Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— То-то… — глаза Дорошина зажглись озорными огоньками. — Рано еще старика списывать… Еще мы кое на что пригодны.

Думал Рокотов о том, что многое его связывает с этим человеком. Именно у него учился любить и ненавидеть, жить у него учился. Безоглядно, напролом. Не все брал. Но если сказать по правде, то именно Дорошин был тем человеком, на которого хотел он походить. Только с людьми не так надо.

— К Новому году проект обещали, — сказал Павел Никифорович, — тогда полным ходом рванем… Дело— жуть!

Сколько времени не слышал Рокотов этого мальчишеского: «Дело — жуть!» И повеяло от него давно забытым временем, когда все они были вместе и не было никаких разногласий. И не было обид, и забота у всех одна.

— Поздравляю вас, Павел Никифорович. Дело действительно очень важное и нужное.

Пошли к машине. Дорошин ступал молча, быстробыстро поглядывая на Рокотова, будто что-то хотел сказать, да не решался. И это чувствовалось в каждом его жесте, в каждом движении.

Уже у самой машины Дорошин вдруг как-то хрипло сказал:

— Ты знай, Володь… Ни от одного слова своего, тебе сказанного, не откажусь… Прав я был… В одном виноват перед тобой… В обкоме о тебе плохо сказал… Понимаю, что удар ниже пояса… Никому такого не говорил: тебе скажу… Прости, коли можешь. А нет… ну, так тому и быть.

Голос у него был непривычный для Рокотова. И глаза смотрели устало. Взгляда не отводил.

— Черт попутал… В войну лоб в лоб в атаку ходил, сам знаешь. Ничего не боялся. А тут свернул в сторону… Стар, видно, стал. Уходить надо.

Он качнул головой, будто хотел добавить: «Вот такие, брат, дела — и ничего тут не попишешь», и пошел к «Волге» походкой сразу постаревшего человека. Даже ногу чуть приволакивал. И Рокотову вдруг стало его ужасно жалко. Потому что он знал, какой ценой достались Дорошину только что сказанные слова.

Может быть, Павел Никифорович ждал, что Рокотов догонит его, начнет прерванный разговор, но секретарь райкома стоял у своей машины неподвижно, и тогда Дорошин тронул рукой плечо шофера. «Волга» рванула с места, развернулась и быстро ушла за поворот.

2

Ряднов теперь целыми днями пропадал на площадке. Скважины еще не начинали бурить, но места для них выбирали. Разве могли это сделать без него? Обосновываясь на исследованиях пятидесятых годов, Ряднов представлял себе картину довольно четко. Мел, глина и прочее — сорок пять — пятьдесят метров. Первый слой плывуна… Снова порода — десять — двенадцать метров. А уж потом — руда.

Однако он знал, что мощная осушительная система двух карьеров берет воду с постоянных горизонтов. Значит, слоя плывуна может и не быть. В нескольких километрах — забор воды на руднике. Система дренажа, которую он сам помогал делать. Там предусмотрено все. Из расчета, что горизонт может оказаться пустым, исходил он при всех своих предположениях.

Рождался новый карьер. Как он мог быть равнодушным к этому? Приходил в общежитие поздно, бежал в одиннадцатую. Галина Сергеевна ждала с ужином, закутанным в подушки. Он молча ел, косо поглядывая в газету. Она о чем-то говорила. Кивал, соглашаясь. Никак еще не мог привыкнуть к тому, что теперь и она, и мирно сопящий в кровати Алешка — его семья. И эта комната — его дом.

Расписались они без особой помпы. Так потребовала Галина Сергеевна. Свои мысли она пояснила коротко:

— Сколько ж раз под фатой ходить? Давай без шума, Петя.

Он согласился. Не мог себя представить участником спектакля со всевозможными ритуалами.

Подали заявление, выждали две недели и получили свидетельство о браке. Галина Сергеевна поплакала немного, сидя на кровати. Он стоял у двери, прислонившись к притолоке, и думал о том, что надо как-то придумать, чтобы отдать ей деньги. Выгреб все, что лежало в столе и откуда брал на свои холостяцкие расходы. Теперь все менялось, и он очень боялся наступления времени, когда зайдет разговор о зарплате, о семейном бюджете. Не придумал совершенно ничего и просто выложил смятые бумажки на стол, где лежали нехитрые женские принадлежности: всякие помады, кремы.

