13. «Коснулась тонкими перстами…» Коснулась тонкими перстами Неведеньем сомкнутых вежд. Ныряла в трепете одежд, Как мотылек меж лепестками. Всю ночь виденьем смутным рея, Она взошла его зарей, — И вспыхнул сумрак золотой И умерла души лилея. 14. «Где ночь любви истомного испанца…» Где ночь любви истомного испанца Из струнных вздохов, стонов кастаньет? Верни устам всю опьяненность танца, Медвяных чар рассыпчатый букет… Но девы стран мечтательно суровых, Но белый мрамор в тоге тополей Избегли чар зноящего покрова. О жало тихое иных ночей! 15. «Она улыбнулась сквозь сон моряка…» Она улыбнулась сквозь сон моряка, Как смерть — в приближеньи своем далека. О быстрые травы и сонный погост! О сердца больного мучительный рост! Она улыбнулась… Но кто воскресит Всё то, что душа безнадежно хранит? Так мертвой былинки страдавшую нить Вселенскою волею не оживить. 16. «И вот сорвал я покрывало…» И вот сорвал я покрывало… Огнем сонаты озарен, Предстал ты в муке пьедестала — На буднях воскресенья сон. За ложь твою тебя пытаю, За возвышающий обман: Какому ты был близок раю? Где сих созвучий мирный стан? Живи! Хочу, чтобы глумились Рукоплесканий мотыльки. Чтоб звуки пламенно роились, Сердец и струн кляня тиски. Чтоб скорбью страстного финала Ты пробудил мишурный зал, — И снова шорох покрывала О вечной грани прошептал. 17. «Был грустен дня осенний склон…» Был грустен дня осенний склон И ночь была, как лед. Я задремал под перезвон, Струившийся с высот. Но глас небес был зов могил: Стеснилась хладом грудь, — И снилось мне, что я свершил Последний в жизни путь. 18. «Я помню мир вне красных ожерелий…» Я помню мир вне красных ожерелий Твоих соблазнов, женщина, твоей тоски. Я помню… Я забыл… в чаду твоих камелий Как дни темны, как ночи праздно глубоки! Где жизнь — борьба? Где смерть в ночном забрале? Где тайны вещие? Где мой пытливый ум? Я помню… Я забыл… И воля так устала. Я жду… Я уловил одежд влекущий шум. 19. «Опять кругом одни виденья…»
Опять кругом одни виденья Моих обманчивых очей. Опять над бездной разрушенья Навис огонь тоски моей. Я не хочу приять молчанье Немой грозящей пустоты. Я не могу… Мои страданья — Загробной вечности цветы. Повсюду суета бескрылья И вехи зыбкие крестов, И злая жадность от бессилья У водопоя мертвых слов. Всю жизнь я ведал лишь утраты, — Иссяк весны столикий сон. Но в скорби вечного заката Новорожденья чую стон. 20. «Неведенья слезы и руки как лед…» Неведенья слезы и руки как лед, Влекущий, как розы над омутом, рот. Стихийных волений змеящийся круг, Грозы полыханье и птичек испуг. И ты, что так долго таил и хранил Для страсти единой свой девственный пыл, На выси мгновеньем одним восхищен, — Томиться по высям навек осужден. И слезы, и клятвы, и руки как лед, Как розы над омутом, млеющий рот. Но тайна изжита и дверь отперта, — И старой шарманки гудит суета. 21. «О вечный гнет ненужных слов!..» О вечный гнет ненужных слов! Молчанье было б так приветно. Но как раскинут вещий кров Над тишиною безответной! Слова, постылые слова, Слова забытого значенья, Полуистлевшая трава В саду весеннего томленья. И робкий вздох, и крик души Язык-могильщик поджидает… — Так всё, рожденное в тиши, В шумливом слове умирает. 22. «Последний час, час осиянный…» Последний час, час осиянный, Мерцанье снежной тишины, И дальний зов благоуханный: — Прости несбывшиеся сны! — Последний час, мой час прощальный… Склоненность скорбного лица, И рядом Властный, Изначальный И Осиянный до конца. 23. «Где ты, мазурка бравурная…» Где ты, мазурка бравурная, В экстазном декольтэ? Я внес всю радость лазурную В мой шепот: Enchanté. И был я тогда просительный И робкий паладин. О, времени шаг медлительный! О, северный наш сплин! |
