Годы подготовки 200-летнего юбилея Французской революции и празднования этой годовщины оказались особо урожайными на исследования и романы, посвященные Людовику XVII, причем не только во Франции, но и в других странах, особенно в США. Ныне считается почти доказанным, что Наундорф не дофин. Но «почти» доказано не значит — доказано.

С загадкой судьбы Людовика XVII схожа версия об убийстве Наполеона на острове Святой Елены; схожа, разумеется, в плане анализа различных видов виртуальности, хотя в одном случае речь шла об увозе из тюрьмы в Париже десятилетнего ребенка, а в другом — об убийстве сосланного на отдаленный остров крупнейшего полководца и государственного деятеля. Сходство заключается в том, что оба они являлись в сравнимое время и в пределах одной и той же эпохи не действующими лицами, а объектами политической борьбы и имели шансы на занятие или возвращение на пост главы государства и что обстоятельства их смерти окружены неразгаданной тайной, которая часто порождает различные версии. Правда, в первом случае речь шла как об исторических, так и историографических версиях, во втором — преимущественно об историографической версии.

В годы после битвы при Ватерлоо и падения Наполеона обстановка во Франции во многом напоминала сложившуюся за год до этого, между первым отречением императора и Ста днями. Бурбоны были по-прежнему ненавистны, а «чудо» Ста дней, как казалось, вполне могло повториться. Реальность угрозы нового возвращения Наполеона выражала в глазах современников активность бонапартистского подполья, готовившего бегство со Святой Елены, и появление слухов о том, что оно уже увенчалось успехом.

Легенда приписывала тайной бонапартистской группировке организацию бегства бывшего императора из-под стражи и возвращение его в Европу под именем внешне похожего на него капрала Франсуа Робо, который и умер на острове Святой Елены 5 мая 1821 г. Сам же Наполеон добрался до Италии, продолжая поддерживать связи с Робо, которому переслал свое завещание. В середине сентября лавочник Ревара — под этим именем скрывался Наполеон — исчез из своего дома в Вероне, а через пару недель часовой, охранявший Шенбрунский замок в Вене, где лежал больной сын Наполеона, застрелил незнакомца, пытавшегося перелезть через каменную ограду. Тело убитого австрийские власти отказались выдать представителям французского посольства и похоронили рядом с тем местом, которое было предназначено для погребения сына императора и его матери — второй жены Наполеона Марии-Луизы. История эта не подкреплена никакими документальными доказательствами и явно неправдоподобна в ряде своих деталей. Тем не менее она пользовалась достаточно широким распространением. На нее падал отсвет «наполеоновской легенды», которой отдали дань великие поэты Пушкин, Лермонтов, Гейне.

Когда Талейрана спросили, слышал ли он известие о важном событии — смерти Наполеона, князь равнодушно заметил, что это уже не событие, а просто новость, происшествие. Отражало ли это его действительное мнение или только могло служить иллюстрацией к сформулированному им афоризму, что язык дан, чтобы скрывать свои мысли? Во всяком случае, такое мнение никак не разделяли Бурбоны — и Людовик XVIII, и его младший брат граф д'Артуа, позднее занявший престол под именем Карла X. Перспектива возвращения Наполеона в первое пятилетие второй Реставрации постоянно представлялась им реальной опасностью. Тем более что бывший император был пленником англичан (другие представители держав, входивших в антинаполеоновскую коалицию, фактически играли на острове Святой Елены лишь роль наблюдателей). Поскольку отношения Англии и Франции стали заметно ухудшаться, возможность, что коварный Альбион решит сговориться со своим пленником, отнюдь не казалась лишь игрой воображения. К этому надо прибавить личную ненависть Бурбонов к «корсиканскому узурпатору», которого они в прошлом не раз пытались убить руками присланных ими заговорщиков. Графа д'Артуа считали особенно рьяным сторонником устранения противников с помощью тайных убийств, особенно путем использования яда. На этой основе родилась теория об отравлении Наполеона. Слухи об этой опасности буквально носились в воздухе и распространялись даже самим императором и его свитой на острове Святой Елены с целью добиться перевода в другое место ссылки. Они неоднократно воспроизводились в тогдашних газетах.