Существовало еще одно щекотливое дело. Надо было решать вопрос с переселением, и он пошел к коменданту Буряку. Тот долго разглядывал свидетельство, сосредоточенно хмыкал мясистым носом:

— Обстановка понятная, товарищ Ряднов, только разрешить переселиться не могу… Не полагается. Раз женились — или квартиру получайте, или на частную… Вот так. А ваша нынешняя супруга, простите меня, совсем незаконно проживает, так как с ребенком. Глаза, конечно, я закрою, потому как личное распоряжение Павла Никифоровича. Однако переселиться вам нельзя. Проживайте как прежде. — И, оглянувшись на строгую паспортистку за своей спиной, осклабился в улыбке: — Да чего вам тужить-то? Уж недолго, видать… Вчера был я в жилконторе., Есть вы в списке на новый дом… Двухкомнатная квартира… Так что потерпите.

Все было понятно, но неприятно. Ряднов едва выдержал, чтобы не нагрубить Буряку. Вышел на улицу, закурил. Галя сказала: купить масла. Стоял у витрины магазина и думал: сейчас купить или потом? Решил, что лучше потом, потому что тогда придется опять возвращаться в общежитие. И в этот момент к нему подошел Григорьев.

— Был у Володьки?

— Ну.

— Как он?

— Нормально.

— Сердится?

— Не спрашивал.

Сашка мечется из стороны в сторону. Честолюбец. Сейчас, когда отстранен от Кореневки Рокотов, он считается руководителем проекта. Главным инициатором. Мыслителем. Его хвалят, о нем говорят. На научном совете хотят послушать. А ему и хочется, и колется. Рокотова признать над собой — значит Дорошина рассердить. Не признать — тяжко на глаза Володьке появляться. Вот и решает задачку. А Петру это противно, потому что детские шутки все это. И Володькино участие всем известно.

Пошли рядом. Сашка начал про слова Комолова о том, что начало ими сделано интересное, что он посоветует товарищам из проектного института обратить на молодых инженеров внимание… Ряднов слушал вполуха… Володьку-то с собой не возьмешь. Он обсчитал главное.

И вообще, за последнее время Рокотов стал больше понятным. Раньше Ряднов считал его карьеристом. Лез на всех совещаниях с выступлениями. Норовил других обойти. Все для себя. Так думал еще совсем недавно. А в истории с Кореневкой ведет себя как мужчина. Точно так же, как поступил бы на его месте Ряднов. И это уже вызывает уважение.

Заботы и хлопоты со свадьбой отнимали времени много. Заказал все на двадцать персон. Приедут мать и Худяков. Наташка не сможет. Ну, и близкие самые. Рокотов, Сашка с женой… Пригласил Дорошина с Ольгой Васильевной. Шеф согласился. Ну, из общежития кое-кого… Надо, хорошие люди.

Галя составила список, что нужно для стола. Пошел в ресторан, там пообещали, что будет все в лучшем виде. К субботе сошьют праздничный костюм. В магазинах ничего подходящего не оказалось… Фигура нестандартная.

В эти дни он, если случалось бывать в мыслительной, работать не мог. Просто сидел за столом, чертил всякую чепуху. Сашка вообще не появлялся, прикинув, что в эти дни, сразу после триумфа, никто им интересоваться не будет. Только по утрам заявлялся, обходил все отделы, чтобы видели: он на месте. Потом исчезал.

Вот и сейчас, едва дошли до площадки, он торопливо распрощался и нырнул в проулок. Побежал в «Книжный мир» цыганить подписные.

В мыслительной распахнуты все окна. Отберут комнату. Уже приходил главный конструктор, шагами вымерял пространство. Поредели шеренги «мыслителей». Раньше он сюда и заходить боялся, потому что были все шансы наткнуться на шефа. А теперь вот даже меряет.

Полистал журналы. Ничего нового. «Опыт передовиков», новости с Экибастуза… Вот написать бы им статью про новый карьер. Только кто это сделает? Разве Сашка? Этот может.

Заскрипела дверь. Жанна… Сколько лет, сколько зим. Не любит ее Ряднов. Когда заходил о ней разговор, произносил всего лишь одно слово: ушлая. И больше ничего не говорил. Что ей, интересно, нужно?

91
{"b":"254553","o":1}