Ну, я тут разгорячилась, встала со стула и на счетовода: „Во-первых, говорю, Фаддей Маркович, вы, должно быть, дальше своих бумаг не видите. — Потом повернулась к председателю: — А во-вторых, говорю, Юнай Петрович, зачем же посылали меня учиться? Видно, для того лишь, чтобы разнарядку райсельхозотдела выполнить?“

Вижу, счетовод замолчал. Председатель тоже призадумался и, наконец, согласился дать мне двух человек, чтобы выгрузить картофель с катера, но сказал, что картошку все же придется раздать на пищу строителям. „От этого, говорит, больше пользы будет, чем погубить овощи в мерзлой земле. Да и куда ты, Айна, поместишь сейчас семена? Помещений-то нет“.

Я уже думала об этом. Председатель и счетовод сами-то ютились в сельсовете в уголочке. Здание правления только-только заканчивали, а склад был занят мелким строительным материалом и рыболовными снастями. Тут я совсем огорчилась, говорю: „Плохие вы руководители, недальновидные. Вы боитесь, как бы зря не пропало полтонны картошки, а не думаете, может, она будет началом настоящего полеводства в нашем колхозе“. Прямо так и заявила.

Счетовод и председатель засмеялись. Старик коми сказал: „Зря ты, девушка, дурачишься. Ты что же — хочешь, говорит, быть Мичуриным? Ничего, мол, не выйдет у тебя. Твоей силой тундру не покорить“.

Расстроилась я, отвечаю: „Мичуриным я не буду, а полеводом буду. Вы, говорю, посылали меня учиться на полевода. Я старалась, училась, полюбила это дело, семена привезла, а вы и не думаете огородом заняться“.

Юнай Петрович, вижу, тоже обиделся, в ответ мне пробурчал. „Потому что, говорит, мы плохие руководители. Ищи хороших руководителей“.

А я все спорю: „Никого, говорю, искать я не буду. Пойду, обращусь к секретарю комсомольской организации (прошлой весной у нас своей парторганизации все еще не было). Он поймет меня, поможет. Картофель я все равно посажу“.

Счетовод предупредил меня: „За картофель-то, мол, нам счет предъявят, а ты его можешь погубить. Самой, пугает, придется платить“.

„Ну и уплачу. Подумаешь“.

Председатель тоже сказал: „Ты, Айна, раз закончила учебу, должна в колхозном производстве участвовать, а не своими забавами заниматься“.

Тут я не вытерпела, сразу же направилась к выходу. „Ничего вы не понимаете!“ — сказала им и хлопнула дверью.

Стою на крыльце, чуть не плачу. Постояла и пошла на берег, к катеру. Там среди рыбаков, готовящихся к отъезду на промысел, встретила секретаря комсомольской организации Маби Салиндера, друга твоего. Он был в длинных резиновых сапогах и в плаще, поэтому я думала, что Маби тоже уезжает вместе с остальными. Я давай скорее рассказывать ему о своем горе и просить помочь мне, убедить сейчас же председателя приступить к полеводству. Маби говорит: „Ладно, сегодня же выясним этот вопрос. Уедут рыбаки, и я займусь этим делом. Раз ты выучилась на полевода и привезла семена — зачем, говорит, откладывать огородничество“. Пообещал помочь мне выгрузить картофель.

Я немного успокоилась и решила подыскать подходящее место для семян. А сама есть хочу и очень устала, ведь всю дорогу почти не спала, беспокоилась, чтоб не заморозить картофель. Но отдыхать еще было некогда, катер вскоре должен был направиться дальше, и выгрузку семян нельзя было откладывать. Подумала я и пошла к заведующему торговым пунктом. И не ошиблась. У него нашлась небольшая комнатушка, где он зимой принимал пушнину. Мы выгрузили картофель и принялись приводить в нужный вид комнатку. Маби сам помог мне устроить полки. Картофель рассыпали нетолстым слоем, семена-то ведь были не полностью проращены.

На другой день ранешенько утром я пошла в контору, думаю, секретарь наш, наверное, убедил председателя, и выделят мне двух-трех человек, чтобы разработать огород. Пришла, а в конторе спор идет. Юнай Петрович и Маби Салиндер шум подняли. Маби, как и я, доказывает председателю, что нужно хотя бы для опыта посадить картошку, что развитие полеводства вытекает как раз из задач перехода на оседлость, а тот — свое: „Не могу я рисковать авторитетом колхоза и своим авторитетом, мы же, говорит, живем в тундре, у ледяного моря, и не надо об этом забывать“.

