В тот же вечер я подходила к маленькому скромному домику на Ленинской улице в городе Осташкове. Меня встретила пожилая женщина — мать Игоря Мария Ивановна. Она пенсионерка. Тридцать пять лет своей жизни отдала благородному труду в школе.

Бережно хранит Мария Ивановна память о сыне и всех тех, кто был с ним в партизанском отряде. И наверное, мало кому известно, что именно благодаря ей люди узнали все об Ине Константиновой: ведь это Глинская в трудные военные годы сумела сберечь попавшие к ней дневник и письма партизанки.

Взволнован, но нетороплив материнский рассказ. Мария Ивановна как бы заново перебирает прошедшие годы, вспоминает отдельные, на первый взгляд не кажущиеся важными, эпизоды из короткой жизни Игоря… Вот он аккуратно выполнил домашнее задание и оставил тетрадь на столе. Шустрая младшая сестренка Игоря Вера старательно разрисовала его работу цветочками. Вернувшись домой, Игорь увидел ее «труды» и позвал мать:

— Смотри, мамочка, а наша Верочка (обескураженная виновница в это время воровато шмыгнула под стол) и впрямь рисует хорошо. Просто художница!

Улыбнулся, сел за стол и переписал все заново.

Однажды Игорь с двумя ребятишками отправился на лыжную прогулку по Селигеру. Далеко от берега притаилась полынья, чуть затянутая льдом и слегка запорошенная снегом… Треск… Крики… Все трое влетели в воду.

— Гребите назад, к кромке льда! — крикнул малышам Игорь и, подталкивая их сзади, помог выбраться из полыньи…

Я слушаю Марию Ивановну, а перед мысленным взором возникает другая картина… Псковская деревушка Лужки. Вблизи ее каратели крупными силами настигли партизан. Окружают. Нужно как можно быстрее прорваться к спасительной лесной чащобе. Отходят, отстреливаясь. Упал, тяжело раненный, Григорий Шевелев. Оглянулся Игорь — нет друга. Метнулся назад. За ним Николай Дудушкин. А по небольшому полю, отделявшему партизан от карателей, неумолчно строчит фашистский пулемет. Игорь и Николай добрались до друга, но он уже был мертв.

В краеведческом музее Осташкова рядом со школьным сочинением и партизанской медалью Глинского лежит книга «Будущим бойцам». Это настольная книга Игоря. Читать он любил. Про бои и сражения, особенно про гражданскую войну, читал запоем. Мир людей, беззаветно преданных революции, балтийцев, идущих с «лимонками» в руках навстречу английским танкам, питерцев с винтовками наперевес, штурмовавших броневики Юденича, был и его миром.

Игорь Глинский.

Многое черпал Игорь и из воспоминаний отца. В зимние вечера, когда вьюга зло стучалась в окна домика Глинских, Борис Федорович увлекательно рассказывал в кругу семьи о боях с интервентами, о разгроме белогвардейских войск Колчака. Было что вспомнить командиру эскадрона…

Июнь сорок первого. Окончен девятый класс. Еще год, и можно попытать счастья — поступить в «мореходку»… Капитан дальнего плавания! А почему бы и нет? Ведь не зря же он целое лето мастерил лодку и совершил поход по неспокойному Селигеру на собственном «корабле».

Но мечте не суждено было сбыться.

В августе война подошла к родному порогу — фашистские войска вторглись в пределы Верхневолжья. Тысячи жителей края вышли на оборонные работы.

От зари до зари на побережье озер Селигер, Сиг, Волго в течение многих дней гудела стройка. На десятки километров была испещрена земля рвами и траншеями, взбугрилась дзотами и дотами.

Нелегок труд землекопа. К тому же и непривычен для многих. Но там, где возводят противотанковый ров комсомольцы, работа спорится. На вооружении у ребят и шутки и песня. Заводилой Игорь Глинский, — недаром друзья прозвали его Игорем Ильинским. Всегда у него про запас прибаутка, острое словцо… Прерван преждевременно короткий отдых, неохотно просыпаются уставшие девчата. Торопит Игорь:

— Права ножка, лева ножка — подымайся понемножку!

