившая все буести пространства. Но сердце жжет пустынная страна Несбывшихся и невозможных странствий. Ты — тело юное… Горячая трава… О чем поют два трепетных уродца? Сокрылись глубоко и там видны едва На дне, в окне, светлейшего колодца. О нежности… Когда, как гимн, жестокость И в порах тела — ливни и грома. О вечности… День всходит быстроокий, Мгновенный день… А вечность — смерти тьма. Гори! Горчайшей не проси пощады! О казнях вспоминай! О, вспомни душный крик, Сгоравших на кострах… и ту прохладу, Когда, теряя кровь, бледнеет гордый лик. |
