Первые несколько секунд на поляне стояла звенящая тишина, но вот зрители постепенно стали приходить в себя, и раздались сначала робкие хлопки, которые быстро переросли в оглушительные аплодисменты. Ли довольно улыбался, а я вдруг осознала насколько двусмысленно выглядела наша поза, не говоря уже и о скандальном, по меркам Средиземья, танце. Всё ещё ощущая на себе взгляд своего невидимого наблюдателя, я поспешила отстраниться, но Ли, казалось, этого не заметил. Музыкант выпустил мою руку и теперь радостно раскланивался публике, проходя кругом с выражением счастья и триумфа на лице. Я же не знала куда деть глаза от смущения и вся пылала от стыда. Поэтому, как только всё внимание публики обратилось на менестреля, решила тут же воспользоваться предоставленной заминкой и со всех ног устремилась в сторону темнеющих деревьев, прочь с поляны.

Как только над моей головой сомкнулись кроны деревьев, мне сразу стало легче. Я замерла на месте, чтобы дать глазам привыкнуть к густому полумраку, как за моей спиной раздался голос.

— Ирина, ты куда? — Видно Ли пришлось бежать вслед за мной, и теперь он тяжело дышал. — Почему ты так резко исчезла? Что-то не так? — Он неторопливо двигался в мою сторону, как-будто боялся спугнуть. Но я лишь отчаянно завертела головой, пытаясь разогнать вязкие пары наркотического дурмана.

— Нет, что ты… — Мой голос показался мне каким-то слабым и далёким. — Мне просто надо идти. Прости и спасибо за прекрасный вечер. — Я отвернулась и уже сделала пару шагов, но менестрель ловко поймал меня за руку.

— Тогда позволь мне проводить тебя.

— Спасибо, но не стоит. Да и тебя ждёт публика… — Отнекивалась я, безуспешно пытаясь высвободить руку. Музыкант тяжело вздохнул.

— Как знаешь. Но хотя бы позволь мне провести тебя сквозь эти заросли. Здесь так темно, того и глядишь, ногу сломаешь. — Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть.

Первое время мы двигались в полной тишине, держась за руки. Ли шёл первым, как бы прокладывая маршрут. Но отчего-то с каждым шагом, мне становилось всё неспокойней и тревожней, и в какой-то момент я вырвалась вперёд, стремясь как можно скорее покинуть тёмные заросли. Мне даже стало казаться, что вдалеке уже можно было различить отсветы факелов, когда музыкант замер на месте.

— Постой. — Прошептал он глухо, резко дёргая меня за руку и привлекая к себе. Даже в темноте я видела, как неестественно горели его глаза. Мне стало не по себе.

— Ли, мы уже почти пришли…

— И?… — Его губы тронула еле заметная улыбка.

— Мне надо идти…

— Куда ты так торопишься? — Он шагнул ко мне навстречу, а я инстинктивно сделала шаг назад, с замиранием сердца почувствовав, как моя спина упёрлась в дерево. Всё внутри тревожно сжалось, а сознание прояснилось.

— Ли… — Начала было я, но менестрель резко подался вперёд. «Он сейчас меня поцелует», — пронеслось в голове, и от этой мысли мне стало почему-то неприятно. В последнее мгновение моя голова дёрнулась в сторону, и его губы коснулись шеи. Горячие влажные поцелуи покрывали мою кожу, в то время как я, пыталась разомкнуть объятия музыканта, повторяя, как заведённая: «Оставь, оставь. Нет, нет…», — но он меня не слышал. Когда его рука, скользнув вверх, сжала грудь, я запаниковала и, собрав волю в кулак, со всей силы оттолкнула его от себя. На моё счастье, Ли не отличался крепким телосложением, и мне удалось его отпихнуть на несколько шагов, но почти сразу он двинулся вперёд. А в следующее мгновение, моя рука отвесила ему увесистую оплеуху. Музыкант замер, и я, воспользовавшись его растерянностью, отскочила от дерева и, отбежав на несколько шагов, стала медленно пятиться, не сводя с него настороженного взгляда. Тени полностью скрывали фигуру менестреля, делая невозможным прочитать выражение его лица, но я была уверенна, что он следил за каждым моим движением.

