Наконец он подвел черту:

— Хотелось бы верить…

Чет расхохотался.

— Я лично не верю, — сказал Чарльз брату.

— Я тоже, — откликнулся Чет.

— Тогда при чем тут твой хохот? — потребовал Чарльз.

— Удивляюсь уклончивости женщин и наивности мужчин.

Чарльз осмыслил ремарку. На это потребовалось время. Казалось, его ударили подушкой. Я почувствовал вину перед ним, здоровым мужчиной, совершенно безоружным и неопытным для ситуации, в которой он оказался.

— Чарльз, — сказал я, — пожалуйста, верь мне. От Гвен мне больше ничего не надо. Извини, что я причина твоих страданий. — Я молил его, он понял. — Прости меня и знай, что я не желаю тебе зла.

— Скажи ему, — вставил Чет, — скажи ему, Чарльз, что ты тоже не желаешь ему зла.

— Почему я должен это говорить?

— Потому что это — ложь, но люди так мирятся.

— Чет, — сказал я ему, — я знаю, что ты думаешь обо мне. Вот у тебя есть все причины желать мне всего самого наихудшего…

— Мне нравятся твои «зло» и «наихудшее», — ответил он. — Кстати, а где ты словечки-то такие выкопал?

— Дело не в словах, как ни называй зло, но я хочу, чтобы и ты знал, что, если хочешь, — скажи мне, в чем я должен тебе…

— Ты хочешь замять и со мной?

— Да. Скажи, если знаешь, что мне сделать, чтобы между нами не осталось…

— У тебя много времени? — перебил меня Чет.

— Где-то неделя или две. Потом я покину город и эту часть мира.

— Не так уж и много, а-а?

— У меня еще нет билетов.

— Рад, рад слышать.

Опять он издевался надо мной, но я верил, что, прими я на себя определенное бремя унижений, придет время, когда искреннее чувство раскаяния будет воспринято как надо.

— Итак, — сказал Чет, — первое, что ты должен сделать…

Чарльз продолжал самым странным образом разглядывать меня.

— В чем дело, Чарльз? — спросил я.

— Не обращай внимания, — сказал Чет. — Сначала разберемся со мной. Я тебя правильно понял?

— Да. Я хочу сделать для тебя, что смогу.

— Тогда слушай. Ты отправишься к людям из журнала и попросишь у них то же самое количество страниц. Затем ты напишешь статью, в которой покаешься перед всеми читателями за то, что написал заведомо предвзято обо мне, что ты написал в пику мне, потому что я спал с твоей девчонкой или собирался спать, что ты фактически солгал и полностью исказил меня как личность. Короче говоря, признаешься, что ты продажный, коррумпированный писака!

Гвен сказала:

— Осторожнее на поворотах, Чет!

— Он сам хотел знать, что ему предстоит.

Затем он повернулся ко мне, встал со стула и, возвышаясь надо мной, продолжил:

— Ты топаешь в журнал, откладывая все разборы с ней на потом, и говоришь, что предоставление тебе площади для статьи — вопрос жизни и смерти. Я прикрою. Затем приходишь ко мне, и мы пишем статью вместе, и ты сообщаешь миру, или, по крайней мере, той части мира, которая читала эту грязную… Эй! Что такое? Не нравится?

Он стоял передо мной.

— М-м… — промямлил я. — М-м…

— Встань, когда говоришь со мной! — сказал Чет.

— Чет, осторожней на поворотах! — предупредила Гвен еще раз.

— Все в порядке, — сказал я Гвен. — Я встану. Если он хочет наказать меня — пусть. Я виноват и знаю долю своей вины.

— И какова же она? — съехидничал Чет.

— Я не хочу уходить отсюда до тех пор, пока ты не перестанешь ненавидеть меня.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что журнал не даст тебе ни строчки.

— Тебе лучше идти, Эдди, — сказала Гвен.

— Не хочу, — ответил я.

— Зачем ты продолжаешь врать мне? — спросил Чет.

— Я говорю правду.

— Тогда почему делаешь вид, что собираешься идти в журнал?

— Я не делаю вид…

— Зачем ты пришел сюда? На этот вопрос ты можешь ответить правдиво?

— Я уже сказал зачем!

Чет развернулся, ушел в холл, оттуда — в ванную.

Я взглянул на Гвен.

— Не обращай внимания, — сказала она. — Он пытается лишь унизить тебя.

— Не его, — донесся голос Чета из ванной, — а тебя.

— А что случилось? — спросил я. — Что?

Чарльз молчал, продолжая глядеть на меня.

— Почему ты так смотришь на меня, Чарльз? Я не хочу обидеть тебя. Я ни от кого ничего не хочу.

