Забавная мысль пришла, кстати, вчера: неплохо было бы хоть под конец жизни, хоть годам к 50–60–ти, если доживу, – умудриться стать для этого государства ГЛАВНЫМ, центральным врагом! Главным врагом России. :)) О, у нее всегда было много врагов – это вообще были все те, кто просто осмеливался критиковать начальство, будь то Андрей Курбский или Андрей Сахаров. Но порой возникли и такие вот, особо, предельно ненавидимые “враги” – никто не объявлял их таковыми, естественно, но и без слов было понятно, – точнее, как раз по словам, по безумию обвинений и “разоблачений”, зашкаливающих за все разумные пределы. Потому что быть таким врагом для НИХ – это очень высокая честь – но и практически верная смерть, раньше или позже. (Ну и что же?! Смерть все равно неизбежна, в любом случае, но смерть в бою почетна и является поводом для гордости потомков. "Так лучше, чем от водки и от простуд...”) Четких примеров, м.б., можно выделить не так уж много, но они очень яркие. До II Мировой войны, в 20–е и 30–е гг., главным, смертельным врагом для них бы, конечно, Троцкий, особенно уже выдворенный за границу, – по ненависти, которая к нему пропагандировалась, и его роли вдохновителя и первоисточника всевозможных “заговоров” и “шпионских центров”, с ним просто некого поставить рядом. После войны – определить сложнее; в первые годы, м.б., Бандера? Его, во всяком случае, убили, да и представлял он огромную потенциальную силу – украинскую нацию, особенно в диаспоре, в эмиграции. Потом уже фигур ТАКОГО калибра ни у кого не было до появления Дудаева (ну, м.б., еще Стецько, доживший до 1986 г.)В 70–80–е, до “перестройки” – м.б., Солженицын? Трудно определить точно, но удар с публикацией “Архипелага” ИМ был нанесен страшный, непоправимый. Никакие правозащитники никакими письмами и апелляциями к советским законам не могли бы так подорвать разом устои этого режима. В 90–е годы – по–моему, не было таких уж значительных фигур – но они, в своих “лучших” традициях, убили Дудаева. С 1999–го по 2006 главный “враг России” был ярко и четко выраженный, несомненный: это был Басаев. И они убили его. И вот после этого, в самые последние годы, пока я сижу, года с 2007 или с конца 2006 даже, главным врагом явно стал Саакашвили. Накал личной ненависти к нему и глумления над ним в русской пропаганде после нападения Русни на Грузию, весь конец 2008 и 1–ю половину 2009, даже вообразить трудно, если бы я не смотрел сам тогда 1–й канал. Правда, Саакашвили несколько выбивается из общего ряда “главных врагов” – прежде всего тем, что он еще жив. :) (Но это – увы, дело для ФСБ РФ поправимое...) Потом еще тем, что он все–таки не революционер, не “террорист”, не писатель, – словом, не человек из подполья, из андерграунда: он – действующий президент целой страны, крупная, известная и международно признанная персона. Впрочем, и с Дудаевым, и с Масхадовым Ельцин когда–то подписывал официальные договора...
Так вот, я считал бы свою миссию выполненной, а свою жизнь – прошедшей не зря, если бы когда–нибудь удалось хоть ненадолго, хоть на год–другой, занять это почетное место – главного, признанного и максимально ненавидимого врага этой Системы, того, кого они ставят себе целью убить любой ценой, ибо иначе обезвредить такого врага невозможно. И пусть бы они меня и убили – на этом почетном “посту”...
26.2.10. 14–20
Главная новость дня – завхоз 11–го ходил на суд, и его отпустили по УДО. Через 10 дней уйдет; проблема в том, что на его место, по всей видимости, назначат еще более злобную мразь, – ту самую, что первой, еще в том году, искала мою кошку по секции, чтобы убить. А что такое здесь злобный завхоз, я уже знаю, – насмотрелся, увы. “Телефонисту” придется заново его обрабатывать, беседовать с ним обо мне; но это вряд ли поможет. Будут перекладывания с места на место, недопуски в секцию в одежде–обуви, выкидывания ботинок, телогрейки, сумок, выгоны на все проверки строго за полчаса... В общем–то, ничего мне эта падаль сделать не может, бить – вряд ли осмелится; но вещи мои будут страдать немилосердно.
