Еще одно противоречие традиционной версии. Согласно правительственным разъяснениям, губернатор южных портов сэр Уильям Кобгем совершил акт измены, позволив Лесли и дону Герау Деспесу скрыть подлинные письма, привезенные Байи, и заменить их подложными, что и было установлено в ходе дальнейшего развития событий. Берли, бывало, прощал своих врагов, когда они переставали быть опасными, но он не знал снисхождения к участникам заговоров против Елизаветы. Правда, Кобгем подвергся наказанию, но такому, как если бы он совершил лишь мнимое преступление, которое в интересах правительства было выгодно выдать за действительное. Кобгема сначала содержали под арестом в доме самого Берли. 19 октября 1571 г. главный министр писал графу Шрюсбери (которому Елизавета приказала стать тюремщиком Марии Стюарт): «Милорд Кобгем находится как арестант в моем доме, иначе его надо было заключить в Тауэр. Я очень любил его и потому огорчен совершенным им преступлением». Несколько позднее, правда, Кобгема все же перевели в Тауэр, но там для различных заключенных имелись и разные помещения — от темных сырых казематов до роскошных дворцовых покоев, в которых нередко размещались сама королева и ее свита. Вскоре же Кобгема вообще освободили и… вернули на пост губернатора южных портов, который наверняка не доверили бы действительному врагу существующего режима. Задачей английской секретной службы, по всей видимости, было подбросить опасные письма епископу Лесли, причем таким образом, чтобы и он сам, и все остальные участники драмы считали несомненным, что именно шотландский посол сумел спасти из рук английских разведчиков роковую корреспонденцию. Это и было целью комедии с подменой якобы подлинных писем, сфабрикованных английской секретной службой, на поддельные письма, сочиненные Лесли и испанским послом.

Доказательством в пользу такого хода событий служит то, что брат Уильяма Кобгема Томас, который якобы и убедил губернатора согласиться на подмену писем и был тайно сочувствующим католикам или даже перешедшим в католичество, являлся наверняка правительственным шпионом. Он замаливал таким путем грехи молодости, вроде — подобно своему собрату Герли — занятия пиратством без разрешения властей. В конце 1570 г. Томаса Кобгема освободили из Тауэра, где он близко познакомился с Норфолком и даже успел назанимать денег под поручительством герцога. Как явствует из служебной переписки, освобождение Томаса Кобгема было прямо связано с намерением использовать его в интересах секретной службы. При разговоре Томаса с братом, когда он уговаривал того дать время подменить корреспонденцию, присутствовал Френсис Берти, состоявший в свите Лесли и вызвавшийся отнести роковые письма к своему номинальному хозяину — шотландскому послу. Имеются косвенные свидетельства в пользу того, что и Берти был правительственным шпионом.

Есть и другие соображения, приводимые в исторической литературе, в пользу католической версии. При этом остаются в стороне доводы, что иезуитский орден якобы никогда не организовывал покушений на Елизавету, а лишь теоретически обсуждал такую возможность (как уверяет Ф. Эдвардс в своей упомянутой выше версии биографии иезуита Парсонса). Но сказанного достаточно, чтобы стали ясными основные контуры католической версии и то, как она противостоит протестантской.

Опустим ряд других заговоров, принцип версий которых заключался в разных ответах на вопрос: правительство Елизаветы или силы католической контрреформации были организаторами этих конспираций. Упомянем лишь в немногих словах о заговоре доктора Парри. Он отправился на континент по поручению Берли, чтобы следить за английскими католиками-эмигрантами. После короткого возвращения на родину, во время которого Парри попал в тюрьму по обвинению в покушении на убийство одного из своих кредиторов, вернулся во Францию и стал обхаживать влиятельных иезуитов, регулярно осведомляя об этом лорда Берли. В 1584 г. Парри приехал в Англию с поручениями от иезуитского ордена. Удачливый агент был принят самой королевой и избран благодаря влиянию двора в парламент. Но новый член палаты общин предложил другому английскому шпиону… организовать убийство Елизаветы. Его собеседник не медля донес начальству. Парри был арестован и приговорен к «квалифицированной» казни и 2 марта 1585 года погиб на плахе. Страна отпраздновала раскрытие очередного заговора. Было ли это в действительности иезуитским покушением на жизнь Елизаветы или провокацией английской службы, которую возглавлял в те годы под общим руководством лорда Берли такой опытный и искусный мастер шпионажа, как Френсис Уолсингем?

