Однако то, КАК это выполнили здесь, в Буреполоме, лишь подтверждает то, что я умозрительно, теоретически знал и ранее. Любые попытки реформ, европеизации, гуманизации в этой дикой, тоталитарной, полностью замороженной стране всегда были и будут вот именно такими – жульничеством, надувательством, показухой. Сменой вывески, в лучшем случае – какими–то вешними, косметическими изменениями, не затрагивающими сами глубины, саму суть этого вселенского Зла, на котором, как на фундаменте, стоит Россия. Будь это разделение КГБ на отдельные части и переименование в ФСБ – вместо полного его упразднения (сейчас эти части опять благополучно срослись обратно, включая даже погранслужбу). Будь это простое переименование СДиПа в Секцию Пожарной Безопасности (поистине, святая простота!) с сохранением за ней всех тех же функций (не пускать без “общественника” ходить по зоне).

Все это в точности то самое, что описывает Нестеренко в своей шикарной “Эпитафии пассеизму” (1996 г.), говоря о России и о результатах “перестройки” и ельцинских “реформ” в ней:

Она под декларации

Про некий новый путь

Сменила декорации,

Но сохранила суть.

16.1.10. 9–02

Вчера после обеда случилось маленькое чудо: кошка Манька, выброшенная накануне (и, видимо, в окно), пришла ко мне сама!! Я аж глазам не поверил, когда сидел, читал – и вдруг заметил ее на полу в проходняке – холодная, чуть влажная (с улицы!), озабоченно вертит головой и оглядывается в поисках пищи. Я накормил ее, конечно, погладил, приласкал – сам был на 7–м небе от счастья, что она явилась, – и она, довольная, улеглась на свое место.

Но – недолго музыка играла. Пошел на ужин, оттуда – к “телефонисту” (удачно), потом – сразу на проверку. Поднимаюсь в барак – Мани уже нет. А сосед–сапожник, которого я спросил, говорит: да, вон там (в “козлином” углу) говорили про какую–то кошку, что ее за ноги и об стену...

Даст бог, она все же живая и еще, м.б., придет. Или я сам потом найду ее. А пока – моя жизнь день за днем, год за годом протекает среди выродков, мутантов, недочеловеков...

А потом началась опять уже подзабытая было мной война. Вместо ушедшего (завхозом!) в карантин злобного идиота–предСДиПа назначили нового – не такого злобного, но и не больно умного; еще недавно он работал в посылочной, имел свой телефон и был одним из самых видных СОПиТовцев. На второй день своих новых обязанностей это чмо уже сильно заинтересовалось тем, почему это я не выходу “на проверку” в 9 вечера, “как все” (хотя проверка в 9–30). Прежний знал и не трогал, и другие “козлы” тоже, – вроде бы через завхоза “телефонист” немного прочистил им мозги (по его, правда, информации). Этот – стал докапываться, почему я не выхожу; чем я отличаюсь от всех; что я, самый умный, что ли; и т.д. и т.п. Я неплохо отвечал на все вопросы, причем лежа, не поднимаясь (почему–то, я заметил, все такие самые важные разговоры–конфликты я здесь веду лежа :). Мы еще поспорили с ним, буду ли я выходить, как все, или нет: он говорил: “Будешь”, – а я: “Нет, не буду, и не заставишь!”. Из стоявшей с ним толпы “козлов” только цыганенок советовал этому новичку не трогать меня – видимо, еще помнит, что ему обо мне говорилось. Под конец новый долговязый предСДиП сказал мне (дословно): “Тебя можно только убивать!” – и отошел, ничего не добившись (хотя до этого обещал, что если я не буду выходить “вместе со всеми”, то меня будут “выносить”). Независимо от того, было ли это желанием меня уничтожить или же признанием того, что меня убить можно, а сломить нельзя, – я считаю, что этот раунд я выиграл.

