Константина (да и он сам до того, как перенес столицу в Византии). Обычно мавзолей имел 7 ниш для погребений, размещенных по кругу, а место восьмой занимала дверь. Именно так описывают план константинопольского мавзолея: центральная ниша с порфировым саркофагом Константина обращена ко входу; в южной стоит саркофаг Констанция II, в северной — Феодосия I; четыре радиальных ниши отданы Марциану и Пульхерии, Льву I, Зенону и Анастасию I. С последним погребением (518) мавзолей наполнился. Юстиниану пришлось построить для себя и потомков еще один.35 Не совсем традиционный выбор места Краутхай-мер объяснял желанием разместить церковь в черте города, но вне дворца: «поднявшись внутри городских стен в самой удаленной от дворца точке, она бросала вызов и древнему римскому табу на захоронение внутри городских стен, и недавнему обычаю тетрархов помещать императорский мавзолей внутри дворцового комплекса (как в Спалато или Фессалониках)» (Краутхаймер, 1998, 135).
Что бы ни построил Константин — сразу базилику и мавзолей или сначала только гробницу; как бы ни датировались их отдельные части в пределах IV в. — ясно, что этот выдающийся и крайне привлекательный для исследователей христианских древностей комплекс включал отнюдь не только архитектурные элементы, но и массу скульптурных памятников и, конечно, погребения (до нас дошел ряд порфировых саркофагов, некоторые из которых, видимо, стояли когда-то в Апостолейоне — сейчас они входят в собрание Стамбульского музея). Опыт археолога подсказывает, что невозможно уничтожить древнее здание целиком, даже если стремиться к этому сознательно и возводить над руинами столь капитальную постройку, как мечеть Фатих. Всегда останется достаточно материала, способного обогатить, а главное, уточнить наши знания. Мир развивается быстро. Будем надеяться, что в один прекрасный день (скажем, при реставрации мечети) команда ученых нового поколения, в которой христиане разных конфессий будут работать рядом с приверженцами ислама и «скептиками», сумеет открыть часть древних оснований и на свет явятся кладки одного из самых прославленных церковных сооружений Византии. Только тогда можно будет хоть в какой-то степени основать наши представления об Апостолейоне на «материальном» фундаменте.
3. «Археология» реликвий
К рассказу о мавзолее Константина нужно обратиться не только для того, чтобы поставить перед собой неясную цель когда-нибудь коснуться его остатков. В истории храма есть моменты, ключевые для решения вопроса о возникновении традиции переноса мощей, ответ на который скрыт в руинах ранних памятников Константинополя. 6
Чтобы стать новой имперской столицей, маленький Византий должен был не только перенять управление страной, украситься великолепными зданиями и умножить население. Он должен был состояться как «священный город». Следовало воздвигнуть храмы и привлечь толпы пилигримов. Но то и другое требовало реликвий, а своих святынь в городе поначалу не было и мощи, необходимые для освящения великолепных храмов, приходилось привозить из других мест со значительными затратами и нарушениями законов. Потребность в реликвиях стала страстью многих правителей Константинополя (при желании можно изучать жизнь императоров Византии как своего рода собирателей-антикваров, «охотников за святынями»). Немудрено, что в итоге сложилась фантастически богатая коллекция мощей и так называемых «вторичных реликвий» (предметов, с мощами тесно соприкасавшихся или соотнесенных) со всего мира. Столица стала огромным «музеем христианства», начиная от предыстории (пророков Ветхого завета) и кончая мучениками первых веков.
