Франц сидел в сторожке, обхватив себя за подмышки и косясь на молчащий аппарат. О штабе он не спрашивал.

– Скоро кончится. Там просвет! – обрадовался он и распахнул дверь. Ковач видел его белую спину в проеме параллельно с нараставшим шелестом. Он не смог встать, потому что стало темно. А капли все капали с притолоки.

Полковник зпт надеюсь зпт я не слишком расстроил вас впрс Вы не приветствуете меня зпт что-нибудь случилось впрс Халид

Ваш выстрел был точен тчк Я хороню моего адъютанта тчк Вернее зпт сижу и вспоминаю зпт каким он был славным тчк

Мальчик впрс Он был мальчиком впрс Полковник зпт я приношу вам свои глубокие соболезнования тчк Имеете ли вы силы продолжать впрс Халид

Я продолжу тчк Надеюсь зпт вы не увидите в моих усилиях мелкой мести тчк

Как можно зпт я преклоняюсь перед вами вскл…

Скажите зпт Халид зпт зачем мы убиваем друг друга впрс

Потому что мертвы от рождения и всю свою жизнь хотим достичь приданного нам состояния зпт чтобы не лгать перед Аллахом зпт и убиваем себя и других зпт чтобы приближаться к

Лента кончилась. Аппарат звякнул и смолк. Ковач намотал катушку другой стороной и заправил. Молчание.

Вы будете продолжать впрс

Я понимаю зпт что держать вас в напряжении непростительно с моей стороны тчк мне кажется зпт что вы понимаете меня тчк

Мне кажется то же самое тчк

В лесу засвистели малиновки. Было сонно. Ковач медленно выбрился перед осколком зеркальца и протерся незамасленным уголком тряпки. Веки подрагивали. Он пошел к Берте и навел ее на один из разъездов невидимой узкоколейки. Кряхтя, выкатил снаряд на саночки, уложил в затвор.

– Господи. Никто не скроется от тебя. Ничто. Краски мира, этот вихрь ополоумевших жизней захлестывает меня. Мы все стоим перед чем-то бо́льшим, чем мы сами, и нам страшно. Поговори со мной, Господи, – сказал он и дернул спуск.

Покосившаяся сторожка молчала.

Поговори.

Ибо я солдат, ибо я убиваю и потому только имею право хотя бы на одно твое слово!

Молчание. Облака. Ветер.

Или ты назвался Полковником Халидом и убиваешь меня? Тогда Бог ли ты милосердный и что тогда проку в моей злобе, что тогда тебе от моего отчаяния? Тогда ты такой же солдат, как и я, убийца своих детей, и тогда нам не о чем говорить.

На рысях он зарядил еще снаряд, захлопнул затвор. Так.

И услышал стрекот морзянки.

Полковник зпт я решил ехать к вам тчк Здесь нет линии фронта зпт нет законов зпт кроме наших зпт проведем же день в приятной беседе на вашей стороне тчк я переночую у вас зпт мы вместе оплачем вашего мальчика зпт а потом уеду зпт вы согласны зпт друг мой впрс

Халид зпт друг мой зпт приезжайте зпт я жду вас вскл

Старые рельсы ведут меня зпт я уже близко зпт ваша проволока мотается на мою катушку тчк Жду встречи тчк Ваш Халид

Ковач подошел к Берте и стал опускать ствол. Он вертел рукоятку, скрипел привод, шея чудовища была едва теплая и мокрая. Он потянулся обнять ее… Под ним дрогнуло и тут же сбросило его наземь. Полковник помотал головой и поднялся. Взрыв был близким. Он случайно наступил ногой на спуск.

Он сошел с насыпи и побежал отстукивать Халиду, но на полпути понял, что это бесполезно.

За лесом рвались снаряды. Один, второй, третий.

С перегона принесло горячий ветер.

Полковник потянулся за платком.

Выглянуло солнце. Грудь сдавило невыносимым одиночеством, словно налило холодной болотной водой.

Стало тихо.

И вдруг раздался шелест.

Ковач обернулся: из распахнутой двери сторожки вынесло кучу спутанной телеграфной ленты.

