Если кто-то возмущается: «Я не могу танцн аф цвей хасенес (мит эйн пор фис)», «танцевать на двух свадьбах (одной парой ног)» — это значит «не могу же я делать два дела сразу» или «быть в двух местах одновременно». Еще есть выражение танцн аф фремде хасенес, дословно — «танцевать на чужих свадьбах». Речь идет не о плясуне, а о том, кто распинается перед посторонними людьми, забывая о близких: «Аф фремде хасенес танцт эр, а к родному сыну на утренник прийти — на это у него времени нет!»

Супружеская пара называется зивег, от ивритского зивуг — «слияние», «спаривание». Можно говорить о своем собственном зивег, но обычно это слово используют, говоря (в очень официальном или высокопарном тоне) о чьем-то муже или чьей-то жене. Дос из майн зивег — «Это мой супруг/моя супруга». Если бы существовал политкорректный идиш, то слово зивег взяли бы на вооружение люди, которые вместо «муж» или «жена» говорят «партнер». В отличие от хосн-кале («жених и невеста») или ман ун вайб («муж и жена»), это слово подошло бы и для однополых браков.

Зивег ришон и зивег шейни — соответственно первый и второй брак, а зивег мин-а-шомаим — «брак, заключенный на небесах». Можно, доводя до абсолюта идею неразлучности, представить себе дибук мин-а-шомаим, «дарованного свыше дибука»; несчастливый брак все-таки можно расторгнуть — на то есть гет, «развод», — а вот от дибука так просто не избавишься.

О счастливом браке говорят, что он ойле йофе — «успешный, благополучный». Но идиш есть идиш: это выражение очень часто используется с ироническим оттенком. Например, деловое партнерство привело к тому, что оба вылетели в трубу; рассказывая эту историю, еврей не преминет заметить: «дер зивег ѓот ойле йофе гевен („союз был удачным“): через полгода они обанкротились». Есть сходная по смыслу поговорка — цвей мейсим геен танцн, «два трупа идут плясать»: так говорят, когда два неудачника затевают совместное дело. Если вы, не найдя себе пару для студенческого бала, просидели весь вечер в «Макдональдсе» с соседом по общаге, таким же неприкаянным, — это как раз тот случай, когда цвей мейсим геен танцн. Мертвяк и мертвяк танцуют медляк.

Выше мы говорили о мицвах, которые получает женщина, выйдя замуж. Для мужчины, вступившего в брак, главным видимым нововведением становится талес, молитвенная шаль. Именно талес издавна считался знаком принадлежности к еврейству: вопрос «вифл талейсим зенен до бай айх?» («сколько у вас тут талесов?») означает «сколько семей в вашей общине?». Большинство ортодоксальных иудеев, а также евреи из восточноевропейских общин надевают талес только после свадьбы. Неженатые мужчины надевают его только тогда, когда выходят читать Тору или вести молитву; можете себе представить, какое клеймо позора ложится на человека, если он уже достиг зрелых лет, а все еще не носит молитвенную шаль. Все знают, что холостяк не имеет прочного общественного положения; в миньян его принимают, но он — не менч.

Существует несколько объяснений традиции носить талес. Первое изложено в Талмуде (Кидушин 29б): один рабби спрашивает другого, почему он не покрывает голову шалью — согласно Раши, так одевались женатые евреи того времени. Рабби отвечает, что он не женат. Все толкователи под «шалью» понимают «молитвенную шаль» и, следовательно, трактуют вопрос как «Почему ты не покрываешь голову талесом?». Талмудист XV века Маѓарил, чрезвычайно значимая фигура в ашкеназском иудаизме, отмечает, что после заповеди «Кисти сделай себе на четырех углах твоего облачения» сразу же следует стих «Если возьмет муж жену…» (Втор. 22:12–13); толкователь полагает, что соседство этих фраз неслучайно: кисточки на покрывале связаны со вступлением в брак.

Один из самых славных обычаев на традиционной свадьбе — использовать талес, который предстоит надеть молодому мужу, в качестве хупы, то есть балдахина, под которым жених и невеста заключают брачный союз. Образ хупе так неразрывно связан со свадьбой, что само это слово стало обозначать свадебную церемонию. Как мы помним, на обрезании гости желают ребенку прийти к хупе; выражение хупе ве-кидушин («хупа и посвящение молодых друг другу») — стандартное название свадьбы в раввинистической литературе; штелн а хупе («ставить хупу») означает «играть свадьбу», штелн а хупе мит… («ставить хупу с…») — женить (после мит указывается имя жениха).

