19–10 Картинки с выставки. “Обиженный” стоит на стреме – взгромоздившись у забора во дворе на большие водяные батареи из бывшей сушилки, подошвами стоя на довольно тонких вертикальных трубках, торчащих из них. В таком положении ему надо выглядывать за забор, на “продол”, раз калитка закрыта, – а через забор даже с высоты этих батарей мало что видно дальше 10–го барака. Так вот, этот бедолага стремщик, стоя там, еще и бреется! В одной руке он держит зеркальце, в другой – “хозяйский” белый станок, и бреется насухую, а вместо споласкивания водой – просто стучит станком о забор. То есть, его так заездили всей этой бесконечной стиркой, уборкой, стремом и пр. и пр., что нормально, по–человечески, с использованием воды и мыла ему, видимо, катастрофически некогда побриться, – “обиженных” будят часов в 5 утра, еще до подъема, а ложатся они не раньше 11 вечера (скорее позже). Остается бриться, стоя на стреме, т.е. взгромоздившись на эти батареи и рискуя с них грохнуться. Так же, как во времена, когда “локалка” еще была постоянно открыта, – они вытаскивали за нее, на “продол”, свои бадьи со стиркой и стирали, одновременно и следя за “продолом”, т.е. стоя на стреме.
21.9.08. 17–05
Ну что ж, вот и полсрока. Осталось еще ровно 2 года и 6 месяцев, 130 недель. Весь день только ненависть и омерзение, жгучая ненависть к ним ко всем, к этим тварям, которые вокруг, которых видишь 24 часа в сутки возле себя, слышишь их мерзкие разговоры, мат и хохот, и отвращение ко всему миру. Твари, мрази, нечисть, падаль, отребье!.. Bastards, по Лимонову. С этими тварями, среди них, мне предстоит тут прожить еще 2 с половиной года, и вся эта блатная мразь, которую я далеко–далеко не считаю за людей, – эта падаль будет мне указывать, что мне делать и как жить, навязывать, непонятно по какому праву, свои порядки, законы и правила.
Антисемиты и гомофобы – вот коротко самая суть этого проклятого народа, этой нечисти – не только в бараке, и не только в зоне, а по всей стране, всех этих 140 миллионов, или сколько там этих тварей есть... То, что все они дикие, патологические и зоологические гомофобы (даже отдаленно не понимающие, впрочем, сути вопроса), – это сквозит в каждом их слове тут, в бараке, от подъема и до отбоя, буквально каждое, ну каждое второе их слово так или иначе посвящено этой теме. Мрази!!! А в том, что вся эта нечисть – и русские вообще, но об этом знал и на воле – еще и антисемиты, – тоже имел уже не раз случай убедиться. Трое мразей уже высказывались в мой адрес на эту тему, последний – вот только что. Выродок, 20–с–чем–то–летний ублюдок, собачий сын, нечисть, бременящая понапрасну собой землю и не имеющая вообще, за полной никчемностью, права жить на свете, – сейчас это чмо, явившись к моему соседу–татуировщику и встав в проходняке (т.е. перегородив его собой), начало гавкать... Злобная, абсолютно одноклеточная, без малейших даже намеков на интеллект, дебильная и тупорылая мразь, нечисть, падаль... И такие они тут все... Как ни дико представить – но тут нет нормальных, вообще нет. Тут ВСЕ – только мразь и нечисть. Bastards. Абсолютно все. “Если все идет хорошо – значит, вы чего–то не замечаете”. Так и тут. Если вдруг показалось, что кто–то из них нормальный и с ним можно хотя бы разговаривать, – это трагическая ошибка и начало пути к глубокому разочарованию, если еще не к проблемам... С каким бы наслаждением я переломал и повырывал им все, что можно, изничтожил бы всю эту падаль, выкосил бы одной тяжелой, густой, длинной очередью из крупнокалиберного пулемета... Твари, будьте вы все прокляты! Вот до чего можно довести человека просто одним тем, что его засовывают насильно в один загон, в одну клетку с этой нечистью, с этим абсолютно ему чуждым, как с другой планеты, уголовным сбродом, – и заставляют годами жить с ним бок о бок, под одной крышей... Будьте вы все прокляты, твари!..