Потом были уже вроде бы сущие мелочи. Я немножко подождал заходить после проверки, но все равно – на входе в секцию еще стоял поставленный там “козлами” “дневальный” шнырь и пытался воспрепятствовать зайти в одежде и обуви. Меня он спросил: “Где обувь?” – я показал на свои ноги в “котах” и прошел, не обращая на него больше внимания. Потом цыганское чмо вдруг вздумало – так, полушутя пока что – докопаться, мою ли я ноги (СДиПовцев и прочих они заставляют перед сном мыть – пихать ноги по очереди в высоченный, выше метра, умывальник, что для меня физически невозможно, да еще и под холодную (!) воду. Потом, когда уже погасили свет, они начали – эти дни у них и на сей счет очередное обострение – заставлять всех, у кого были при себе телогрейки (ими народ накрывается поверх тоненьких одеял), относить их в раздевалку. Под нелепым предлогом, что “телажки не должны здесь быть” (почему не должны? Кто это определил? Кому помешали??! Нет ответа – только традиционное “Не положено!” и классический “административный восторг” по Достоевскому) – они, если сам не уберешь, могут просто забрать ее ночью, пока ты спишь, и выбросить – хорошо еще, если в раздевалку, а не на улицу и не в помойную бочку...

У меня “телага” висит внутри пространства шконки, да еще на таком хитром проволочном крючке – хрен снимешь, если не знать, да еще в темноте, – проще уж оторвать петлю. Мне вроде по этому поводу и не говорили ничего, но я никак не мог заснуть, часов до 12–ти, и все, уже в полудреме, поднимал голову посмотреть – не утащили ли. Просыпался и еще раза 2–3 за ночь, а с 4–х утра – уже не мог заснуть и лежал, время от времени зажигая спички, чтобы посмотреть на часы. М.б., все же и заснул бы часам к 6–ти – но тут уже подъем, надо вставать, одеваться, прятать одеяло... Спал дай бог 4 часа за ночь, а то и меньше – прямой итог всего “веселья” предыдущего вечера, плюс ночных мыслей о том, что, видимо, и сегодня вечером опять предстоит эта война с “козлами” за 20 минут лежания на шконке, за нахождение одежды и обуви ночью при мне, и т.д. Борьба эта может ведь с каждым днем еще и ужесточаться, свирепеть, и на сколько меня так хватит – неизвестно...

Утром – мороз явно за 20°, а м.б. – и к 30–ти уже, но включили зарядку – пришлось выходить (а ни один “мусор” к нам не зашел, все – мимо). Начинаются крещенские морозы; в Москве, говорит мать, обещают до 30°, ну а здесь – могут дойти и до 50–ти...

15–38

Новая напасть: выключили еще утром свет. Авария, короче: какие–то 2 автомата у них там сгорели, – в общем, свет включить администрация не может, надо эти автоматы менять, а их нет. Все это – по слухам и разговорам, естественно; но, тем не менее, с утра, часов с 10 примерно – ни света, ни воды, а на улице – морозище за 20°. И неизвестно, дадут ли сегодня свет вообще...

17.1.10. 8–35

Короче, масса впечатлений!.. :))) Света не было вчера весь день, до 11–ти или 12–ти ночи, а на 11–м и 1–м бараках (м.б., и во всем корпусе – также на 12–м и 5–м) его нет до сих пор. Нет и воды – вообще нигде (только что ходил на 6–й проверить – свет там есть, но воды нет), включая столовку – почти все краны там вообще скручены...

Вчера, когда стемнело так, что уже нельзя было читать, после 4–х вечера где–то, я лег, укутав ноги телогрейкой, чтобы не мерзли – и так пролежал до самой 7–часовой проверки, не пошел даже на ужин (да и не я один не пошел). Было так здорово: главное – тепло ногам, отчасти даже жарко, и от них тепло всему телу. В такой мороз это просто счастье – ноги в тепле, живые, не замерзшие, как льдышки, как тут обычно бывает...Ну, и темнота, конечно, – такое счастье... Конечно, носились и бесились в темноте, как и при свете, эти мрази, малолетние ублюдки, тузя друг друга, катаясь и валяясь по полу и по шконкам. Есть тут одно совершенно невменяемое, но при этом, как обычно, физически хорошо развитое животное, лет, говорят, 23–х. Единственный рефлекс – бить тех, кто слабее (шнырей и пр.), – оно так развлекается. Бьет, типа, в шутку, но весьма чувствительно, судя по воплям жертв. Вот эта тварь в темноте носилась и кидалась на всех, а они от нее бегали, едва не сшибая и не валя на пол шконки. Изредка кто–то зажигал свечку, а больше – ходили с фонариками да жгли спички.

Была наивная надежда, что не будет и проверки в такой темноте. Но нет – погнали, причем проблему решили просто: всех, у кого “постельный”, тоже выгнали на улицу, чтобы все 100% народа считать там.