Недавно было доказано, с некоторой степенью надежности, что Кумран по крайней мере не вилла, и предложено вернуться к рассмотрению его вероятной связи с общиной ессеев, но не как обычного поселения, а как ритуального центра (правила жизни ессеев предполагали долгие периоды ритуальной «нечистоты» и длинные очистительные процедуры). И все же, по словам Эдварда Кука, «сейчас, через 45 лет после начала работ, ни одна из существующих теорий не способна удовлетворительно объяснить все имеющиеся факты» (Cook, 1996, 39; Cook, 1994; Magness, 1996). Проблема осложняется еще тем, что ожидать окончательного отчета о раскопках Кумрана в ближайшем будущем трудно (возможно, он не появится никогда). Неполнота предварительных отчетов и опубликованных докладов является причиной, которая ограничивает возможность уверенной функциональной интерпретации.[10]
«Францисканская гипотеза»
Открытие кумранских рукописей оживило исследования старой проблемы палестинского христианства I–IV вв. и в середине XX в. «католической» наукой была сделана активная попытка, опираясь на методы археологии, обосновать идею развития в Палестине особой ранней (иудео-христианской) церкви, стремившейся, приняв Христа, сохранить следование закону Моисея и часть обрядов иудаизма. По имени создателей и наиболее ярких представителей этой теории, ученых-францисканцев Беллармино Багатти и Эммануэле Теста, ее иногда называют «гипотезой Багатти-Теста». (Итоговая работа: Ваgatti, 1971/84; обзор и критика: Taylor, 1993; дискуссия: Manns, 1993).
С точки зрения истории церковных древностей важно даже не то, существовали или нет на переходном этапе к христианству иудео-христианские общины (по письменным источникам такой этап представляется естественным и прослеживается). Но вот степень оформленности иудео-христианства в специальную организацию, оценка объема и характера вклада, внесенного им в формирование собственно христианских древностей — принципиальны. Предполагая существование особых памятников иудео-христианства и активно «изыскивая» их, авторы гипотезы, во-первых, удревнили, примерно на 250 лет, возникновение Христианской (протохристианской) иконографии, архитектурной традиции, эпиграфики и практически всех вообще видов религиозных древностей.
Во-вторых, они доказывали, что иудео-христиане обозначили и непрерывно сохраняли места, сущностно связанные с жизнью Иисуса Христа, в течение всего периода с конца I до IV в., когда император Константин приступил к их увековечиванию. Отсюда следовало, что все они аутентичны, поскольку были усвоены победившей церковью непосредственно от иудео-христиан; в этом видели залог «материального» подтверждения «правильности» локализации Святых мест Палестины.
Поскольку для доказательства были в массовом порядке привлечены материалы археологии, ее метод критики источников является основным при решении вопроса о «памятниках иудео-христианства». Сторонники гипотезы специально выделили те группы древностей, в которых должны были в первую очередь отразиться особенности иудео-христианской доктрины. Отметив большое количество пещер, расположенных вблизи поздних святых мест, они предположили, что в I-III вв. иудео-христиане использовали их для таинств (особенно крещений и общих трапез). Обилие граффити вызвало предположение, что для обозначения сакральных понятий иудео-христиане пользовались специальной системой тайных знаков и символов. Некоторые из них были (или стали) общими для церкви, другие же были забыты. Подаваемые суммарно, эти факты казались довольно убедительными, а то и просто очевидными. Однако рассмотренные по отдельности элементы гипотезы в их археологической части весьма уязвимы.[11]
Принятая многими с воодушевлением, гипотеза быстро нашла и суровых критиков, прежде всего в среде ученых, работающих в протестантской традиции. Поскольку существенным звеном гипотезы являлись археологические материалы, именно они были подвергнуты особенно пристальному анализу.[12] Ведущим оппонентом последователей Багатти и Теста сегодня считают английскую исследовательницу Джоан Тэйлор.[13] Еще раньше гипотеза встретила критику и в США (где много внимания уделяется проблемам методики исследований) в справочно-методическом своде по христианской археологии доконстантиновского периода Грайдона Снайдера (Snyder, 1985).[14]
Одним из краеугольных камней гипотезы оказались широкие археологические работы, которые организовала в святых местах францисканская миссия «Хранителей Святой Земли», владеющая там существенной земельной собственностью. Параллельно формированию «археологии иудео-христианства» шло, таким образом, упрочение сложившейся конфессиональной, в основном «католической», системы святых Мест. В 1955 г. Багатти начал раскопки в Назарете и на их основе предположил существование здесь до IV в. иудео-христианского центра; Тес-Va обогатил ее идеей о пещере Назарета как «тайном гроте», в котором Проводились обряды крещения. Эти наблюдения недоступны проверке, так как на месте работ построена базилика Благовещения, но они повлияли на археологов, проводивших с 1968 г. знаменитые исследования В Капернауме (В. Корбо, С. Лоффреда, А. Спийкерман), которые пришли К выводу о существовании там «дома собраний» иудео-христианской общины, в свою очередь перестроенного из подлинного дома апостола Петра (см. ниже). Раскопки, особенно в последние десятилетия, фиксировали тщательно и подробно публиковали. Это позволяет произвести по крайней мере кабинетную переоценку наблюдений и делает полевые исследования наиболее важным вкладом францисканских ученых в познание христианских древностей Палестины. В качестве памятников иудео-христиан были привлечены прежде всего два типа древних погребальных памятников — оссуарии и стелы (вернее, некоторые граффити на них), затем пещерные комплексы (т. н. «мистические гроты») и следы наземных построек I–IV вв., трактуемые как остатки «домов собраний» иудео-христиан, или «церквей-синагог». Рассмотрим историю их исследования подробнее.
Оссуарии и стелы
В конце XIX в. библеисты были разочарованы результатами работ на памятниках, важных для истории Писания: оказалось, что среди собранных материалов 1 в. н. э. нет никаких свидетельств христианства. Поэтому, когда в 1873 г. Шарль Клермон-Ганно объявил коллекцию оссуариев, изученных им в одной из пещер горы Соблазна к юго-востоку от Иерусалима, доказательством существования раннехристианской общины — весть встретили с глубоким интересом. Среди граффити на 30 оссуариях прочли имена «новозаветного звучания»: Иуда, Саломея, Иисус и др. Кроме того, рядом с именами были грубо процарапаны знаки креста и даже один крест латинской формы с четырьмя греческими буквами, возможно, именем (Clermont-Ganneau, 1883; Clermont-Ganneau, 1899). Предположили, что в I-II вв. иудеев, принявших христианство, по-прежнему погребали на старых родовых кладбищах, показывая их конфессиональную принадлежность обозначением креста (Kaufmann, 1922, 143). Позднее (1945) израильский ученый Сукеник, ведя раскопки в районе Тальпиота, западнее Иерусалима, нашел на оссуариях два граффити, прочитанные как глагол «скорбеть» (что попытались трактовать как выражение горя последователей Иисуса после его распятия; он же трактовал знак на другом оссуарии как крест, указав аналог в Геркулануме, где вдавленный знак на стене напоминал «латинский крест» (Sukenik, 1947). Наконец, Багатти, посвятивший поиску остатков раннего христианства много лет, раскопал на западном склоне Масличной горы кладбище с гробницами типа кокким, определив найденные в них оссуарии как иудео-христианские (Bagatti, 1952; Bagatti, Milik, 1958).[15]