124–я баня прошла, 123 их осталось. Ходил и в баню, и обратно один – повезло, ни на кого не напоролся, ничего плохого (пока!) не случилось.
Ублюдок Сапог продолжает ежедневно глумиться над бедолагой Трусовым, только теперь он каркает свой бред, сидя, в точности как ворон на дубу, прямо над моей головой, на 2–м ярусе шконки. Подонок, скорей бы он ушел!.. Но в то же время ситуация в проходняке с ним пока (пока! Временно, в этом нет сомнений, увы...) стала легче, чем была с тем долговязым дебилом–лосем.
8.11.08. 13–04
Опять эти выродки собирают деньги – на Новый год, или уже не знаю, на что. Аж списочек мне показали, кто сколько дает, и одна из наиболее мерзких (а главное, агрессивных) блатных харь требовала от меня сказать, сколько я дам на их поганый бандитский “общак”. Вопроса, дам ли я вообще, или нет, они даже не задают, – они уверены, что выжмут из меня хоть сколько–нибудь обязательно. Почему я не могу решительно отказать им, послать ко всем чертям и закрыть тему навсегда? Только ли из–за этой единственной тоненькой, но важной ниточки, зависимости, которая меня связывает вообще с окружающей действительностью (точнее, нечистью)? Или просто духу не хватает? Нет, вряд ли. Я не боюсь их, и характера, чтобы сказать “нет”, мне тоже не занимать. Только эта зависимость, будь она неладна, и ютящиеся где–то там, на задворках сознания, доводы, что если послать совсем, – они мне тоже полностью перекроют этот канал (а других нет)... Вот так и спонсируешь всякую мразь, которую в душе ненавидишь, – то “мусоров” на их “подписку”, то вот этих, то вообще государство, просто платя налоги... Но опыт показывает, что все попытки от них откупиться – бесполезны.
Опять и опять мерзко воняет вокруг их брагой, и тот же 20–летний выродок–шнырь и грабитель, “бражник”, живущий уже с другой стороны от меня, – таскает и таскает из–под соседней шконки, туда–сюда, туда–сюда, баулы и бадьи с этим мерзким пойлом. Им это важнее всего, они все так увлечены процессом производства этого дерьма, что абсолютно не замечают неудобств, причиняемых соседям, и говорить им об этом, совестить, призывать к порядку – совершенно бесполезно. Эта мразь – как и та, государственная – понимает только силу. И все так же остро стоит мучающий, жгучий вопрос: как быть, если силы нет, а жить среди всего этого становится совершенно невыносимо?..
Зато хоть поставили на дверь секции железную пружину, точнее, две, соединенных проволокой. Дверь закрывается прочно и наглухо, в секции тепло, – а на улице холодина. Ветер, правда, сегодня стал меньше, но мороз несомненен. Однако все равно находятся дебилы, пытающиеся и эту дверь заложить чем–нибудь, чтобы “проветрить”. Особенно “хорош” и типичен один – старый идиот, берущий у меня книги – просто от скуки, не для просвещения, – с утра пораньше, затемно уже бегущий с кружкой и кипятильником на “фазу”, а потом яростно матерящий “обиженных” и трясущий каждое утро (!) их шконки, чтоб быстрее вставали. Ясно, почему: не уборка туалета и пр., о чем он вопит, его волнует, а кайф от демонстрации (в 1–ю очередь самому себе), что есть люди как бы “официально” ниже его, беззащитные, лишенные (непонятно кем!) права на ответ, – и он может безнаказанно и с упоением (это видно) командовать ими, показывать свою власть!.. На воле–то он никто, – ничтожество, люмпен и, видимо, забулдыга, откуда–то из мордовской глуши. Сидит 4–й, кажись, раз за грабеж, самому где–то полтинник; на ноге, внизу, на щиколотке, так, что не сразу даже в бане заметишь, вытатуирована свастика. Зачем? Бог весть. Но уж очень типичное существо: воровать, грабить и пить – главное в жизни; если находит кого–то “ниже” и слабее себя, то глумится и куражится по полной, а перед более сильным, несомненно, будет ползать на брюхе. Тупая, бессмысленная мразь, животное, склонное причинять ущерб нормальным людям (грабеж). Абсолютно неясно, для чего таким вообще жить на свете, да еще знать грамоту и иметь права...
15–10
Кончился недолгий рис, и опять началась в столовке капуста, капуста, капуста... Как и год назад, – той жуткой буреполомской осенью 2007 года, разве что без “вискаса”, то бишь кусков соевого мяса. Первый раз попробовал ее на днях – она была в миске совсем без воды, желтоватого цвета и по вкусу напоминала тушеную, которую делали когда–то дома для пирожков, – мне этот вкус отчетливо напоминает детство. А сейчас – с водой, вкус хотя и тот же, но есть эту бурду уже нет сил. И на первое капуста, и на второе; хорошо еще, бросают в нее большие куски картофелин, – все же картошка свежая, отличная пища... Но сегодня в “суп”, помимо капусты и картошки, они еще зачем–то навалили перловки, – вкус и запах был такой, что есть просто невозможно.
