Дэвид сошел в Хонитоне и нанял лошадь для последнего этапа путешествия. Наслаждаясь свежим воздухом и необозримыми просторами, он пытался убедить себя, что со временем Люси полюбила бы этот край, оценила бы его достоинства.

Дэвид понимал, что плохие дороги, неухоженные живые изгороди, потонувшие в крапиве, буйные заросли ежевики, цепляющиеся за одежду, оттолкнут кого угодно.

Зато ягоды ежевики необыкновенно вкусны, а крапива хорошо тонизирует. Только вот Люси не нужны натуральные продукты: она привыкла покупать все в магазине, ездить по мощеным улицам и ходить по подметенным тротуарам.

Если даже сейчас она и чувствует себя несчастной, не страшно: придет в себя и со временем найдет идеального спутника жизни.

Дэвид въехал в Черч-Виверн совершенно измотанным недосыпом и сердечными муками. Оставив лошадь на постоялом дворе с указанием завтра вернуть хозяину, он направился к маячившему впереди Крейгу: сейчас мрачный замок полностью соответствовал его настроению, – однако вынужден был свернуть с пути. Через несколько минут весть о его возвращении домой достигнет поместья, и если он немедленно не появится там, кто-нибудь из родственников или все семейство ринется в Крейг выяснять, что случилось.

Спустя какое-то время он опять изменил направление и двинулся по тропе, которая шла между поместьем и Крейгом и вела к Драконьей бухте. Все поймут его желание первым делом выяснить, как обстоят дела в орде, потому что он капитан Дрейк.

У Дэвида не было уверенности, что дяде известно о его второй ипостаси – в качестве капитана Дрейка: Керслейк спокойно жил, закрывая глаза на кипучую деятельность контрабандистов и наслаждаясь радостями бытия. Дэвид охотно принимал такое положение вещей и искренне желал, чтобы у него оставалась свобода выбора. Видимо, дядя и тетя решили, будто он, став графом, передал свои полномочия кому-то другому в орде, и Дэвид искренне сожалел о том, что поступить так у него не получилось, потому что среди его людей не нашлось такого, кто сумел бы взять на себя бразды правления в столь сложные времена.

Он вошел в таверну «Георг и дракон» через заднюю дверь и увидел кузину Рейчел, которая подметала пол.

– Ты вернулся в хорошее время, касатик. Прошел слух, что неподалеку дрейфует судно с грузом. Все горят желанием помочь.

Дэвид знал, что все это значит. Какому-то судну, груженному контрабандой, помешали доставить груз к назначенному месту, и оно ушло в канал в надежде повторить попытку. Действовать следовало быстро: контрабандное судно не могло долго болтаться в отрытых водах, не привлекая внимания таможенного катера или военного корабля.

Дэвид хотел бы наложить категорический запрет на любое участие, но орда уже несколько недель по его приказу сидела без дела, как его в своих отчетах уверял Фред. И если не дать им возможность заработать, может снова подняться бунт, подогретый еще и вестью о том, что он не привез деньги, которые могли бы внести существенный вклад во всеобщее благоденствие.

На эти деньги он планировал всем дать работу, организовать школу, где смышленые мальчишки могли бы получить образование и научиться смотреть на мир шире, не ограничивая свои амбиции должностью заместителя капитана Дрейка. А вместо этого он возвращается с еще бо́льшими долгами.

– Я проведу здесь собрание чуть позже, – сказал Дэ-вид. – Оповести всех.

Затем он выслушал основные новости о рождениях, свадьбах и даже смертях, а также о драке, которая стоила одному человек глаза, и о любовном соперничестве, которое могло привести к печальным последствиям. Конечно, вернуть глаз капитану Дрейку было не по силам, зато все ждали от него соломонова решения в споре между Гейбом Бриджлоу и Калебом Маттеном.

– Лизбет Ок недостойна ни одного из них, – сказал Дэвид. – Она испортит жизнь любому мужу.

– Но что она может поделать со своей красотой?

– С красотой – ничего, да и зачем? Можно же просто изменить свое поведение. Она принялась дразнить мужчин, едва у нее обозначилась грудь.

– И тебя пыталась дразнить, да?

– Причем не единожды.

Рейчел сокрушенно покачала головой.

