11.10.08. 9–27
Осень. Холодно. Тоскливо. Опять пришло время шнуровать ботинки 5 раз в день. На завтрак, обед, ужин, утреннюю и вечернюю проверки. Дома меня тоже раздражало зимой шнуровать обувь, но там это было максимум 2 раза в день, а не 5.
А какую музыку я здесь слушаю? Потом буду, м.б., вспоминать эти слышанные здесь песни (услышу ли их еще на воле? И будет ли воля?..).
Майка в полосочку, в клеточку штаны,
До утра по улицам гуляют пацаны.
Осталось еще 890 дней. Вроде уже не так много, но... 127 недель и 1 день. Даже в Новый год еще останется целых 116 недель...
12.10.08. 10–57
Воскресенье. Утро. На улице – дождь, холод, промозглая осенняя сырость, лужи и ветер. После завтрака теперь не погуляешь, как я привык летом, Что делать? Лечь спать? Перед каждым подъемом я мечтаю об этом, – что вот после завтрака сегодня лягу, согреюсь и засну... Но обычно это не получается. Сегодня вот лег, потому что делать было нечего совсем, ни читать, ни писать не хотелось, а мать дозвонилась рано, еще во время завтрака, ее можно было не ждать. Но только стал засыпать, – сперва вспомнил, что сегодня может прийти отрядник, где–нибудь часов в 10, а затем он и сам явился, – было всего 9–30! В секцию не зашел, прямо к себе в кабинет, но все равно – сон он мне сбил, уже снова так хорошо, блаженно не будет, как было до него, сразу после завтрака. Хорошо еще, что прошла сама собой голова, тогда же, после завтрака, начавшая непонятно с чего болеть, и не пришлось даже принимать таблетку.
Вчера у НИХ было что–то типа небольшого ЧП, – когда ходили на ужин, могли с изумлением наблюдать, как из высокой трубы, выходящей откуда–то из здания бани, вырывается пламя, а посередине этой трубы что–то типа дыры что ли, образовалось, и оттуда тоже летят искры. Сверху факел был очень похож на знаменитый факел капотнинского нефтезавода в Москве. Пожарная машина на наших глазах подъехала к зданию, постояла, отъехала к воротам зоны, на полной скорости вернулась обратно к бане... Дальше наблюдать не пришлось, – надо было возвращаться в барак. Да еще перед столовой сняли доски с обычно ими накрытой большой ямы, полной воды, – судя по торчавшему где–то на этих досках знаку, яма эта тоже имеет вроде как пожарное назначение. Что это было – непонятно. Главная забота – не накрылась бы теперь медным тазом баня. Правда, в том здании она не одна – там еще и “банно–прачечный комбинат”, и еще какие–то службы. И когда выходишь из бани – я замечал, что обычно вовсю дымит большая труба на крыше, над самым входом в баню. Т.е., печь, греющая для бани воду, расположена в этом месте, под этой трубой. А вчера искрила какая–то совсем другая труба, в дальнем конце здания. Но будет или не будет работать баня, – все равно сделать тут ничего нельзя (особенно при том, что блатные строго следят и запрещают передавать вовне информацию о том, что творится в зоне, т.е. и о подобных проблемах тоже), остается только надеяться на лучшее. И еще на то, что осталось мне 127 недель, 889 дней, – когда–нибудь же пройдут и они, и все эти здешние нелепые проблемы исчезнут сами собой.
13.10.08. 16–00
Перед утренней проверкой опять избили обиженного Юру, моего бывшего соседа. Бил его один наиболее активный и злобный (недавно “поднялся” на барак) из своих же: якобы Юра что–то спер у омерзительного злобного старикашки, живущего на 1–й же шконке за “петушатником”, т.е. у своего фактического (через занавеску, сделанную из простыни) соседа.