— Ирина… — Проговорил он еле слышно, и в его голосе прозвучало неприкрытое отчаяние и разочарование. — Боже, что я натворил…

— Не приближайся! — Прошипела я, отступая всё дальше. Теперь нас разделяли несколько кустарников. Пользуясь тем, что мужчина не мог разглядеть моих движений, мои руки медленно приподняли подол юбки. — Оставь меня! — Выкрикнула я, срываясь с места и устремляясь в сторону огней.

Ветви хлыстали меня по лицу и оголённым ногам, больно цепляли волосы, но я не обращала на это никакого внимания, продолжая двигаться вперёд настолько быстро, насколько позволял мой наряд и местность. Перевести дыхание мне удалось, лишь когда темный сад с его блуждающими огоньками остался позади. И кажется, вопреки моим опасениям, менестрель не стал меня преследовать. В этом мне повезло, потому как на каменной террасе никого не оказалось. Всё ещё озираясь по сторонам, я кое-как привела себя в порядок и, накинув широкий палантин, поспешила наверх.

Однако, и во время инцидента в саду, и петляя по коридорам дворца в направлении главных ворот, меня не покидало ощущение того, что по коже всё так и скользил взгляд того невидимого наблюдателя, что так поразил и заинтриговал меня ещё на поляне. Но я старалась об этом не думать, желая как можно скорее покинуть королевский дворец, и немного успокоилась лишь, переступив порог дома лекаря.

Она почти бежала по высокой траве, которую, даже не замечала, ловко перескакивая через попадавшиеся на её пути коряги и ухабы. Самое главное сейчас было, это оказаться как можно дальше ото всех, от чужих глаз и слов.

Когда знакомый с детства полумрак окутал её своим мягким покрывалом, она наконец замедлила шаг и, борясь с глухими рыданиями, что нестерпимо сдавили горло, сделала несколько столь необходимых глотков воздуха. Холод и жар сковали тело, в нос ударил немного пряный аромат прелой листвы, и сбивчивое дыхание постепенно успокаивалось, что нельзя было сказать о той ноющей боли внутри. Сельвен облокотилась о дерево, закрывая веки, чтобы удержать набежавшие на глаза слёзы. Она не хотела плакать, она дала себе слово больше не плакать из-за того, что произошло вот уже несколько столетий назад….Так почему именно сейчас это давалось ей с таким трудом? Эльфийка глухо зарычала и, оттолкнувшись от дерева, резко подалась вперёд, решительными шагами всё дальше углубляясь в чащу.

Лес встретил её таинственной тишиной, так свойственной ему с наступлением осени и ранних сумерек. И она, вторя ему, не решалась нарушить это молчание, хотя в голове громким эхом отдавалось каждое слово их разговора. Сколько было злости в глазах смертной, сколько желчи на языке! Именно поэтому эльфийка и не могла отделаться от ощущения, что устами Ирины говорил кто-то другой, тот, кто вложил эти слова в её голову. Кроме последних. Вот они то и попали прямо в цель и ранили так глубоко… Нет, сейчас эльфийка разумом понимала, что смертная, скорее всего, говорила о Его Величестве, и что просто не могла знать (Да и откуда?), что и сама Сельвен однажды отдалась на волю чувств, укрытая мраком леса. Однако в тот момент это было равносильно пощёчине, отравленному уколу, попавшему в самое сердце. Эти желчные слова и мысли Ирины, которые кто-то постепенно отравлял, наполняя неприязнью к эльфам, и не надо было долго гадать, чтобы понять, кто бы это мог быть…Сельвен замерла у одного из окружавших её исполинов, рука по инерции пробежала по плотной коре, очерчивая пальцами изгибы и шероховатости. — Кто он такой? И зачем он это делает? — Прошептала она себе под нос и задрала голову. Над ней уже зажглись первые звёзды, и при одном взгляде на них дочери леса стало легче, будто их свет через расстояния и время проникал внутрь её самой, разгоняя сгустившийся душевный мрак.

Менестрель… Он ей не нравился, хотя для человека был чертовски хорош собой, и это отмечали шёпотом даже некоторые придворные дамы, так что и говорить о человеческих женщинах. На удивление галантен, грациозен и всегда готов поднять настроение очередной шуткой или необычной песней, но не смотря на всё это, музыкант казался ей каким-то неправильным. — Весь такой гладкий и приятный, словно изысканный шёлковый шарф, ласкающий шею, но готовый в любой момент затянуться удавкой! — Эльфийка разочарованно покачала головой. — Зачем он тебе, Ирина? — Но смертная, казалось не замечала ничего странного в своём новом знакомом, скорее наоборот…