– Во всем виновата леди Белл: вышла за графа и поймала в свои силки капитана Дрейка, – такой успех будоражит воображение и подстегивает амбиции.

– Да помогут мне небеса. Будь у меня власть, я отправил бы ее в монастырь.

– Что-то не припомню, чтобы у нас тут были монастыри.

– Не беспокойся, я найду.

Она хмыкнула, и Дэвид улыбнулся: все эти мирские заботы его немного успокоили.

Он вышел из таверны и некоторое время постоял на пороге, наблюдая, как люди, расположившись между вытащенными на берег рыбачьими лодками, чинят сети. Честный труд.

Дэвид отлично понимал, что скрыто за улыбками и приветствиями, которыми встречали его рыбаки. Капитан вернулся. А в открытом море есть груз. Скоро бездействие закончится и начнется настоящая работа.

Он по крутой тропе из Драконьей бухты поднялся на берег, в очередной раз представляя, какое отторжение вызовет у Люси каменистая почва под ногами. Она, наверное, возненавидела бы сам высокий берег. Разве в Лондоне есть возвышенности, мало-мальски похожие на холмы? Что-то в Мейфэре он такого не видел.

Дэвид, отгоняя руками от лица облако мошкары, продрался сквозь заросли жгучей крапивы и колючей ежевики. Ему все еще очень досаждало, что Поттер возомнил себя всесильным, решив подчинить его своей воле, однако оставаться в Лондоне было бы полнейшей глупостью. Кроме того, Поттер вполне мог навредить не только ему, но и связанным с ним людям, и этот факт игнорировать было нельзя. И все же как любящий отец тот был прав: Люси заслуживает лучшего дома, чем этот готический ужас в глубокой провинции, и лучшего мужа, чем ходящий по лезвию ножа контрабандист.

Дэвид немного отвлекся от своих мыслей, когда дошел до Черч-Виверна, деревушки, примостившейся в лощине за утесами, где было не так холодно и ветрено, как внизу. Жители этой деревушки тоже занимались контрабандой, но сильно отличались от огрубевших под солеными ветрами обитателей Драконьей бухты.

Он двинулся по тропинке, которая огибала деревню и вела к Керслейку, его настоящему дому. Сначала тропа шла между ухоженными садами, которые уже начали давать урожай, затем – мимо хлева Тома Ока: тот как раз чистил его, сгребая навоз в кучу, чтобы он перегнил и потом его можно было использовать для подкормки растений в саду.

В запахе навоза нет ничего плохого: обычный деревенский запах, который кажется противным только тем, кто к нему не привык. К тому же навоз играет большую роль в обогащении почвы: говорят, что без него не вырастить ни овощи, ни фрукты. И это всем известно – и простолюдинам, и благородным, потому что у них есть поместья с фермами. Только купцы и банкиры, живущие вдали от земли, ничего не понимают в сельском хозяйстве, им важно одно – чтобы приносило доход.

Дэвид открыл калитку во фруктовый сад поместья. Она, как всегда, скрипнула. Здесь все было знакомо и полно воспоминаний о детских приключениях и играх, об обильных осенних урожаях.

Интересно, а Люси когда-нибудь была в настоящем фруктовом саду? Весной здесь все бело от цветов, над которыми вьются тучи пчел, потом опавшие лепестки образуют белый ковер на траве, а ближе к осени наступает период плодоношения, когда ветки пригибаются под тяжестью плодов, а спелые яблоки искушают румяными, как щечки у девицы, боками.

Вот здесь он впервые поцеловался – им с Дженни Картер тогда было по одиннадцать лет, и они считали, что за этот поцелуй им обоим суждено гореть в аду, но уж больно хотелось рискнуть. Потом она вышла замуж, сейчас у нее двое малышей.

В райских садах Ева искушала Адама, а его искушала Люси в саду герцогини Сент-Рейвен. О чем подумала бы Крессида Сент-Рейвен, если бы узнала, что ее сад сравнивают с Эдемом в период заката?

Зато остальное – на его совести: то, что было в парке, и в «Олмаке», и на темной лестнице в театре – особенно там.

Несмотря на все попытки сохранять благоразумие, Дэвид невольно представил Люси под яблоней, вспомнил, как нежна ее кожа, с которой не могли бы соперничать даже лепестки.