3. «Кого любить… Кого щадить…» Кого любить… Кого щадить… В своем окне стоит убийца И света лунного крупицы Сплетает в жалящую нить. Порвать, порвать, а то задушит. Изнанка лжи всё та же ложь: В несуществующую душу Безликим телом упадешь. Пощады нет… Увы! Пощада — Всегда и мудрость и порок. И нет развязки той шараде, Которой разрешить не смог Никто… никто… Кого любить… Кого щадить… Кого ни спросишь, Тот сам ответ, иль нет вопроса: Кого щадить? Кого любить? 4. «Глотая жуткую отраву…»
Глотая жуткую отраву, Свивая рифмы скучный жгут, Я расскажу о снах, о славе, О позабытом в пять минут. Я расскажу о синей птице, О девушке в туманной мгле, О черных птицах, о блудницах, О наслажденьи на земле, О тошнотворном, об избитом, Чего не стыдно и не жаль… О, воскреси мою молитву! О, пощади мою печаль! Пылят вселенские колеса, Земля и я идем вослед За гробом небывалых весен И за Тобой, которой нет. 5. «Меня, меня — во всем параде…» Меня, меня — во всем параде — Из башни, где возжен завет, Меня из таинства ограды Под площадей глумливый свет. Меня в ветра, на воздух колкий, — Меня, мое, всего ль меня? Вдруг с запыленной черной полки — Меня, мудрейшего меня. Но я бегу… И снова в башню Над головами поднят мост: Я возвращаюсь в мир бесстрашный — На перезвон, на долгий рост. И снова за оградой слово В покое, где возжен завет, Где взято всё из тьмы земного Под тайный, слишком яркий свет. 6. «Чего, чего не скажешь словом!..» Чего, чего не скажешь словом! Но между словом и тобой Всегда явление готово Внести раздор и перебой. Предстанет ли во мгле явленье, Оно всегда, всегда темно. И лишь в поэта вдохновеньи Горит — на миг озарено. И заколдовано и тесно Тугое лоно красоты. И мир вещей, наш мир телесный, Молчит в провале пустоты. Всё пусто, всё кругом безбожно, Всё ложно, только вымя слов Нас кормит ласкою тревожной Непостигаемых основ. 7. «Душа… да это кот наплакал…» Душа… да это кот наплакал И лапкой струны потрепал, И где-то бубенец прозвякал, И кто-то жизнь свою отдал. Зачем? Ах, как прелестны розы И как умильно строг забор! И кто сказал — в тоске склероза — Что есть паденье и позор? Но я не верю, нет, не верю Кошачьей лапке и слезам. Я по себе доверье мерю, Я верю крысам и мышам. Они со мной играют в прятки. Им жуть мила. Им смерть страшна. Душа… да вот ее зачатки: Подполье, ночь и тишина. 8. «И зонт внутри солидной палки…» И зонт внутри солидной палки, И зажигалка-пистолет, И на моторах катафалки Всему блистательный ответ: Моей беспомощности странной, Моим аффектам и тоске, И серой скуке первозданной, И мертвой туше на лотке, И женской нежности курносой… Зачем курносой? Ах, затем, Что даже дым от папиросы Нужнее скорби и поэм, Что где-то желобком полночным Стекает грусть, стекает грусть, Затем, что верю всем заочно И ложь их знаю наизусть. 9. «Душа мечта, а тело — бредни…» Душа мечта, а тело — бредни… Но мясо есть. Но мясо есть Привычны мы, придя с обедни, Обеда соблюдая честь. Мясная честь — до гильотины, До женских бедер… Обождешь Еще недельку в карантине И примешь всё. И всё поймешь. Мясная мудрость… Что за блюдо? И что сереет за столом? Не что, а кто — мясное чудо — Анатом с вилкой и ножом. И всё же ветер забиякой Весь день, всю ночь горазд трубить, Забыв про козни Пастернака, Что есть душа, что надо жить. 10. «Не элевзинский мир подземный…»
Не элевзинский мир подземный, Где в темноте так ярок свет, Не грозный, ноуменально темный, Непостигаемый завет, А просто Бог. И просто тело. Земля. Трава. Небесный свод. О, вечный сердца оголтелый, Паденью равный перелет. Есть простота для тех, кто тайну Пока отставил в уголок, Вкушая каждый день пристойный Пшеничный кованный паек. И неизбывна власть канона: Лишь поищи — и обретешь Для мира внешнего законы И для себя святую ложь. |