А друзей тормошит:

— Хватит носом окуней ловить. Спать долго — встать с долгом.

Во второй половине сентября возведенный рубеж заняли войска Северо-Западного фронта. Перед фронтом Ставка поставила задачу «удержать Валдайские высоты, не пустить немцев к Октябрьской железной дороге, на Бологое». Большую помощь его войскам первой военной осенью оказали 2-я особая партизанская бригада и местные отряды партизан. С одним из них ушел в тыл врага и семнадцатилетний Игорь Глинский.

Постоянное пребывание в прифронтовой зоне не позволяло партизанам Осташковского отряда иметь где-то хотя бы временное пристанище. Часто Игорю и его товарищам приходилось быть проводниками диверсионных и разведывательных групп армейских частей. Шли непроходимыми болотами, заболоченным лесом. После одного из таких походов Глинский свалился. Зимой с опухшими ногами попал в госпиталь, откуда приехал к матери в Калязин. Медицинская комиссия признала его непригодным к строевой службе.

Огорченный паренек настойчиво обивал пороги райкома комсомола, надоедал в райкоме партии, добиваясь разрешения уехать на фронт или в партизанский отряд. И вот наконец сияющий Игорь говорит опечаленной матери:

— Ты поймешь. Могу ли я быть дома, когда все на фронте и когда мой папа воюет с первых дней войны?

…Их было 167 человек. У ста сорока возраст не превышал двадцати лет. И командир комсомольско-молодежной бригады партизан был по возрасту под стать бойцам. Когда началась Великая Отечественная война, Георгию Арбузову шел двадцать шестой год. Однако за плечами старшего лейтенанта были и жизненный опыт (детдом, завод), и боевой (участие в советско-финляндской войне) — о последнем свидетельствовал орден Красного Знамени на груди. Пограничник Арбузов зимой 1939/40 года снискал в лесах каменистого Карельского перешейка славу неутомимого разведчика и отважного командира штурмовых групп.

Глинский, Некрасов, Дудушкин, Овчинников, Константинова, Карасева и другие юные партизаны с первого часа пребывания в бригаде влюбились в своего комбрига, во всем подражали ему, слушались беспрекословно. Арбузов отвечал взаимностью, верил им и часто посылал… «нюхать порох».

Бригада более месяца стояла в прифронтовом селе Купуй. Бойцы обучались подрывному делу, довооружались. За синей лентой Ловати, в двух-трех километрах, был враг. Арбузов полагал, что лучшим закреплением навыков, полученных на занятиях, являются вылазки за линию фронта. Каждую ночь за реку уходили небольшие диверсионные группы.

В те дни, когда за Ловатью приходилось «нюхать порох», Игорь писал домой:

И в другом письме:

«Узнают мой маузер» — чисто по-мальчишески. «Задания пустячные» — для матери: дескать и волноваться собственно не о чем. И тут же прорвалась строка: «…было шестеро, вернулись трое». Нет! Это не были легкие задания. Приходилось пробираться по местности, густо насыщенной вражескими войсками. Цель — шоссе на Ленинград. Штыками и ножами долбили смельчаки каменистый грунт, затем молниеносно маскировали ямки с заложенными в них минами. И на всю операцию — считанные секунды.

Арбузов часто назначал Глинского старшим в группе, а на возражение командира отряда Лесникова со ссылкой на юность Игоря отвечал пословицей:

— Поколе молод, потоле и дорог.

29 июля 1942 года Арбузов повел бригаду в рейд по тылам врага. Начался он удачно. Линию фронта партизаны перешли незамеченными и ранним утром последнего июльского дня у разъезда Лемно пустили под откос крупный вражеский эшелон с военной техникой.

За первой диверсией последовала вторая. И тоже удачная. «Нюхавшие порох» молодые бойцы действовали уверенно, искусно. Это обстоятельство и внезапное появление бригады в районе верховьев Великой способствовали рождению у начальников фашистских гарнизонов версии о высадке в лесах воздушного десанта советских войск. В штаб охраны тыла армий группы «Север» полетели сообщения о «красном десанте».