Развитие дипломатической, торговой и военной деятельности породило настоящую моду на путешествия и их описания. Тексты путевых журналов и дневников становились крупными явлениями в русской путевой прозе. Из сочинений, наследующих жанр средневековых хождений, можно назвать «Странствования Василия Григоровича-Барского по Святым местам Востока с 1723 по 1747 г.», «Путешествие по Святой Земле в 1835 году Авраама Норова», менее известные «Путевые заметки о Сирии и Палестине» 1844–1847 гг.», и, конечно, популярнейшее чтение середины XIX в. — «Путешествие ко Святым местам в 1830 году» А. Н. Муравьева, светского писателя, много сделавшего для распространения религиозных знаний в России.22
Не все путешественники ограничивались наблюдениями и заметками; многие собирали ценные коллекции и даже вели раскопки церковных памятников. Одна из первых попыток серьезного исследования раннехристианского храма в Малой Азии стала именно результатом путешествия; речь идет о работах в Мирах Ликийских. По возвращении из второго путешествия на Восток А. Н. Муравьев начал собирать деньги на восстановление базилики в Мирах, где, согласно преданию, погребен св. Николай. Собранные им 25 тыс. руб. стимулировали раскопки, легенды о размахе которых до сих пор встречаются в западной историографии (Jones, 1978). В России они почти забыты, хотя это было неординарное для своего времени предприятие, давшее важные научные результаты.
Забытые раскопки: Миры Ликийские и саркофаг епископа Николая
Миры — небольшой город в 1.5 км от Демры (Турция), в первой половине V в. бывший столицей провинции Ликии. Его мировую славу обеспечила деятельность епископа Николая (ок. 300–343), а затем прославление его как святого. Церковь св. Николая с криптой, восходящей, возможно, к эпохе его епископата, относится в основном к VIII в. Храм перестраивался много раз, но устройство его алтарной части сохранилось in situ, а стены покрыты разновременными фресками, мозаикой и богатой архитектурной орнаментикой. 3
Этот памятник, сегодня столь известный, до XVIII в. был совершенно заброшен. Путешественники начали упоминать его только с XIX в., но им поневоле приходилось фантазировать, так что их тексты мало информативны. (Harrison, 1963; Feld, 1964; Myra, 1975; Peschlow, 1975). Лишь появление здесь Андрея Муравьева, возвращавшегося в феврале 1850 г. из путешествия в Святую Землю, дало импульс к раскрытию руин. Писатель красочно рисует пустынный берег, к которому редко пристают корабли паломников, куда его привел счастливый случай. Увиденное — жалкая часовня на месте старого монастыря, на руинах огромной базилики; поднимающиеся из земли остатки древних сводов и колонны, а главное, ощущение огромной важности памятника для религиозной жизни России — заставило писателя в особом письме просить внимания русского общества к остаткам храма. Позже это письмо войдет в книгу «Письма с Востока» как отдельная глава «Мирликийская церковь и гробница Святителя Николая Чудотворца». К сожалению, сам Муравьев мог следить за ходом событий лишь издали, из России, поддерживая работы деньгами и собирая «отчетную документацию». Позднее он предоставил ее Главному управлению путей сообщения и публичных зданий (в ведении которого находилась и реставрация). На основе этих материалов в 1861 г. была издана статья — сколько известно, единственная в России по этому поводу. Изложим ход событий за десять лет, пользуясь этим текстом. (Муравьев, 1850; Соколовский, 1861).
