«Из-за них мы и не успели прибрать вашу комнату». — Она потрогала нарисованные усы. — «Клан Ветра помогал нам чистить. Зе доми позаботилась, чтобы они очень вежливо обращались с нами. Она сказала, что мы должны быть в первую очередь жителями Питтсбурга, а не Кланом Ветра или Кланом Камня».

Масленка забыл спросить Тинкер о настоящем назначении усов. По тону Заросли было ясно, что идея о «едином народе» очень озадачила ее, несмотря на очевидный положительный результат. Рано или поздно ему придется поговорить с детьми о поддержке от Клана Ветра или сохранении верности Клану Камня. Но только не сейчас, посреди ночи. Они и так валятся с ног от усталости.

«Мы оставили и вам». — Заросли протянула ему корзину, от которой веяло теплом и запахом специй.

«Спасибо», — он принял подарок, ощущая, как в нем ужом вертится чувство вины. Он должен был позаботиться, чтобы у детей была еда, а не наоборот.

«Вам помочь прибраться в комнате?» — спросила Заросли.

«Нет, можешь идти спать. Я поем и тоже лягу. Это подождет до утра».

Освобождая место под матрас, он вспоминал все события прошедшего дня. Дети поразили его своей силой. Всего через несколько часов после ужасных пыток они собрались в дружную семью, заботясь о друг друге и работая ради лучшего будущего. Однако, он знал, отчасти ими двигала надежда, что они нашли для себя надежное убежище.

Он помнил свою жизнь сразу после смерти матери. Прошло несколько месяцев, пока дедушка узнал о случившемся и смог его забрать. Масленка мотался по приемным семьям, не зная, что его ждет. Он приехал в Питтсбург в ужасном состоянии. Только после того, как Тинкер убедила его, что не позволит никому забрать ее кузена, Масленка смог спать, не рыдая всю ночь. Каким бы смелым он ни был днем, все исчезало с наступлением ночи.

Дети бы не вели себя так уверенно, знай они о всей шаткости их положения. Он расстелил матрас и раскинулся на нем. Хуже всего то, что он прекрасно знает, насколько шатко их положение. Дело даже не в том, что он — человек. Он один. Масленка — главный гонщик команды Тинкер, ему и его кузине невероятно повезло, что они ни разу не пострадали в постоянно возникающих на гонках авариях. Город охвачен войной, и Они могут напасть в любое время в любом месте. Одна шальная пуля, и что станет с детьми?

Кто-то положил руку ему на плечо.

Масленка проснулся, открыл глаза и всмотрелся в темноту, пытаясь вспомнить, где он. Лунный свет струился через слишком большие окна. Кровать слишком низкая, но он явно не на диване у кого-нибудь из друзей.

«Ты оставил все двери открытыми», — из темноты раздался грубый голос Царапины от Шипа.

«Эмм, понятно». — Он сел, вспоминая, что переехал в школу недалеко от анклавов. Беспокоясь о детях, он забыл закрыть здание на ночь. — «Пойду, закрою их».

«Я уже это сделала», — она присела на диван и начала снимать сапоги. Он еще не пришел в себя после сна, и не осознавал, что она делает, пока воительница не стянула кожаные штаны.

Она пришла провести с ним ночь.

Днем, когда он остановился у школы, она ушла не попрощавшись и не сказав, придет ли снова. Он посчитал, что события прошлой ночи были рождены алкоголем и невыносимой болью, которую она больше не могла терпеть в одиночку. Случайная потеря самообладания, которой не суждено повториться.

Возможно, с ее точки зрения, одного дня было недостаточно для полноценного прощания. Для него с прошлой ночи уже прошло не меньше века. Но ей несколько сотен лет. Может быть для нее день пролетел как один миг?

Таким образом эта ночь является… чем? Продолжением прошлой ночи? Или их отношения несколько глубже, чем одна ночь вдвоем, растянутая до эпических масштабов? Могло ли все это стать чем то еще, учитывая, что он — человек? Важно ли это? Честно, он просто хотел, чтобы она была здесь, в его руках, сильная и яростная и до боли уязвимая.

