15–25
Даже не полторы, а 2 тысячи оказались нужны, – только что “телефонист” прибегал лично, сам. Взял у кого–то из местных блатных “трубу”, дал мне позвонить матери – а она сказала, что ей он звонил вчера в 11 вечера. Но мать – ни в какую, не хочет и слышать о том, чтобы опять давать этой твари деньги (что можно, конечно, понять) и уповает теперь исключительно на “запасной вариант”, что весьма глупо с ее стороны. А если вдруг “спалится” “труба” и у него? Или сломается? Или его прищучат строгим запретом давать мне телефон?..
27.8.10. 7–45
Отшумел вчера очередной безумный день, вымотавший меня настолько, что просто караул... Завтракал, а после этого собирался в баню (четверг) – вдруг заревела сирена! Как известно, здесь это народная примета – к шмону :) (сбор всех “мусоров” со всех смен по этой сирене, или что–то в таком духе), так что я срочно распихал по более укромным местам 2 заточки – беда, если заберут. Собственно, кроме заточек (самодельных ножей для резки продуктов) и дневника, мне прятать–то и нечего, остальное – просто раскидают, собирай потом 2 часа. (Ах да, еще кое–что из “вольных” шмоток могут забрать...)
Пошел в очень тревожном, нервном настроении в баню (слава богу, она еще работает). Там повезло, – не так уж и мало было народу, но я почти сразу нашел свободную “лейку” (она была вообще выключена, хотя чья–то мочалка – знак, что занято – на ней висела; я включил ее). Возвращаюсь “домой” в барак, сижу, читаю 5–й том собрания сочинений Бродского с его эссе, принесенный мне тем “девяточным” библиотекарем из библиотеки (безумно интересно!) – а сам весь на нервах. Полдесятого, десять, пол–одиннадцатого... Короче, обошлось и на этот раз, шмонов нигде не было. Я–то ждал – под постоянные разговоры, что “в лагере комиссия” – массированной уборки–прятанья вчерашним утром – но и этого тоже не было; про комиссию же стали говорить, что она вроде уехала.
Следующим тяжелым испытанием был ларек. Пришел к 14–00 – на крыльце уже стоит толпа, внутрь пускают редко и по одному–два – обычная у этих тварей манера; якобы там, внутри, слишком много народу. (Но блатные азера, тем не менее, на моих глазах пролезли преспокойно внутрь целой кодлой, человека 4.) Злобный 21–летний дебил, еще один теперь “ларьковский сучонок” (вместо того, но на год постарше), к тому же стал вдруг верещать: мол, “мужики, сойдите с крыльца, не вы сюда краску покупаете!”. Якобы, он для этого крыльца купил сколько–то краски, а тут она стирается от стоящих на крыльце; типа, трое остаются на крыльце, а остальные пусть сойдут. Ага, чтобы вообще никогда в этот ларек не попасть, как со спецчастью регулярно бывает! “Мусор”, блин; мразь!.. кое–кто из стоявших на крыльце, правда, начал ему отвечать – в том духе, что, мол, краска все равно не вечна; очень мало и скромно отвечали, тогда как, по моим представлениям, толпа должна была бы этого глупого щенка на части разорвать за такие чисто “мусорские” повадки.
Подходя к ларьку, встретил там вдруг любителя моих сигарет. Тот сразу же принялся шутить, но вид у него был все же несколько смущенный. Я сказал, что надо поговорить, и он обещал зайти после отбоя.
В ларьке – сперва на крыльце, а потом, основную часть времени – внутри – я простоял больше 2–х часов, обслужили меня уже в начале 5–го, хотя закрывается ларек в 4 на перерыв до 6–ти . В 3 часа уже перестали пробивать чеки – перед единственным окном (2–я продавщица, как каждое лето, в отпуске) стояла довольно–таки приличная толпа, причем кто–то постоянно лез в окошко без очереди и из–за этого стоял постоянный крик и ругань. Достоялся я до того, что и спина стала болеть, что бывает мной нечасто; все норовил опереться рукой о стену – точнее, о бок высокой круглой печки, встроенной в эту стену, но и это не помогало; нога же после двухчасового стояния болит до сих пор, ни вчера вечером, ни сегодня утром я не мог на нее наступить.