Общество отозвалось на призыв Муравьева восстановить базилику. По выданной Синодом книге была собрана достаточная для начала работ сумма пожертвований, а через посредство миссии в Константинополе получен султанский фирман на обновление храма.24 Работы начали, но «едва успели отделать внутренность церкви, где находился гроб святителя, и заказать для него мраморные украшения по древнему образцу, как вспыхнула Восточная война, и работы встали». В 1858 г. фирман возобновили, и отсрочка работ оказалась даже полезной. Ведь местные строители не имели никакого представления о научной стороне дела, они стремились возвести новый храм с наименьшими затратами; выбранные старшины, «вместо того, чтобы откопать древнюю церковь, хотели разрушить ее окончательно и из обломков выстроить новую». Работы «состояли в сооружении небольшой церкви над стенами древнего здания, покрытого землей на 4 сажени глубины. Для фундамента была сделана выемка в главном нефе, сломаны своды и стены и выведены столбы и арки до горизонта земли, для поддержания пола новой церкви». Поскольку «древняя кладка… чрезвычайно окрепла, нужно было употребить пороховые взрывы для уничтожения драгоценных остатков…» (Соколовский, 1861, 65). Таким образом, часть прекрасно сохранившихся в земле стен и сводов, виденная Муравьевым в 1850 г., была уничтожена.
Родос в это время посетил, возвращаясь из Палестины, французский археолог и архитектор Зальцман. Он и спас руины от окончательного разрушения. Прекрасная сохранность древнего храма, который ломали, «чтобы поставить убогое творение местных архитекторов», также как варварские методы, произвели на него сильное впечатление. Зальцман остановил работы и занялся раскопками, надолго задержавшись в Мирах; он хотел раскопать здание целиком, но был вынужден ограничиться центральным нефом и боковыми галереями. Все же для своего времени это были впечатляющие по масштабу и методу работы.2* Существенно ошибаясь иногда в датировке строительных периодов (что естественно для середины XIX в.), Зальцман вел хорошую архитектурную фиксацию (открытых частей, «снял верные копии древних фресок и мозаик, открытых им в развалинах», составил на месте описание памятника. Ему удалось правильно датировать перестройки западной части и галереи VIII—IX вв.26
История базилики в Мирах на этом не закончилась. Значительная часть здания оставалась скрытою под землей. Зальцман предполагал продолжить раскопки и позже завершить реставрацию (на что требовались дополнительные средства), но не смог. Вспоминая о предпринятой треть века назад акции, А. Н. Муравьев сожалел, что базилика не восстановлена.27
Внимание к Мирам привлекала, впрочем, не столько архитектура базилики, сколько завораживающе интересная история, прославленных останков епископа. Погребенные в соборной церкви, они в 1087 г. стали добычей «благочестивых похитителей», перевезших их в Бари, город на побережье Апулии.28 На месте, таким образом, должен был сохраниться саркофаг, возможно, с остатками мощей. В 1850 г. Муравьев видел возвышавшуюся над давно скрытой землей базиликой часовню, в которой имелась «могильная плита епископа» — то и другое было создано на 160 лет раньше благочестивым иноком. Вряд ли в XVIII в. могли судить о расположении находящегося глубоко под землей некрополя, однако, когда при раскопках «на глубине 4 саженей… была обнаружена древняя мраморная гробница», решили, что именно она «некогда хранила в себе останки святителя». Украшавшие ее рельефы были «не религиозного содержания», но это, по мнению исследователей, «совершенно согласно с… обыкновением погребать умерших в старых гробницах, взятых с языческого кладбища». Версия до недавнего времени имела известное распространение. Сейчас саркофаг датируют 160–170 гг. и полагают, что он вряд ли принадлежал св. Николаю.29
Раскопки 1960-70-х гг. показали, что храм св. Николая поставлен в VIII в. над частью старого здания VI в. и занял участок кладбища позднеримского времени. Понятно, что в церкви хранились разнообразные саркофаги, использованные вторично. Немецкий археолог Урс Пешлов выделил среди них один с явными следами почитания. Его двускатная крышка имитировала кровлю, покрытую листообразной чешуйчатой черепицей, со сквозным отверстием для возлияний. Типологически саркофаг относится к периоду эллинизма и датируется последней четвертью II в.30 Вполне возможно, что мартирием епископа Николая окажется одно из тех примыкавших к базилике зданий, которые сейчас исследуют (Yildiz-Otuken, 1996; Yildiz-Otuken, 1997).31