Осень, с дымками и костерками, на которых это отребье при отключении света варит себе чифир. Как я и предполагал. Осень, не холодно пока, без дождей, – и дымки в “локалках”. Пахнет дымом, и сколько романтических воспоминаний будит этот запах. Будь проклята ты, прежняя жизнь, которая никогда уже не вернется и только саднит долгими годами в памяти... А “плац” во дворе для построений, который начали было выкладывать кирпичами, – так и не доделан с лета, брошен на середине...
22.9.08. 9–05
Понедельник. С утра пришлось выскочить на зарядку, приперся отрядник (впрочем, я вышел раньше). Началась неделька... 130–я до конца.
В столовке некоторое время назад стали вдруг давать рисовую кашу, – не бог весть что, но все же лучше сечки и перловки. Да и макароны вроде стали готовить чуть поприличнее, чем год назад. Так что в ШИЗО я, по крайней мере, не умру с голоду.
Сидеть среди этого сброда и мрази, среди бандитов, – самое тяжелое, что было и есть за эти 2,5 года. Они навязывают всем свои порядки, свои правила, дикие и нелепые, и жестоко бьют за их неисполнение (вот как тех четверых, включая старика, – за написанную жалобу). Если плюнуть на зависимость от связи и открыто пойти им наперекор, – интересно, могут ли они убить? Впрочем, вряд ли; эти мрази трусливы, они храбры только против слабых и покорных. А этот народ (свиньи!) как раз от веку разобщен, рабски покорен и труслив. Каждый боится за свою шкуру. Никаких прав им и не нужно, они веками привыкли к плетке и очень ее любят. Так не пора ли нам – приличным людям, как говорит Лера – в интересах нашего выживания взять эту плетку в достойные, т.е. в свои руки7..
23.9.08. 8–45
Ну вот. (Что–то каждый день начинаю с этой фразы.) Осталось 908 дней. Всего–то ничего, да, мелочь какая? :))
Вчера было преодолено тяжелое испытание: ходил в спецчасть за решением суда об отказе в УДО. Там, как обычно, простоял от обеда почти до ужина – больше 2–х часов в очереди на улице, на ногах, внутрь не пускают. Но главная радость – что блатная нечисть в бараке вроде бы не заметила и не привязалась: у них, видишь ли, теперь “постанова”, что в штаб (даже в спецчасть за бумагами) нельзя ходить поодиночке, а надо брать с собой кого–то из “порядочных мужиков”, – типа свидетелем, что ты не заходил к оперу стучать, и т.п. Редкостный идиотизм, глупее и трусливее нельзя и придумать. Как будто нельзя вместо опера настучать отряднику, который регулярно приходит и сидит в своем кабинете в самом бараке!..
Теперь все мысли заняты только предстоящим длительным свиданием – 27–го, в субботу, оно начинается, – и подготовкой к нему. Мысли и мои, и матери, и готовится, конечно, больше она, – все ходит, покупает что–то вкусненькое, спасибо ей от души. А я при одной мысли о свидании этом не могу отделаться от той смертной тоски, от того ужаса, предощущения беды, которым бывает там заполнен весь последний вечер, а уж про последнее утро, утро выхода – нечего и говорить...
11–35
Первая изморозь сегодня с утра – чуть–чуть на крышах бараков и – заметнее, больше – на стиранном белье, висящем во дворе. Первые заморозки, значит. И не тает до сих пор, – сейчас выходил, смотрел. Рановато, – в Москве в конце сентября еще нет изморози по утрам. Да уж, “в краю суровом” довелось поневоле жить...
25.9.08. 8–36
Вчерашний день выдался бурным. Главная политическая новость, – это, конечно, убийство Ямадаева прямо посреди Москвы. Просто супер!!! Разумеется, я не был знаком с ним лично. И, разумеется, он и его брат смертельно враждовали с кланом Кадырова, так что это. скорее всего, дело рук кадыровцев, а не борцов за независимость Чечни. Но все равно. По 1–му каналу про него говорили, что он не просто перешел на сторону русских оккупантов, будучи крупным командиром в чеченской армии, но фактически без боя сдал русским Гудермес. Короче, туда этой мрази и дорога, вслед за недавно разбившимся вместе с самолетом Трошевым. Есть, есть все–таки высшая справедливость в мире, и ни одна мразь не избегнет рано или поздно заслуженной кары, – будь то Милошевич, Хуссейн, Трошев или Путин. Так что вчерашнее известие вызвало полный восторг и подъем боевого духа.