Оставим позади еще два десятилетия и в истории начала XVII века остановимся на попытке дворян-католиков взорвать здание парламента во время нахождения в нем преемника Елизаветы Якова I, на знаменитом «пороховом заговоре».

5 ноября — «день Гая Фокса», день, когда в 1605 году был арестован исполнитель этого замысла. Он до сих пор является любимым праздником английских школьников, прерывая череду скучных учебных занятий, непрерывно продолжающихся от начала учебного года до Рождества. В этот день сжигают чучело Фокса (а кое-где и римского папы), пускают фейерверки, вызывающие большую тревогу у пожарных, и желающие могут наблюдать торжественную церемонию, ежегодно проводимую уже почти четыре сотни лет. Традиция требует, чтобы началу парламентской сессии предшествовала символическая сцена: представитель палаты лордов — «носитель черного жезла» в сопровождении стражи из Тауэра, одетой в красочные средневековые костюмы, должен обойти подвалы Вестминстера, проверяя, не подложены ли в них бочки с порохом. Конечно, после изобретения электричества исчезли свечи в руках у стражников, и сами участники церемонии не замедляют шагов, явно не рассчитывая обнаружить следы готовящегося преступления. (Правда, и в наши дни была попытка ирландских террористов взорвать правительственные помещения.) Любопытно, однако, что такое же отсутствие любопытства, как у современной стражи, проявили лорд-камергер и его свита, когда осматривали подвалы в далеком ноябре 1605 года…

Пороховой заговор возник как следствие краха надежд на то, что вступление в 1603 г. на престол Якова — сына Марии Стюарт, почитавшейся мученицей за веру, приведет к отмене репрессивных законов против католиков, резко ограничивавших их права.

Пороховому заговору предшествовал окончившийся неудачей так называемый «побочный заговор», ставивший целью замену на троне Якова другим кандидатом, более устраивавшим английских католиков.

Пороховой заговор был организован на крутом спаде второго агрессивного прорыва международной контрреформации, растянувшегося на всю вторую половину XVI века (первый относится к 30–50 годам того столетия, начало же следующего этапа резкого обострения вооруженной борьбы, центром которого как и первого, стала Германия, приходится уже на 20–40 гг. XVII века). Пока же два главных антагониста — Испания и Англия, наконец, заключили мир и сделали первые шаги к сближению. Это привело к тому, что надежды английских католиков побудить Испанию к новому вооруженному вмешательству в их пользу окончились ничем. Мадрид на просьбы об интервенции отделался только неопределенными обещаниями. Единственной силой в католическом лагере, которая не оставляла планов на возвращение еретической Англии в лоно истинной веры, был орден иезуитов. С другой стороны, главному государственному министру Англии, сыну лорда Берли Роберту Сесилу, награжденному в числе других почестей титулом лорда Солсбери, было выгодно преувеличивать католическую угрозу для сохранения репрессивных законов и укрепления своего собственного положения как проверенного защитника протестантских интересов. Однако, если в планы хитрой лисицы Сесила и входило провоцирование или фабрикация католического заговора, он должен был быть представлен не как следствие, очевидно, ослабевшей угрозы со стороны Мадрида, а результатом злоумышления католиков внутри страны: разумеется, при соучастии международной контрреформации в лице иезуитского ордена, да еще и эмигрантов во Фландрии, имевших там свой полк на испанской службе, который можно было за короткий срок высадить на британской территории.