В новейшей историографии версия об отравлении Наполеона была разработана шведом С. Форсхувудом, американцем Б. Уэйдером и несколькими другими лицами и отражена в ряде книг, вышедших за последние четверть века. Последняя из них — Б. Уэйдер, С. Форсхувуд «Убийство на Святой Елене» (Нью-Йорк, 1995). Их версия сводится к утверждению, что Наполеон был медленно отравлен мышьяком. Это излюбленное средство отравителей, недаром его называли во Франции «наследственным порошком», намекая на то, что родственники отправляли на тот свет кого-либо из членов семьи, желая овладеть его имуществом. При тогдашнем уровне химии и медицины обнаружить следы отравления мышьяком было почти невозможно. Если Наполеон подвергался в течение нескольких лет медленному воздействию мышьяка, то даваемые ему медиками в последние месяцы жизни лекарства — рвотный камень и каломель (хлористая ртуть) могли лишь подавить способность желудка при рвоте удалять попавшую в него отраву и тем ускорили кончину.

Доказать факт отравления авторы версии об убийстве на Святой Елене попытались с помощью анализа волос Наполеона, сбритых с его головы на другой день после смерти. Несколько прядей находились у наследников слуг императора и одного английского семейства, которое познакомилось с ним во время пребывания на острове. Гамильтон Смит, сотрудник Университета города Глазго, один из соавторов версии об отравлении, применил особый метод исследования. Метод Смита заключался в том, чтобы разделить исследуемые волосы на небольшие пятимиллиметровые отрезки, выраставшие примерно за 15 дней жизни, и измерять содержание мышьяка в каждом из них. Зная, когда были срезаны волосы, можно «датировать» эти отрезки. Выяснилось, что усиление заболевания Наполеона, отмеченное в дневниках его приближенных, совпадает с резким — в несколько раз — увеличением содержания мышьяка в волосах. Хотя при вскрытии тела умершего была обнаружена опухоль, которую часть врачей была склонна считать раковой (другие это отрицали), все симптомы болезни нельзя было совместить с этим диагнозом. Однако его поспешно признали не подлежащей сомнению истиной. Ведь такое медицинское заключение очень устраивало губернатора острова Гудзона Лоу, поскольку снимало обвинение в том, что он содержал своего пленника в убийственном для здоровья климате и тем ускорил его кончину. Но при смерти от рака желудка происходит истощение организма, а Наполеон в последние месяцы жизни болезненно растолстел, что наблюдается у людей, отравленных мышьяком. Форсхувуд утверждал, что из 32 признаков отравления мышьяком у Наполеона было отмечено 22.

Если волосы, подвергнутые анализу, безусловно принадлежали Наполеону, а в отношении части из них это, кажется, не подлежит сомнению, можно ли утверждать, что он был отравлен? Вопреки мнению авторов версии об отравлении — нельзя. Небольшие дозы мышьяка содержались в предписываемых тогда медициной лекарствах, которые давались больному. Мышьяк использовался как средство консервации трупа и мог попасть на исследовавшиеся волосы уже после смерти Наполеона.

Но если все же отравление имело место, кто совершил преступление? Это мог быть только кто-то из окружения императора. Большинство лиц, сопровождавших его в ссылку, покинуло остров за несколько лет до Наполеона. Другие отпадают, так как прибыли, когда болезнь уже прогрессировала. Третьи сравнительно редко виделись с Наполеоном. Физическую возможность совершить преступление имели лишь двое. Во-первых, лакей Наполеона Маршан. Он служил своему хозяину с юных лет, его мать находилась в числе доверенной прислуги императорской семьи. Понятно, что старый слуга последовал за своим господином в изгнание. Но что заставило решиться на такой поступок и оставаться с Наполеоном до конца второго подозреваемого — графа Монтолона? В годы империи Наполеон выражал неудовольствие поведением Монтолона, что сказалось на его карьере. Во время первой Реставрации Бурбонов Монтолон начал делать быструю карьеру — ему помог его отчим граф Шарль Луи Семонвиль, служивший всем режимам, которые сменяли друг друга во Франции, и бывший в это время приближенным графа д'Артуа. Людовик XVIII сделал Семонвиля пэром Франции, Монтолон был произведен в генералы. Карьера его, правда, скоро оборвалась, когда Монтолона уличили в краже солдатского жалованья (почти 6 тысяч франков), но он не был предан военному суду. Зачем этому аристократу надо было уже после Ватерлоо втираться в свиту Наполеона, с готовностью отправляться вслед за императором в ссылку с перспективой провести там лучшие годы жизни? Выбор же Наполеона объяснить легче. Ему понравилась жена Монтолона Альбина, отнюдь не отличавшаяся строгостью нравов и отправившаяся вместе с мужем на остров Святой Елены, где она, по всей вероятности, стала любовницей пленного императора. Но и после возвращения жены вместе с детьми обратно во Францию Монтолон оставался на острове, усердно пытаясь удалить других претендентов на доверие Наполеона.