Ну, что ты будешь с ним делать! Отказался председатель дать мне людей, В колхозе, мол, из-за недостатка рабочих рук срывается план строительства, даже бригады рыбаков полностью не могли укомплектовать. Детяслей в колхозе нет, и женщины с маленькими детьми, говорит, сидят по чумам, ни на какую работу не возьмешь, а землю копать и подавно.

Вижу, Маби, как и я, запечалился, вздохнул: „Приехала бы ты, Айна, пораньше, я бы настоял, чтобы выделить в помощь тебе двух-трех комсомольцев или кого-нибудь из молодежи, а теперь, говорит, все комсомольцы и молодые колхозники распределены по бригадам: кто на рыбалку едет, кто занят на строительстве, а другие в тундру со стадами давно уехали“.

Я уже отчаивалась: „Как же быть? Ведь мне одной не справиться с огородом. Кругом же нетронутая тундра, надо ее вскопать, удобрить“.

А председатель сидит, откинулся на спинку стула, ухмыляется: „Ну, раз не можешь, зачем же затеваешь все это? Давай лучше, Айна, картошку нам, раздадим рабочим — русским плотникам, они без нее не могут жить“.

Я рассердилась, соскочила со стула, говорю: „Нет и нет! Я пойду по чумам уговаривать женщин. Не может быть, чтоб никто не согласился полеводством заниматься“.

Маби тоже встал, говорит: „И я пойду с тобой. Кого-нибудь да убедим“.

Юнай Петрович глядит на нас поверх очков, смеется: „Идите, идите, агитируйте. Видно, вы забыли, какой у нас народ. Приманка у вас есть, да не для тундровых людей“. Потом предупредил Салиндера: „Но ты, Маби, не забывай, что твое место среди плотников“.

Маби сказал, что зря задерживаться не будет, и мы собрались уходить. Уже в дверях я спросила председателя, обязательно ли являться к нему, если кто согласится. А он, знаешь, что мне ответил? „Как же, как же, говорит, может человек на другое место годен будет“. Вот ведь какой!

В этот день я побывала во всех чумах, всю факторию исходила. Вначале Маби был со мной вместе, но потом поспешил на работу. Мы разговаривали с женщинами, всячески старались убедить их помочь мне разработать огород, но везде нам отвечали одно и то же: зачем, мол, землю портить? В земле, говорят, копаться будем, какой заработок у нас может быть? В тундре деревья все равно расти не будут.

Почему-то все думали, что картофель растет на деревьях, как шишки. Да ты ведь, Витенька, сам знаешь наших людей. Ну и я, конечно, каждый раз объясняла, как растет картофель, как ухаживают за ним и какую пользу он приносит людям. Многие наши колхозники ведь никогда и не едали его. Устала я за день и к вечеру совсем уже было разочаровалась, но Маби Салиндер после работы опять пошел со мной по чумам, и мы в конце концов все же уговорили двух женщин — Салейко Ядне и Нямтуйко Лапсуй. Салейко в нашем колхозе недавно, она до укрупнения колхоза была в артели „Нерьяна вы“, но ты ее должен знать — высокая такая женщина, красивая, у ней еще сын в Ленинграде учится, и мужа ее ты тоже знаешь, он охотник хороший, помнишь, который за одну зиму трех черно-бурых лисиц добыл. Так вот Салейко — это его жена. Ну, а Нямтуйко ты хорошо знаешь. Она хоть и маленькая ростом, зато на язык бойкая. Ты когда-то ее сына, Тикая, обидел, так помнишь, каково тебе от нее досталось?

Вот эти две женщины согласились помочь мне вскопать огород. У них у обеих маленькие дети, и поэтому они колхозную работу не делали, но когда мы с секретарем комсомольской организации побеседовали с ними, они согласились быть полеводами. Ты думаешь, их привлекла эта специальность? Нисколько. Они даже и не рассчитывали, что могут что-нибудь заработать на этой работе. Они просто пожалели меня, видно, я выглядела жалкой и страдающей настолько, что они не могли отказать мне в помощи.

Я была очень благодарна женщинам, и мы все трое отправились в контору, к Юнаю Петровичу. Салейко и Нямтуйко сами захотели узнать мнение председателя, чтобы избежать каких-нибудь неприятностей и пререканий. Юнай Петрович выслушал мое сообщение и сразу же спросил женщин, действительно ли они согласны работать в полеводстве. Салейко и Нямтуйко сказали, что хотят помочь мне вскопать огород. А он, понимаешь, воспользовался случаем, говорит: „А может, вы лучше на заготовку мха пойдете? Нам, дескать, для строительства домов крайне мох нужен“.