Она, возможно, стала причиной еще одного необъяснимого эпизода в истории Франции того времени. Фамилию Райса — «Rice» французы читали как Ри — «Ris». В 1800 г., в начале периода Консульства, неизвестные лица в гусарских мундирах похитили сенатора Клемана де Ри (Clement de Ris). Ему угрожали пытками и вели переговоры о выкупе. Потом неожиданно пленнику вернули свободу. Быть может, причиной этого непонятного происшествия было то, что министр полиции Наполеона Жозеф Фуше спутал Клемана де Ри с Джеймсом Райсом и хотел выведать у него, где находится официально уже пять лет числящийся умершим, а на деле возможно похищенный из заключения дофин, сын Людовика XVI. (Этот таинственный эпизод был использован Бальзаком в его романе «Темное дело».) После возвращения Райса в Шотландию в 1795 г. в Париже появляется подлинный барон Батц, подвергшийся, как мы помним, кратковременному аресту в дни неудавшегося роялистского восстания. Большинство историков проходит мимо гипотезы, отождествляющей Райса и Батца, из-за недостаточной ее обоснованности (она действительно не отвечает на ряд напрашивающихся вопросов), а некоторые — из-за приверженности другим концепциям ряда узловых событий Французской революции.

Авторы теории, выявляющие контакты Эбера с роялистским подпольем, не доказали ее. Но доказали они достаточно, чтобы считать их интерпретацию политической истории осени 1793 г. и зимы 1794 г. одной из подлежащих об-суждению версий этой истории. Тем не менее появляется немало работ, игнорирующих весь материал, содержащийся в доносе Шабо, в обвинениях Демулена, связывающих эбертистов с действиями барона Батца и его агентов, среди которых были и некоторые лидеры левых якобинцев. Повторение этих обвинений и выдвижение новых на процессе Эбера и его единомышленников в Революционном трибунале эти историки считают просто измышлениями властей, старавшихся очернить побежденных противников в глазах санкюлотов. Примером может служить работа американского историка М. Славина «Эбертистов на гильотину. Анатомия заговора в революционной Франции» (Батон Руж и Лос-Анджелес, 1994). Автор привлекает новые источники, свежий материал, но ухитрился не заметить ни одной работы, исследующей отношения между эбертистами и бароном Батцем. Книги М. Грей и М. Славина излагают две взаимоисключающие версии событий 1793–1794 годов, одна из которых наверняка, а возможно, и обе, носят виртуальный характер.

За три с лишним месяца, отделявшие казнь дантонистов от 9 термидора, террор приобретал все более широкие размеры. Были введены упрощенные формы судопроизводства, сводившие рассмотрение дел в Революционном трибунале к простой и быстрой формальности — не требовалось фактически представления никаких доказательств виновности подсудимых. Перестали обращать внимание даже на правдоподобность выдвигавшихся обвинений, носивших порой характер зловещего абсурда. Например, член Конвента Осселен, арестованный еще в ноябре 1793 г. за покровительство одному вернувшемуся эмигранту и находившийся с тех пор под стражей, был гильотинирован за участие в заговоре с целью перебить членов обоих Комитетов, вырвать у убитых сердца, зажарить их и съесть! Людей судили скопом, по несколько десятков человек одновременно и немедленно посылали на эшафот.

За семь недель, от 10 июня до 27 июля 1794 г., Революционный трибунал отправил на казнь столько же людей, сколько за 14 предшествующих месяцев. Инстинкт самосохранения многих людей, так или иначе причастных к политическим событиям, побуждал их не склоняться покорно перед волей власть имущих, что было целью террора, а, наоборот, искать спасения от близкой гибели подготовкой низвержения правившей робеспьеристской фракции. Создавалась почва для объединения лиц, придерживавшихся различных воззрений. А сам народ столицы все более откровенно стал выражать отвращение палачам и сочувствие жертвам, которые в бесконечном ряду сменяли друг друга под ножом гильотины. Среди населения даже ходил слух, что в Комитете общественного спасения сидит агент Батца, подстрекающий ко все новым казням, чтобы вызвать ненависть против Республики. Все это вполне отвечало планам барона или, по крайней мере, приписываемым ему намерениям.

Имя Батца было у все на устах. В конце февраля и в марте попытки властей замолчать обвинения против эбертистов и дантонистов, что они связаны с бароном, сменились другой крайностью — попыткой объявить, что все подлинные или мнимые заговоры контрреволюционного подполья направляются Батцем. 22 апреля 1794 г. Комитет общественной безопасности, действуя по прямому указанию Комитета общественного спасения, направил категорический приказ общественному обвинителю Фукье-Тенвилю удвоить усилия для поимки заговорщика, стремящегося по поручению вражеских держав уничтожить Республику. «Мы желаем любой ценой поимки этого злодея», — говорилось в предписании прокурору Революционного трибунала. Во время допросов арестованным следовало обещать помилование и деньги за сообщение сведений, которые могли бы привести к аресту барона. А вечером того же дня, 22 апреля, секретарь Комитета общественного спасения, агент Батца Сенар поспешил сообщить своему шефу о возрастающей опасности. При этом Сенар был далеко не единственным лицом, связанным с Батцем, среди служащих Комитетов и городского управления Парижа, которые занимались розыском главы «иностранного заговора». О роли Батца говорили с трибуны Конвента. 14 июня член Комитета общественной безопасности Э. Лакост в своем докладе Конвенту заявил, что фракции Эбера и Дантона «были двумя ветвями заговора, верховным главой которого был некий барон де Батц, бывший депутат Законодательного собрания, спекулянт и фальшивомонетчик». Докладчик подчеркнул, что Батц направлял «самые черные покушения королей против человечества».

Доклад Лакоста был прочитан, когда ряд членов Комитетов общественного спасения и общественной безопасности превратились уже во врагов Робеспьера и когда начал формироваться заговор, приведший к 9 термидора. Это происходило на фоне нагнетавшихся слухов о «заговоре Батца», иногда даже сопровождавшихся намеками, что злодей не пойман, так как у него находятся могущественные покровители, включая самого Робеспьера. И если история складывания разношерстного политического блока, приведшего к термидорианскому перевороту, подробно описана, связь заговора, подготовленного термидорианцами, с «заговором Батца» остается невыясненной. А это, возможно, придает традиционной версии подготовки 9 термидора характер виртуальной истории.

Наряду с предысторией термидорианского переворота был еще один эпизод в цепи событий этого времени, от того или иного истолкования которого немало меняется в понимании политической истории революционной эпохи.

Значение этого эпизода, в основу которого легли драматические события, очень по-разному оценивается консервативными и радикальными течениями мировой исторической науки.

Консервативные историки большей частью подчеркивают, иногда даже чрезмерно его значение, радикальные едва лишь упоминают его как одно из происшествий революционного времени. В отечественной историографии, вполне солидаризовавшейся в этом случае с западными радикальными и социалистическими историками, было принято ссылаться на него как на пример мелкотемья, внимания к пустякам, уводящего от рассмотрения узловых проблем экономической истории и классовой борьбы. Признание важности этой проблемы консервативными историками не исключает разногласия в их среде между сторонниками и противниками традиционного отображения событий, о которых пойдет речь. Чтобы не интриговать читателя, укажем, что имеется в виду вопрос о судьбе дофина (наследника престола) сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты Шарля Луи герцога Нормандского, которому ко времени казни его родителей было восемь лет.