Но накопление и распределение мощей не могли осуществляться без обретения и переноса почитаемых останков. Можно сказать, что традиция поклонения мощам и поминальный культ оказали решающее воздействие на создание внешних форм и ритуалов христианства, они гораздо старше культа святых мест и достоверно отмечены по крайней мере с середины II в. Ими продиктованы такие важные для мира перемены, как перенос кладбищ внутрь городов: умершие были для христиан лишь уснувшими, ждущими воскресения, и поэтому не более нечистыми, чем живые (Юлиан Отступник имел все основания жаловаться, что христиане «переполнили вселенную фобами и гробницами»), В сложении церковной архитектуры и других видов искусства реликвии — один из важнейших факторов; они стали столь важны для христиан, что на соборе в Карфагене (393) было решено ставить алтари в память мучеников только над погребениями или частицами мощей.37
Легко заметить противоречие между почитанием могилы мученика и желанием получить реликвию.38 Неприкосновенность могил была ограждена естественными и культурно-историческими инстинктами общества, а также римскими законами, которые никто не отменял, а напротив, подтверждали новыми указами. Останки мучеников не были исключением: их следовало, конечно, почитать, но только на первоначальном месте погребения, так сказать, in situ (поэтому культ, возникавший вокруг погребений, имел в ранней церкви исключительно местный характер и даже указ папы Григория I, требуя снабдить алтари реликвиями, повторял одновременно строгий запрет на извлечение тел). 9
Понятно, что вокруг первых случаев переноса мощей кипят ученые споры. В частности, активно работавший в 1930-х гг. над этой проблемой Ипполит Делеай построил анализ как своего рода поиск виновных в совершении этих «исторических преступлений», обвинив в них восточное христианство. Он отметил, что Рим воздерживался от вскрытия могил и допускал распространение лишь «вторичных реликвий», пока варварские нашествия VI в. не вынудили забрать их с кладбищ, лежавших «вне стен». (Delehaye, 1930; Delehaye, 1933). «Адвокатом» восточных христиан выступил Кирилл Манго, предложив свою версию исторического процесса (Mango, 1990).
Обычай «переноса» прочно входит в обиход христиан Римской империи со второй половины IV в., до 350 г. о нем нет упоминаний. Первые документально описанные случаи отмечены на Востоке при императоре Галле (351–354).40 Главным же прецедентом, вызвавшим изменение взглядов общества, стал, возможно, перенос мощей апостолов Тимофея, Андрея и Луки в константинопольский Апостолейон (356, 357). Замысел снабдить храм-мавзолей реликвиями был еще у Константина, хотя осуществил его Констанций II уже после смерти и погребения великого императора (337). Хронологически перенос совпал с законом 357 г. о запрете нарушать погребения, но его могли сознательно преступить из-за необходимости освятить постройку.41 Причины выбора именно этих святых неясны. К IV в. сложилась прочная традиция памяти о местах погребения большинства апостолов: Петра, Павла, Иоанна (Эфес), Филиппа с дочерьми (Иераполис), Фомы (Эдесса), и для захоронения в Константинополе, возможно, выбрали тех, о которых не было пока известно ничего определенного.42 События в Константинополе вызвали неожиданный отклик на западе Империи. Паулин Ноланский позже одобрил и обосновал их тем, что священные останки распределены по земле слишком неравномерно и счел первые открытия мощей частью божественного предначертания; Амвросий Медиоланский с 380-х гг. уже не ставил под вопрос правомочность переноса. В Византии практика переноса реликвий охватила всю ее территорию лишь при Феодосии I и его преемниках.
Манго отметил удивительную синхронность процесса в Константинополе, Италии, Галлии, Малой Азии, Сирии и Египте. Одновременно по всему миру появляются мощи одних и тех же апостолов: Иоанна, Андрея и Фомы (Милан), Иоанна Крестителя, Андрея, Фомы и Луки (Брешия, Руан, Нола и другие города). Думают, что «импрессарио от мощей» (выражение П. Брауна) еще пользовались теми же источниками, из которых снабжали на 30 лет ранее Константина. Хотя переносы мощей начались в восточных провинциях с целью заполнить вакуум, образованный строительством новой столицы, инициаторами процесса стали императоры западного происхождения. В основе процесса лежала, однако, внутренняя логика религии, иначе он не встретил бы дружного одобрения теологов всего христианского мира. Мощи не были для христиан просто фрагментами плоти, это были знаки победы над смертью, материализованное подтверждение верности избранного пути, которые следовало распространить как можно шире, «заполняя ими мир и тем следуя божественному предначертанию».