“Заказывают” и “заказывают” на этап, практически через день. СДиПовцы уезжают, их шконки освобождаются...
Весна, солнце, капель, а у меня тошно на душе и стоит комом в горле отвращение ко всему, к миру и к людям, ко всей этой дурацкой жизни. Год с лишним еще до освобождения, – а меня все сильнее мучает эта мысль: зачем мне освобождаться, что я там буду делать, на воле? Да, там будет куда лучше в смысле чисто бытовом, да в плане личной свободы – пиши, звони кому хочешь, выходи из дома когда угодно и иди куда пожелаешь... Но и только. Тут–то я, по крайней мере, знаю, что вокруг меня – подонки, отребье, глубоко враждебная мне по своему духу и ценностям биомасса. “Запах стаи, заполонившей мир”, – вот что здесь, в полную силу. А на воле будут милейшие люди, близкие, очень мне сочувствующие, называющие себя друзьями – но пользы от них не будет никакой, все они погружены без остатка в личную жизнь, в работу, быт, семью, у всех дети, и никто не хочет всем этим рисковать, наживать себе неприятности, попадать вот так, как попал не 5 лет я... Вот как Миша Агафонов, например, обзаведшийся за эти годы большой семьей – и глубокой апатией в общественных вопросах, служащей ему оправданием для того, чтобы ничего уже не делать, как делал он еще в пору нашего знакомства. Все равно, мол, без толку... Спасибо еще, ко мне ездит, матери помогает, – как раз вот завтра должны они прибыть на короткую свиданку, сегодня вечером выезжают.
...А меня ждет пустота, одиночество и вольное, но бессмысленное существование на воле, дома. в комфортных условиях московской квартиры – после 5 лет камер и бараков...
28.2.10. 8–46
Последний день зимы. Кончилась наконец–то эта страшная, безумная, чудовищная зима 2009/10 годов, навеки памятная...
Вчера была короткая свиданка с матерью и Агафоновым. Все прошло хорошо, только ждали мы, пока заведут, до 10 часов – в это время как раз уезжал очередной этап “второходов”, их шмонали и грузили за вахтой, и, конечно, не могло быть и речи, чтобы нас – толпу в 10 человек на свиданку – повели мимо их толпы, дали бы соприкоснуться. Было не холодно, но ноги у меня за час стояния у вахты замерзли просто ужасно. Да потом, в конце, когда мои уже ушли (их к часу дня ждало уже такси до Шахуньи) – чудовищно долго еще принимали у оставшихся передачи, грузя в чей–то недовес часть чужой передачи, которую не “подписал” заранее Макаревич, переливая сгущенку из огромных “бай зеров” в целлофановые пакеты, разбираясь с какими–то грузами на “общее” – их просто попросили, как обычно бывает, захватить, и ни женщина, сдававшая их, ни парень, к которому она приехала, не имели понятия, ЧТО в них. Тянулась эта бодяга не меньше часа, так что вышли мы со свиданки только в 3–м часу. Да еще, расписываясь за передачу, увидел я новшество – отдельный листок с грозными печатями и текстом, предупреждающим родственников об ответственности по ст. 228, если что–то такое будет обнаружено в сдаваемой передаче :) – и родственники должны это подписывать, что ознакомлены.
Очень хорошо поговорили с Мишей, он рассказал мне, в частности, про кучу новых книг, которые я тут же ему и заказал. :) Вообще, общаясь с ним ли, еще с кем–то из ребят – мучительно ощущаешь, как дико отстал за эти годы от жизни, сколько появилось лиц, явлений, организаций и пр., о которых не имеешь понятия. Под конец разговор сам собой вышел на будущую работу на воле – нужна ли она в нынешних условиях отлива и реакции, и какая именно, если нужна. По крайней мере, на этот раз Миша сказал нечто обнадеживающее: что период, когда он был полностью загружен на работе (в одной фактически совмещая две) и голова вообще не работала, не мог даже ничего написать, прошел, теперь он вроде бы оживает постепенно. Что ж, посмотрим, что ждет его и меня в будущем; я так и сказал ему под самый конец: ты – один из лучших людей, какие есть (в этой стране), и если ты меня не понимаешь, то кто же вообще меня поймет?!. Мне почему–то кажется, что я смог его убедить.