— Да нет, спасибочко, — рассеянно протянул Севка. — Я, так сказать, не понимаю и не умею играть современную увеселительную музыку. По-моему, в ней нет души.

— Ты упрямый и с тобой трудно, — обиделся Казбек. — Крупные деньги сами плывут в руки, а ты не хочешь пощипать гитару.

— Да нет, спасибочко… Зачем, ну скажи мне, зачем играть то, к чему не лежит душа? Об этом не буду больше говорить, начинаю волноваться…

Вот такой он, Севка, человек. Самый естественный, истинный из всех, кого я знаю. Мы с ним сильно похожи.

Кстати, я тоже не лишен музыкального слуха. Даже больше того — у меня абсолютный слух! Я играю на трофейной губной гармошке, которую отец привез с фронта. И тоже тяготею к классике, поигрываю для себя романсы, подбираю по слуху душевные мелодии, и не принимаю муру, которую несут с нашей эстрады. Пожалуй, в музыке я даже посильнее Севки. В музыке я очень талантлив.

Есть у Севки еще одно драгоценное увлечение, от которого он, по его словам, «испытывает глубокое удовлетворение» — это разведение рыбок. Дома у него два внушительных аквариума и на окнах множество банок с водяными растениями. Аквариумными рыбками Севка заболел еще до женитьбы; каждый раз, встречаясь с будущей женой, держал в руках кульки с мотылем.

— Умоляю, убери этот ужас. Как тебе не стыдно, ты хочешь погубить меня? — хныкала его невеста.

Когда Севка сделал ей предложение, она заявила:

— Или я или рыбки!

Севка выбрал рыбок. Некоторое время его невеста встречалась с одним инженером. Тот инженер был невероятно деловой и аккуратный, до тошноты. И слишком пекся о своем здоровье: по утрам ел творожок, глотал витамины, не употреблял ни соленого, ни сладкого, воду пил только дистиллированную; он никогда ничем не болел, но постоянно таскал с собой аптечку — «на всякий случай». Короче, она от него сбежала и вернулась к Севке, а после свадьбы, смирилась с его рыбками. А вот Севка долго не мог смириться с ее «предательством» и довольно волнительно называл роман с инженером «черными, позорными страницами в биографии жены». Только после рождения дочерей позабыл про эти «страницы».

Севка по-своему любит жену, она для него единственная женщина, мать его дочерей. И жена его по-своему любит, хотя и считает растяпой. В общем, у них нормальная семья, где есть и ссоры и радости. Эти последние тоже есть, как же без них?! Особенно когда по вечерам Севка задушевно играет на гитаре, а дочери подпевают. Или в воскресные дни, когда они всем семейством отправляются за грибами и орехами. Конечно, жена не упустит случая напомнить Севке, что он простак, которого все обводят вокруг пальца, что его ничего не тревожит — он «закопался» в травках и забросил домашние дела, что ему, разгильдяю, надо было жить одному, а он завел семью, но в глубине души она гордится, что ни к кому-нибудь, а к ее мужу люди катят издалека. И уже не в глубине души, а открыто гордилась Севкой во время его концерта в Доме культуры.

И дочери, хотя и подтрунивают над отцом, но не могут пожаловаться, что с ним скучно, ведь он знает множество захватывающих историй из жизни трав, знает, от какого цветка «крушинишься», каким «приворожить», какой приносит счастье; старшей дочери Севка дает уроки игры на гитаре, для младшей разыгрывает забавные сценки в аквариумах. Так что, у них нормальная семья. И потом, что такое мелкие раздоры в сравнении с огромной семейной дружбой?!

Не скрою, раздоры в их семье возникают по Севкиной вине, из-за его растяпства; в самом деле, он рассеян до смешного: пошлет жена в магазин, забудет за чем пошел, да еще потеряет деньги или ключи; путает имена подруг и ухажеров старшей дочери, не может точно сказать, в каком классе учится младшая. Временами его охватывают бредовые помыслы. К примеру, хочет устроить на участке крытый пруд и туда переселить рыбок. Это уж слишком!

Но, допустим, Севка избавился от своих недостатков, что тогда? Тогда его просто в рамку и, как икону, на стену, чтоб все молились. А он живой человек. Уместно спросить у Севкиной жены, живой человек может быть без недостатков?..

