Сам Чугарин делил свое время между поездками в Латинскую Америку и Дальним Востоком, между заседаниями в Комитете защиты мира и работой в агентстве. Как-то проговорился, что есть мыслишка по части докторской диссертации, но дело это, дескать, нескорое и поэтому с рекламой можно подождать. Вообще зять достался Рокотову не из очень удобных. Бывали моменты, когда схватывались с ним по самым больным проблемам, как говорят, не на жизнь, а на смерть. Случалось, что расходились по разным комнатам, хлопнув дверью. И все же было в Игоре что-то такое, что нравилось Рокотову. То с фотокорреспондентом он месяцами вышагивал по джунглям Мозамбика, сопровождая отряд партизан, идущий на задание, то неделями бывал под бомбежкой во Вьетнаме, его репортажи обходили всю прессу страны. Недавно вот был в Чили и беседовал с президентом Альенде.
Телефон Чугарина Рокотов с трудом отыскал в записной книжке. Набрал. Короткие гудки. Выждал еще, минуту, повертел диск. Снова гудки. Походил по номеру, постоял у окна. Отцветал май, и Москва была захлестнута морем буйной зелени, и от этого особенно яркими казались краски неба, воды. У подъезда гостиницы дежурили красные автобусы «Интуриста», стыла очередь на остановке такси — машины подходили одна за другой, но людей прибавлялась еще больше.
Только с четвертой попытки телефон ответил нетерпеливым голосом Игоря. Рокотов не успел сообщить, что находится в Москве, как Чугарин заорал в трубку:
— Слушай… Ты себе не представляешь, как ты кстати… Где ты? В «России»? Номер?.. Так… А теперь слушай… Я сейчас за тобой приеду, и мы сразу ко мне… Я тебя познакомлю с такими людьми…
Он бросил трубку, не дослушав Рокотова.
Машина пришла через пятнадцать минут. Чугарин выскочил на тротуар, облапил Владимира:
— Давай садись… Некогда…
— Живешь-то как? — спросил Рокотов.
— Все так же… Лида в Сибири… Иногда, когда ей удается добраться до райцентра, звонит…
— Слушай, Игорь, куда ты меня везешь?..
— Сейчас мы заскочим за двумя товарищами и ко мне домой… Отличные люди. Ты увидишь.
Машина остановилась у гостиницы «Интурист». Игорь выскочил, почти бегом кинулся в подъезд. Вернулся через две-три минуты.
— Они приедут прямо ко мне… Двинулись…
Рокотов разглядывал его тугой упрямый затылок.
Роскошную шевелюру Чугарина уже тронула седина. Издали это не было заметно, но вблизи явственно просматривались белые нити.
— Лихо живешь, — сказал Рокотов. — Уже сорок стукнуло, а ты еще рысцой бегаешь…
— По-всякому бывает, Володя… Ну, а твой комбинат?
— Уже не мой…
— Сняли?
— Почти. Избрали первым секретарем райкома.
Игорь повернулся всем телом к нему:
— Поздравляю… Растешь… А куда же Логунова?
— Начальником областной кинофикации.
— Жаль… А не думаешь ли ты, что это работа Дорошина?
— Не думаю… Хотя, в какой-то степени, не исключаю и его воздействия на события.
— Это что ж выходит? С рудника ты прямо в первые секретари райкома? Да… Впрочем, ты ведь был у Дорошина секретарем парткома… Года четыре, пожалуй? Потом пошел начальником рудника. Все правильно… Партком в комбинате был на правах райкома. Прошу прощения, недоучел твоего предыдущего опыта.
Рокотов глядел в его желтые, со смешинкой глаза и пытался понять: обычная ли это насмешка Чугарина или же все сказано всерьез.
— А хочешь, и тебе скажу, милый родственник, а? Чугарин достал сигарету, сунул ее в рот. — Вот так, напрямик, по-простому? Если бы я знал, как решается вопрос, я бы постарался вмешаться… на стороне Логунова. Это, конечно, ущемило бы твои планы, но Логунов был на месте… Я в этом глубоко убежден.
— Этот вопрос решал не я…
— И ты тоже… Не лицемерь, родственник… Всем нам иногда очень приятно вот так: раз-раз… и через несколько лестничных площадок, я уже не говорю о ступеньках. Ах, человеческое тщеславие…
— Слушай, я могу выйти из машины.