— Тогда почему ты здесь? — спросил Чет из ванной.

— Я уже сказал.

— Забудь, Эдди, — сказала Гвен.

— О, да! Сейчас неподходящее время, Эдди, как-нибудь потом! — Чет не выходил из ванной, ковырялся в аптечке.

— Чарльз! — спросил я. — Почему ты так глядишь?

— Я говорил вам, — медленно, тяжело произнес Чарльз, будто выдавливая из себя слова, — что если еще раз вы увидите Гвен, то я убью вас.

— Он знает, что это шутка, — прокомментировал Чет.

— Я помню, Чарльз, — сказал я, — поэтому я и пришел сюда. Сказать Гвен, что мы расстаемся, не потому, что ты пригрозил, а потому…

— Вы мне не поверили? — спросил Чарльз.

— Нет, почему же! Такими словами не бросаются.

— И все же вы здесь. Не верите моим словам?

— Он имел в виду, — сказал Чет, заходя в комнату, — буквально следующее: он убьет тебя. Но не так, как вы, интеллектуалы, убиваете людей печатной ложью, а натурально, девятью граммами свинца. Или в твое сердце ягненка, или в твои мозги цыпленка. Он хочет удостовериться в том, что ты веришь ему именно в этом.

— Ты спрашиваешь меня, — сказал я, — верю ли я буквально?

— Я что-то перепутал, Гвен? — спросил Чет.

Гвен внимательно посмотрела на него. Чет положил на кофейный столик то, за чем он ходил в ванную, — круглую пластмассовую коробочку величиной со школьный пенал.

— Я ее не открывал, — сказал он. — Хотел открыть ее перед всеми вами.

— Пошел вон отсюда, Чет! — взъярилась Гвен. — Пошел вон!

— Если ты говоришь правду, то чего тебе бояться? Но ты приготовилась развлекать нашего милого друга! Какое точное словечко — развлекать! А-а?

Гвен обладала характером. Она с полного разворота впечатала Чету звонкую пощечину. Ее ярость была неподдельной и убедительной.

— Ты сама откроешь или предоставишь это мне? — не смутился Чет.

— Чет, — сказал Чарльз, — что ты хочешь сделать?

— Я думаю, что она ждала его. И что она лгала тебе. То, что лжет он, — известно. Он иначе не может.

Он вручил мне пластмассовую коробочку.

— Открыть ее должен ты! — сказал он. — Смелее, покажи класс. Открывай.

— Чарльз, — произнесла Гвен, — если ты немедленно не избавишь меня от общества твоего брата, нам не о чем больше говорить с тобой. Ты знаешь мое слово.

— Внутрь я не заглядывал, — продолжал Чет, — но могу поспорить, что там пусто. Ставлю содержимое своих карманов против твоих. И если коробочка пуста, то, что было внутри, лежит где-то в другом месте, а это значит, что она ждала тебя, Эдди, и еще это значит, что не только ты лгун, что само собой разумеется, но и она — лгунья. Она даже не собиралась выйти замуж за Чарльза, вот в чем вся соль!

Неожиданно он выхватил коробку из моих рук — какого черта я держал ее, и швырнул на стол. Она раскрылась. И, как он сказал, внутри ничего не было.

Затем Чет обратился к Чарльзу:

— За меня она тоже не собиралась!

Вот тут с Гвен начался припадок.

Она схватила с камина кочергу и пошла охаживать ею Чета, целя в лицо. Чет забежал за стул и начал увертываться, тогда она принялась бить Чарльза, который закрылся руками и жалобно выкрикивал: «Не надо, Гвен, не надо!» Гвен разошлась и кричала обоим:

— Выметайтесь отсюда, сволочи! Прочь! Прочь!

Она потеряла всякий контроль, швырнула кочергу в Чета, как-то быстро-быстро перепрыгнула через стул (все произошло так неожиданно) и вытянула руки к его горлу, укусила его за ухо и расцарапала физиономию. Один глаз стал кровоточить. И кусочек уха Чета она тоже умудрилась откусить, потому что на мочке выступила кровь. Одновременно она старалась ударить его коленкой в пах. Она хотела убить его, вне сомнений. Не в правилах Чета было избегать драки на равных, но здесь он был ей не пара. Да и произошло все очень и очень быстро. Гвен развернулась на полную, восхитительное зрелище! Оставалось только пожелать, чтобы такая женщина была с тобой в беде, и если она рядом, то пусть на твоей стороне. Она всегда держала себя в руках и выглядела чуть ли не равнодушной, но сейчас у меня перед глазами происходило прекрасное, кровавое убийство!