Эрика позвонила за полночь, когда Джей уже готовился выключить лампу.

– Спишь?

– Еще нет.

– Бросай свои чертовы справочники, ты мне нужен.

– В такой шторм? Постой, ты что, на базе?

Встать мешали раскрытые как попало томики «Общей океанологии», похожие на маленьких кашалотов: улыбчивые и тупорылые.

– Приезжай, говорю. Кажется, мне кое-что удалось.

Джей вышел к машине и, не прогревая двигатель, зажег дальний свет, зачем-то помигал и тронулся. Через полчаса вечно жующий что-то усатый охранник открыл ему сетчатые ворота.

В коридоре стояла стрекочущая тишина. Эрика с кофейной кружкой пританцовывала у кулера.

– Есть сигнал?

– Стадо идет на нас. Береговая охрана предупреждена.

– Сколько?

– Пять самцов, восемь самок.

– Детеныши с ними?

– Держатся в кругу.

– Думаешь…

– Не то слово.

Стадо виднелось на радаре, слышалось в колонках.

– Двадцать три мили. Если повернут к нам, значит, будут кидаться.

Губы Эрики шевелились над горячим краем кружки. Джей обнял ее и потерся бородой о гладкую шею.

– Ну что ты так волнуешься? Давай, успокаивайся. Ведь всегда можно повторить.

– Не всегда! Ты прекрасно понимаешь, что…

Он понимал. Либо они сейчас предотвратят выброс, либо программу прикроют. И так уже последний срок. Восемь лет убито на примерную дешифрацию, сбор сигнального словника, однообразные, как смерть, тесты, загромоздившие нумерованные маркерами дискеты… Канут ли эти годы в еще одну штормовую ночь или выведут их к ослепительным статьям в «Нэшнл Байолоджикал Сайнс», где Эрика и он (первым номером – именно она, он настоял заранее) объявят, что контакт состоялся, решалось в эти минуты.

«Мне кажется, звери – инсультные больные, у них отказала речь, но речь исключительно наша, и потому мы выволакиваем их к своему языку. Мы как будто реаниматоры – их и всей живой природы вообще, но пока исключительно для себя. Интересно, когда мы познакомим зверей, птиц, рыб и насекомых друг с другом, не окажется ли, что единственными неизлечимыми больными в природе были мы?» – часто говорила Эрика.

Так она говорила, с волосами, стянутыми резинкой, потом с распущенными, на краю его холостяцкой кровати. За восемь лет они так и не выяснили отношений.

– Зона приема.

– Готовность. – Джей спешно выстраивал консоль. Вожак шел впереди. Кашалот-наводчик. Отведя его от рифов, можно было торжествовать: остальные пойдут следом.

– Фиксирую поток.

Кит уже был на головном экране, полощущий двадцатифутовым раздвоением хвоста, мозг его отображался радужным сиянием и разбегался по нейроводам вдоль черной массы, отбрасывавшей длиннющий бурунный след. Хриплый крик слышался то тише, то громче.

«Дальше», «Земля», – поплыли по экрану слова.

Эрика вытерла кисти салфеткой и уронила ее на пол.

«От (прочь)», «Земля», – медленно ввела она и посмотрела на Джея. Он кивнул и занялся копированием данных, видя на мониторе, как коротковолновый излучатель разворачивается в дожде, приоткрывает головку и начинает трансляцию.

– Передача пошла, – прошептала Эрика, роняя со стола кружку в поисках пачки «Салема».

Туша на экране замедлила взмахи плавниками. Джей и Эрика синхронно встали, занеся кисти над клавиатурами.

– Повтор. Дай повтор.

Пауза была нестерпимой. «Эта минута будет стоить мне суток жизни», – подумал Джей.

– Угол к береговой линии минус сорок градусов.

Мужчина и женщина грохнулись в вертящиеся кресла.

– Они повернули.

Прошло десять минут. Шторм усиливался. Стекла заливало крупными каплями, барабанило по карнизам.

– Выходят из залива. Остановились. Джей, они поворачивают назад!

Эрика повалила кресло.