— Чепуха. Ты стал чувствительным… Не узнаю тебя. В общем, извини, я рад видеть в тебе ровную разумную психологию, взвешенность в поступках… Всегда завидовал таким людям. Но ты мне действительно нужен. Поговорим потом, может быть, я даже к тебе специально приеду. Когда у тебя поезд?
— В десять с минутами…
— Времени много. Успеем и поговорить.
Машина остановилась у дома, где жил Чугарин. Игорь пошептался с шофером и взял Рокотова под руку:
— Идем… Гостей сейчас привезут, а мы с тобой кое-что приготовим…
Рокотов уже знал все приметы отсутствия Лиды в доме. Конечно же Игорь спал на диване. И на полу лежала газета с сигаретным пеплом. И безусловно, на посудном ящике легкий слой пыли, а яичная кожура валялась везде, где только можно.
Они молча навели порядок в комнатах, организовали закуску. Игорь вытащил из бара две бутылки коньяка, шампанское. Сели друг против друга.
— Не женился еще? — Чугарин глядел устало, только сейчас Рокотов увидал мешки под его глазами.
— Пока нет… Если соберусь — извещу тебя в первую очередь.
— Как дела у Жанны?
— Не знаю… Давно виделись… По-моему, у нее хворает дочка…
— Скажи, а ты уверен, что справишься с работой?
— Уверен. Если не справлюсь — попрошусь на старое место. Что у тебя за гости, ты так и не сказал.
— Чудесный народ… Два чилийских товарища. Один — руководитель земельного кооператива, второй мой коллега, журналист. Друг президента Альенде. Ездили по стране, знакомились с нашим опытом. Франсиско — это председатель кооператива — коммунист, Виктор Олеанес — социалист… Оба умницы… Увидишь.
Они помолчали. Игорь меланхолично сворачивал кулек для пепла сигареты. Рокотов глядел на чучело попугая, висящее на стене.
— Это я привез из Индонезии. — Чугарин наконец завершил работу над кульком, повертел его перед глазами, словно любуясь, сбросил туда пепел. — Ты скажи мне вот что, родственник, скажи прямо и честно твое мнение о Логунове.
Рокотов пожал плечами:
— Хороший руководитель.
— Почему же он ушел?
— Я не знаю… Вернее, не совсем уверен, что я прав…
— И все же?
— Он агроном по образованию. Район развивается сейчас преимущественно как горнорудный… То, что было возможным несколько лет назад, сейчас исключается.
— Чепуха. Ты думаешь не так. Ты понимаешь отлично, что дело в другом. Дорошин… Вот кто решал все. Лауреат Государственной премии, орденов иконостас… Авторитет в министерстве непререкаемый… Отец всего крин… Что было в Васильевском районе? Грязь, хилые колхозы, культура, далекая от потребностей… И вот приходит много лет назад Дорошин… И пожалуйста!
— Новый город… Сколько населения у вас сейчас? Около двадцати тысяч? Это уже что-то… Дороги, жилье по последнему слову… Дворец… таких и в Москве немного. Отчисления приличные… Снабжение налажено на должном уровне. Об институте своем думаете уже… И все благодетель Дорошин. А?
— Он действительно крупный организатор.
— Согласен. И все же Логунов был прав… тысячу раз прав, когда возражал против отчуждения земли под карьеры. Металл, руда — это нужно, это очень нужно, но ты посмотри, что делается с землей… Ты же там начальником рудника был… Теперь Дорошин на коне. Логунов устранен, а в райкоме свой человек…
Рокотов встал:
— Ты говоришь это мне… Почему же не сказал здесь, в Москве, у нас в обкоме?..
— Скажу… Я о тебе думаю, о тебе…
— Ты мне надоел. Черт меня дернул звонить.
— Вот-вот… еще дня не проработал первым секретарем, а уже слов неприятных слушать не хочешь.
— Иди ты… знаешь куда…
— Это он у меня в доме…
— Я могу уйти.
— Кончай женские штуки, родственник… это нечестный прием. Садись на место.
Рокотов усмехнулся. Вновь сел в кресло, вытянул ноги:
— Слушай, я теперь понимаю, почему от тебя жена в Сибирь сбежала. Такого выдержать — надо крепкие нервы иметь.
Чугарин вдруг рассмеялся:
— Это меня черт впутал в такую рациональную семейку.
— Помню, как ты мечтал в нее впутаться… Часами у Лиды под окнами общежития торчал. И записки какие писал и письма с практики.