Самое же обидное, что все это оказалось почти что зря. Вчера, в четверг, у них был завоз, что нетипично (как правило, он бывает в понедельник и пятницу) – и за 2 часа, пока я подошел к окошку, половины всего, что я хотел взять, уже не было! Ни рулетов, ни такой колбасы, как я хотел (в батонах; осталась только грубая, с салом, кольцами – “Краковская”, или как ее там), ни сыра; даже хлеб – и тот кончился, и с этой “Краковской” сегодня пришлось жрать все тот же столовский черный хлеб – слава богу, он сейчас хоть не такой кислый.
Пришел обратно в барак – тут тусуются цыгане, те самые двое, что приходили раньше ко мне, а еще до того – к злобной цыганской обезьяне, в июне освободившейся. Обалдеть! – у старшего из них, которого я знаю еще с 13–го барака, приехал теперь сюда какой–то двоюродный племянник, что ли – пацаненок лет 19–ти, сразу вставший здесь на “блатную педаль”. Теперь они ходят к нему – ну, а заодно уж зашли посидеть и ко мне (хотя я устал от 2–х часов стояния так, что лучше было бы мне без них полежать). Кто–то (родственничек?) дал им кофе (в пакетик от сигаретной пачки), у меня они выпросили несколько карамелек (пачку которых я купил в ларьке специально для таких вот попрошаек на остаток денег) – и звали к себе на 7–й пить это кофе, или же – хотели сами прийти с ним опять ко мне часов в 8. Я сказал, что лучше приходите после отбоя.
Спать здесь нормально не дают, подъем в 6 утра, а я не сплю обычно уже в 54 или в начале 5–го утра. Так что пришел с вечерней проверки, лег на шконарь – ждать, когда погасят свет – и чувствую, что засыпаю, сил совсем нет. Из обещавших никто не идет. Свет погасили, соседи нажрались–напились, ушли курить – и я уж думал ложиться спать, как вдруг появились из темноты цыгане! :) Сели; но – смотрю, ни о каком кофе уже и помина нет; пришли так, нехотя, еле–еле – посидеть, повздыхать, повспоминать в 100–й раз, сколько кому осталось... Короче, могли бы и не приходить. И тут вдруг появляется сигаретчик! Эти двое воспользовались этим как предлогом, чтобы уйти; а с сигаретчиком мы пошли разговаривать во двор.
Он начисто отрицал – на мой прямой вопрос – что они с его другом–шнырем меня кинули; а на вопрос, куда он вдруг пропал, сказал, что ему, мол, стыдно приходить ко мне, пока свое обещание насчет “трубы” он не выполнил (а деньги за нее уже потрачены!). Рассказал мне ту же историю, что и шнырь: что “труба”, которую какой–то их знакомый “тянул” с “промки” в “жилку”, “спалилась” по дороге, а сам знакомый сейчас сидит в ШИЗО. И как выйдет – будет “затягивать” новую (версия сигаретчика), или же отдаст свою (версия шныря в разговоре со мной пару дней назад). Так что, м.б., есть смутная надежда, что деньги эти еще не потеряны зря, – если, конечно, эти двое не врут. Но оба они наотрез отрицают слова кассирши, что мои 3000 они потратили в тот же вечер, пятницу 6 августа. По словам шныря, только в понедельник кто–то, кому предназначались эти деньги, пошел с его (шныря) биркой в ларек и от его (шныря) имени, т.е. выдав себя за него, этот чек забрал. Получается непреодолимое разночтение, сильно портящее всю их стройную версию.
Потом мы поднялись с ним наверх, посидели еще в темноте на моей шконке. Сигаретчик рассказал, что теперь он – от абсолютного безделья и скуки на 10–м – надел там “косяк” “предКД”, т.е. “кружок досуга”; что он там сейчас один из трех всего лишь “козлов” (не считая завхоза) и теперь водит 10–й барак в столовку, в санчасть и т.д. От меня пошел, по его словам, на 13–й, к шнырю, узнавать у него про сидящего в ШИЗО и перспективы получения “трубы”. Ко мне обещал зайти или сегодня с утра (но пока нету), или после отбоя. Ушел (не забыв, как всегда, попросить у меня сигарет; я дал), а я завалился спать, и на этом безумный вчерашний день был закончен.
Сейчас, пока писал – “дневальный” проорал: “Наводите порядок, сейчас Демин пойдет с обходом!”. Но сильной паники вроде пока что нет. Еще вчера на двор начали вытаскивать из “культяшки” и красить шконки; сегодня с утра поволокли уже из “фойе” и этой секции. Красят их (на хрена??!!.) в темно–зеленый цвет, и предназначены они для той секции – ремонт там, видимо, закончен или заканчивается.