“Фуфайку” ли спер Юра (они здесь так называют верхнюю казенную куртку, типа телогрейки), как я слышал мельком, и он ли вообще спер, или не он, – но били его, как обычно, жестоко, а до этого еще пару раз ударил (рукой, потом ногой, в их же “обиженном” проходняке) сам “пострадавший”. Старая эта мразь, чрезвычайно злобная, не упускает, как я заметил (благо живу прямо напротив него), ни одного случая обматерить “обиженных”, пригрозить им, показать им любым путем и по любому поводу свою силу (он и физически еще достаточно крепкий в 60 лет) и власть. Мотивы его совершенно очевидны и лежат на поверхности так же, как и у Сапога. На воле он был никто и звать никак, власть свою мог показывать в лучшем случае только над женой (и то с оглядкой, чтобы жене не надоело до степени, когда она сочла бы за лучшее уйти от старого дурака). Здесь же, на зоне, он видит около себя целую определенную категорию людей, которые как бы официально считаются людьми 2–го сорта, которых можно “законно” (по изуверским и преступным блатным “законам”) бить, как угодно притеснять, издеваться над ними и т.д. – и при этом они заведомо, официально по все тому же “закону” (будь он проклят!) не имеют права ответить, применить силу даже для явной самообороны (максимум, что они могут – это жаловаться блатным и просить защиты у них). Разумеется, видя такое, подлая русская натура (пресмыкаться на брюхе перед более сильным и безжалостно топтать ногами более слабого) тут же берет в нем верх над малейшим (если оно вообще было!) подобием совести и человечности, он впадает в раж, пьянеет от безнаказанности, – а тут таких почти 100 человек, ну 70 как минимум, и бедным “обиженным” всякое лыко начинает ставиться в строку, и любая проходящая мимо них шелупонь, дикая, тупая и похожая на человека только с виду, имеет “право” пнуть их, обматерить и послать убирать туалет...
Разумеется, усовестить, как–то по–доброму переубедить, доказать неправоту такого садистского, изуверского поведения этим – не зверям даже, а злобным насекомым, – заведомо невозможно, так что все попытки бессмысленны. У них заложен в генах этот садизм по отношению к более слабому. Это не исправить уговорами и вообще ничем. Есть только один локальный путь: вооружать слабых, помогать им осознать их положение и сорганизоваться для отпора. (В любой подобной ситуации, а не только на зоне.) И один глобальный: безжалостное уничтожение народа, несущего в себе такие мерзкие, садистские наследственные качества; уничтожение всей его государственности, всей 1000–летней цивилизации, сформировавшей этот народ в виде народа–выродка и неисправимого садиста, подлеца и подонка...
Утром, как всегда, приперся на зарядку отрядник, к концу 5–го упражнения пришлось все же выйти. На улице уже ощутимо холодно даже в моих 2–х “тепляках”, а одевать телогрейку – долго, да и не хочется. Потом эта тварь торчала еще и у столовой на завтраке; хорошо бы, чтоб сейчас, после ужина, не приперлась опять. Я дочитал сегодня “Тотем и табу” Фрейда, а мать сообщила, что Гиляров и Тарасов по моей просьбе купили в переехавшем “Фаланстере” книги Поппера и Маркузе, до которых я долгие годы не мог добраться на воле. Сама мать купила здоровый том Стругацких, у которых я хочу здесь прочесть все, что до сих пор не читал. Так что чтением на ноябрь, слава богу, я буду обеспечен (правда, вечерами темно, лампочка очень тусклая, не почитаешь). Больше ничего интересного не было и хочется надеяться, что день – скоро уже – закончится спокойно, без эксцессов...
14.10.08. 10–03
14 октября. Идиотики в бараке празднуют “покров”. До завтрака только и было слышно разговоров об этом; общий лейтмотив – “сегодня великий праздник, – надо заваривать!”. Кто бы на воле мог подумать, что обычная, совершенно будничная процедура – заварить и выпить чаю, да пусть даже и чифира (тот же чай, но в 100 раз крепче) – поднимается здесь до уровня священнодействия, до ритуала не меньшей значимости, чем распитие водки у алкашей на воле!.. Хотя никто из этих отмечающих “великий праздник”, скорее всего, не в состоянии толком объяснить, в чем его смысл...
Чмо в фуражке, называемое “отрядник”, все же явилось вчера еще и вечером, уже ближе к 8 часам, да еще и вечернюю проверку успело само провести. Сегодня с утра его не было, так что с зарядкой обошлось – “контролер” дошел до нас уже после ее окончания.
Баня, видимо, работает исправно, уже сегодня с утра туда перлась толпа с пакетами и тапочками в руках. Труба, в субботу пылавшая ярким пламенем, уже вчера дымила нормальным дымом. Так что, видимо, с баней все в порядке и страхи насчет ее долгой неработы не оправдались.