Они медленно и нежно дарили свою любовь друг другу. После этого, она уткнулась мокрой от слез щекой в его плечо, и они остались лежать не размыкая объятий.

«Он никогда не понимал», — загадочно прошептала она. — «А ты понимаешь».

Масленка не спросил ее о смысле этих слов, боясь, что она разочаруется в нем.

Эсме сразу зашла к Лейн, не позвонив в древний механический дверной звонок. Тинкер пораженно застыла на пороге. Лейн приучила ее звонить и ждать, пока она откроет дверь. Только невежественные дикари без спроса вламываются в дома.

«Лейн!» — голос Эсме эхом отразился от стен коридора, она пошла дальше.

Опять же, Лейн обычно наглухо запирала дверь, поэтому и приходилось пользоваться звонком. Странно, что она оставила ее открытой на распашку ночью — хотя все ее соседи астрономы явно не спали.

Тинкер посмотрела на Пони. Он кивнул, на его лице тоже отразилось беспокойство. Она согнула пальцы в вызывающем заклятии, и они проследовали за Эсме вглубь погруженного в темноту дома.

Лейн находилась в тускло освещенной лаборатории, расположенной в дальнем конце дома. Рядом с микроскопом в ожидании их стоял кувшин с лимонадом и тарелочка с сахарным печеньем. — «Не знаю, почему я вдруг решила, что вместе вы обе можете сделать что-то вовремя. Упаси боже вам поспешить только из-за того, что кто-то ждет вас».

«Все усложнилось», — защищаясь, ответила Тинкер. Она жестом просигналила Руке отбой.

«Ты рассказала ей?» — спросила Лейн.

Эсме рассмеялась, увидев растерянность на лице Тинкер, пока та пыталась сопоставить вопрос с шестью часами нелегального сбора образцов ДНК и кремацией детей. — «Да, она рассказала мне». — Эсме заключила сестру в объятия. — «Боже, ты говоришь прямо как мама. И выглядишь как она».

Лейн горько рассмеялась. — «Мама даже при смерти была идеально накрашена».

«Точно, но ты не должна быть такой старой».

«Мне повезло стать старой», — ответила Лейн. — «Это значит, я еще жива».

Эсме еще крепче обняла ее.

«Ну прекрати. Я еще злюсь на тебя за то, что ты ушла и чуть не позволила себя убить».

«Я только хотела, чтобы ты была в безопасности и радовалась жизни».

«Как будто я была бы счастлива, зная, что ты пожертвовала собой ради меня». — Но Лейн все же смилостивилась и тоже обняла Эсме. Тинкер неожиданно почувствовала укол ревности. Не считая Тинкер, Лейн держала всех на расстоянии вытянутой руки. Было невероятно сложно принять, что кто-то еще может добиться от нее ласки. — «Ты еще не списана с моих черных списков по целому ряду причин».

Эсме рассмеялась. — «Теперь ты говоришь как Нана».

«Перестань старить меня!» — Лейн изучила усы на лице сестры. — «Мне точно стоит все знать?»

«Мне надо было попрактиковаться в моей технике незаметного сбора ДНК, перед тем как применять ее на незнакомцах». — Тинкер высыпала палочки из сумки.

Лейн смущенно взглянула на образовавшуюся кучу. — «Сколько образцов тебе удалось собрать?»

«Сколько палочек ты дала мне?»

Лейн покачала головой. — «Стоило догадаться, что ты на малом не остановишься. Хорошо, что я дала тебе только сотню. Ты же знаешь, у кого брала образцы?»

Тинкер кивнула. — «Я составила список». — Она нашла список имен с соответствующими им номерами палочек. Учитывая длину эльфийских имен и необходимость быстро записывать информацию, она использовала код вместо целых слов. — «Я сделала его в виде шифра».

«Это хорошо». — Лейн разрывалась между воодушевлением и тревогой. — «Ты уверена, что тебе ничего не будет за это? Я изучила договор. Если мы уничтожим все сейчас, не проводя тестирование, то мы чисты перед законом».

Эсме рассмеялась. — «О, никто не догадался, что их настигло».