У меня ведь тоже есть один недостаток. Точнее, был до знакомства с Севкой. Меня по ночам мучили кошмары, во сне я кричал, дергался и брыкался, мне снилось — отбиваю собак у собаколовов. Однажды дрался с тремя живодерами: одного повалил и стал душить, а двое других били меня по голове железными прутьями. Проснулся весь в поту, мои пальцы намертво вцепились в шею жены — она уже еле хрипела. С того дня жена перестала со мной спать и в семье начались раздоры почище, чем у Севки.

Ну, а в то лето, когда мы с Севкой познакомились, он дал мне сбор от болей в пояснице и какой-то цветок «от дурного сна». По совету Севки, я положил тот цветок под подушку и стал смотреть мирные цветные сны: на лужайках беспечно резвились собачки, а собаколовы все разом оказались за решеткой. Само собой, и с женой все наладилось.

Что касается рыбок, то мы с Севкой и здесь родственные души. Одно время я тоже имел аквариум и не хуже Севки разбирался в разных «полосатиках» и «меченосцах». Сверх того, я еще держал хомяков, о которых мой друг понятия не имеет. Но после того, как Севка избавил меня от кошмарных снов, я решил отгрохать ему подарок — отдал свой аквариум. Севка радовался как ребенок. Разволновался жутко, даже покрылся пятнами. Через несколько дней приводит к себе и говорит:

— Я часть твоих рыбок пересадил в свой большой аквариум. Но смотри, что получается — мои держатся у одной стенки, твои у другой. Оказалось, у них сложные отношения.

— Подружатся, — уверенно заявил я, имея в виду, что всякая живность подражает хозяевам.

Севка уловил мою глубокую мысль и крепко, взволнованно обнял меня.

Вот такой краткий словесный портрет моего задушевного друга. Что еще добавить? Как и я, Севка с детства не прикасается к спиртному и табаку, в еде непривередлив, да, собственно, что я! Много у нас положительного. Но должен заметить, кое в чем Севке все же далеко до меня. Да, для нас обоих все, что касается быта — второстепенно, но мой-то быт давно налажен, у меня все работает, как часовой механизм, а Севка только планирует ремонт в доме и колодец на участке, за террасу взялся, но не довел до конца. Как ни крути, а растяпа он и есть растяпа.

Я уже говорил, Севка рассеян — дальше некуда; постоянно что-нибудь забывает, а у меня зверская память. Севка любит поваляться на тахте, полистать свою библиотеку, а мне некогда лежать — у меня дел по горло. В общем, Севка легкомысленно относится к жизни, а я серьезно, вдумчиво.

И в смысле характера, я не Севка — надо мной черта с два кто будет подсмеиваться, я сразу поставлю на место. Я твердый, проницательный, рассудительный и так далее. Одним словом, я значительный человек. Думаю, даже… Впрочем, я еще и скромный, в отличие от Севки, который любит похвастаться своим травознайством. Иногда разболтается — прямо уши вянут. С другими сдержан, а со мной, закадычным другом, все можно, я все вынесу. Трепло он все же!

Тот летний дом-шалаш был основательно обжит мелкой живностью: в углах деловито сновали пауки-домовики, по стенам тянулись цепочки муравьев, по полу бегали многоножки, тараканы и мыши, по занавескам и стеклам ползали комары и мошкара, и непременные обитатели всех жилищ — мухи, среди которых виднелись и залетные — шпанские, большие, с металлическим блеском; а на чердаке обустроили гнезда осы и трясогузки. От времени дом-шалаш рассохся, осел и перекосился, и в его комнате, по наблюдению нового владельца художника Филатова, гуляли сквозняки северного и восточного направлений. Но даже самые мощные сквозняки не смогли выветрить запах самогона, который остался от прежних хозяев дачи. Впрочем, этот запах не смущал Филатова; как большинство художников, он и сам при случае выпивал, но только с интересными собеседниками.

Покупку дачи Филатов оформлял в райцентре; его судьбу, как владельца недвижимости, определяли члены исполкома и их председатель Корнаухов, который интересы дела ставил выше личных интересов и потому много лет занимал высокий пост, несмотря на частые смены остального руководства.