На улице потеплело, земля оттаяла, – сейчас явно больше 0°. До вчера, по крайней мере.
Гвоздем, как всегда, засела в голове мысль об этих проклятых деньгах. Именно сейчас, когда самое бедственное положение, у матери ни учеников нет, ни денег, на лекарства даже ей не хватает, от сердца ее больного, – отдавать деньги тварям, сброду подонков, отребью на их поганые празднования Н.г., на их чифир, на их веселое прожигание жизни даже на зоне...
10.11.08. 18–10
На первое капуста, и на второе тоже. На обед и на ужин... В “первое” в обед, правда, кинули по кусочку вареного мяса. На завтрак была перловка, – казалось бы, сытнее, чем капуста, но именно перловку я есть не могу вообще – выворачивает от омерзения при одном ее виде...
Заводчиков, нынешний (вместо Макаревича) зам. нач. по режиму, бывший начальник оперчасти, оказался конченной мразью, не лучше Макаревича. Впрочем, хороший “мусор” – мертвый “мусор”, это известно давно. Эту тварь я если вообще видел, то. м.б., всего 1 раз, и то мельком, – прошлым летом, когда только приехал на эту проклятую зону. Личного опыта общения, таким образом, нет, но хватает и его дел, чтобы составить мнение. Тогда, в прошлом августе, именно он отказался, несмотря на рекомендацию местной врачихи, выдать мне свитера со склада (и я хожу 2–ю зиму в донельзя обтрепанной и засаленной спортивной куртке). А тут, на днях, он вдруг ночью поперся с обходом по баракам (в точности как Макаревич!), пришел и к нам. В секцию не заходил, но из коридора было слышно, как он сказал: надо сделать, чтобы они раздевались здесь, а не там (т.е. в общей раздевалке, где куртка легко может пропасть, а не в секции; я не цитирую его слова точно, но смысл был такой. На следующий день после этого уже отрядник, припершись утром прямо в секцию и показывая на куртки 3–х “обиженных” и мою (ближайшие от входа), тоже говорил, что “это надо держать там, а не здесь”, – хотя никогда раньше, за целый год работы, не обращал на эти “телаги” в секции внимания. А сегодня оказалось, что идиот Заводчиков спятил и взбесился окончательно: оказывается, он велел на нашем дворе вырыть из земли 2 длинных толстых трубы, стоящих на “ножках” тоже из труб того же диаметра вдоль забора. Такие же трубы вдоль одной из сторон забора есть и во всех прочих “локалках” – это обязательный (до сих пор) элемент, носивший изначально, видимо (как я смутно догадываюсь), некое спортивное назначение, но давно уже приспособленный зэками под гораздо более важную функцию: сушит на этой трубе стиранное белье. Разумеется, ан тряпки всего отряда (даже этого, маленького, всего 100 человек или меньше) трубы не хватало, вешали еще кто где мог, но это место было основным. И вдруг – выкопать!.. Куда? Зачем? Бог весть. Заводчиков приказал... Короче, одну из 2–х половинок этой длиннющей трубы сегодня уже выкопали и как–то положили на вкопанный на ее место заборчик. Со 2–й половины еще днем велели снять все белье, вырыли у ее стоек ямы, но пока она стоит. Завхоз сказал, что ее куда–то перенесут, в другое место, но куда – пока я не понял. На других бараках – специально посмотрел по дороге в столовку, на обед – эти трубы стоят как стояли...
Ну что ж... Чего я жду, чем живу? Общее настроение? Осталось 860 дней. Ждем – комиссии, шмона, ОМОНа... Чего еще, какая там еще может пакость случиться? К постоянным, систематическим поборам на из вонючее “общее” и пр. я уже привык – это как фон здешней жизни, фон столь же постоянный, как снег зимой. А сколько может быть тут еще, к примеру, комиссий, – от нечего делать, на досуге, пытался просчитать. Ну, не каждые 10 дней же она приезжает, – значит, меньше 86–ти, это точно. Раз в месяц? Может быть, при определенных обстоятельствах. Осталось мне 28 с половиной месяцев. 28 комиссий? Черт его знает; но 20, по крайней мере, – это вполне реально. 20 раз еще “убирать сидорА” (будьте вы прокляты с вашим проклятым жаргоном, твари!..) в каптерку, 20 шансов лишиться разом всех вещей, или хотя бы части их, – разворованных...