Как только свадьбу сыграют, хосн-кале становятся ман ун вайб. В идише есть несколько названий супружеской пары, в зависимости от возраста. Молодые супруги — порл, парочка. С годами порл теряет уменьшительный суффикс — л и превращается в просто «пару», пор. Пожилая чета — порфолк.

Есть несколько необычных супружеских обращений — причем они не такие обидные, как может показаться на первый взгляд. Майн алтер/майн алте («мой старик»/«моя старуха») и еще более выразительные майн алтичкер/майн алтичке («мой старичок»/«моя старушка») на самом деле гораздо нежнее, чем в переводе. В слове алтер, помимо тепла и близости (ср. дружеское «старик», «старина»), есть и еще кое-что. Если вы помните, одним из нетрадиционных средств лечения больного ребенка было новое имя — и зачастую это было имя Алтер. Здесь мы имеем дело с чем-то подобным: муж и жена, называя друг друга стариками, тем самым как бы посылают друг другу тайное благословение, желают долгих лет жизни в попытке обмануть Ангела Смерти. Бывало, что двадцатилетние юноши и девушки называли своих супругов алтерами, чтобы отогнать от них злых демонов; это такой слегка чудной способ сказать «мой муж, чтоб он был здоров».

Среди таких скрытых благословений самыми яркими являются два обращения мужа к жене, уже вышедших из обихода: циѓерсте («ты слышишь?») и ѓер нор («послушай-ка»), что в польском идише обычно произносилось как ѓено. Оба выражения означают «жена». Второе — распространенный оклик; есть известная народная песня, которая начинается словами «ѓер нор ду шейн мейделе» («послушай-ка, красавица»), — но это не объясняет, почему выдающийся раввин и фольклорист Иеѓуда Лейб Злотник (1887–1962), по его словам, в детстве считал, что ѓено — имя его матери. Он думал так до тех пор, пока мать не заболела; тогда по просьбе отца в синагоге прочли молитву о ее выздоровлении. До того Злотник никогда не слышал, чтобы мать называли иначе, чем «ѓено». Есть старая шутка на ту же тему: «бай ди хсидим ѓот а фрой ништ кейн эйгенем номен — але ѓейсн зей ѓено» («у хасидских женщин нет собственного имени — их всех зовут ѓено»).

Для нашего уха ѓено звучит грубо и обидно, но на самом деле это не так. Еврейский закон запрещает называть родителей и учителей по имени; уважительное обращение распространилось и на других людей, как в случае с мехутоним, которые часто называют друг друга не по именам, а просто мехутн и мехутенесте. Истинно учтивый разговор на идише ведется в третьем лице. Если вас пригласили к себе не очень знакомые люди, они, вероятно, будут называть вас дер гаст, «гость»: «Ци вил дер гаст а глоз тей?» («Не желает ли гость чашечку чаю?»). К родителям обращаются на «ду» («ты»), а к раввину — дер ров («раввин»). Также в третьем лице следует обращаться к служителям синагоги; людям, которые выше вас по общественному положению, родственникам (например, тетям и дядям), с которыми вы нечасто видитесь или с которыми вы когда-то поссорились и теперь пытаетесь помириться… и к любому незнакомцу на улице — его обычно называют просто дер йид, если это мужчина, конечно.

Тенденция использовать формы третьего лица в знак уважения проявляется еще ярче в талмудическом изречении, приписываемом рабби Йоси: «Я никогда не называл свою жену „женой“, а своего вола „волом“. Я звал жену „мой дом“, а вола „мое поле“» (Шабос 118б). В нескольких строках заключена добрая половина еврейского менталитета; слова рабби Йоси почти на две тысячи лет предвосхитили современную теорию языка. Такой подход мудрец объясняет тем, что жена — основа и оплот его дома, а вол — источник жизни. Правда, дальше тот же рабби Йоси утверждает, что он никогда в жизни не смотрел на свой член, но это не меняет сути дела: обращаясь к жене как к неодушевленному предмету, муж тем самым проявлял свое почтение к ней.