Предполагают (У. Френд), что важнейшим фактором, приведшим к потере африканских провинций христианами, стал разгром донатизма, выражавшего религиозные идеалы большинства населения, имперско-церковными властями. Он стал катастрофой для экономики сельских общин. Этому есть некоторые археологические подтверждения. До VI–VII вв. христианство сохранилось именно на той территории, которая по разным причинам сумела разгрома избежать. Здесь продолжали воспроизводить монограмму Константина, традиционную надгробную формулу: «D.(is) M.(anibus) S.(acrum)» и пользоваться приемлемой латынью (надписи из Волюбилиса в Марокко). Еще дальше, за границей вандальского вторжения, вожди берберов даже сохраняли римский провинциальный календарь, поддерживали церковную организацию и строили храмы вплоть до VII в. Устойчивость христианской традиции при утрате единого конфессионального окружения иногда поразительна. В 1911 г. к югу от Триполи на сельском кладбище (Айн Зара, 121 погребение) сделали сенсационную находку. Необычно было все: поздняя дата (V-VI вв.); изображения рыбы и двуручной чаши для причастия, а главное — депинто литургического содержания на обмазке, покрывавшей гробницы. Эти надписи воспроизводили тексты из погребальных служб, сохранившиеся в литургике до настоящего времени. Замечено было также сходство с погребениями Триполитании (кладбище Эн-Джила) на четыре столетия более поздними (!)34 Трудно поверить в существование изолированных христианских территорий в Африке, где время как бы замерло на три столетия. Мы увидим, однако, что примеры многовекового сохранения христианства и упорного воспроизведения церковных традиций на периферии, в полной изоляции, столь обильны, что удивляться еще одному вряд ли стоит.
Конечно, эпоху христианства на большей части территорий ненадолго продлила Византия; в церквях, наряду с местными, появляются византийские мученики (св. Феодор и другие) — но условия жизни общин изменились. Ресурсы у населения пока сохранялись, но до процветания было далеко. Города, например, вынуждены были в массовом порядке разбирать старые храмы на строительный материал для новых церквей; во многих местах можно наблюдать, как в византийский период масличный пресс приходит на смену римским общественным зданиям. Недалеко от Карфагена в городке Пондю-Фа (Pont du Fahs) на форуме при раскопках открылась удивительная картина: все его пространство занимали маленькие аккуратные цистерны для хранения оливкового масла. Найденные там золотые солиды чеканки 602–641 гг. показали, что цистерны использовались до самого вторжения арабов и поражения патриция Григория в 647 г. Такова типичная картина эпохи: богатые земледельцы-«фермеры» и едва влачащий существование город. Многие города просто исчезают, превращаясь в усадьбы и деревни.
Страна уже не чувствовала себя в безопасности, что доказывает широчайшая программа византийского строительства фортов и крепостей чуть не в каждой деревне. Это мало помогало. Раскопки обнаруживают следы регулярных разгромов: насыпи над кое-как погребенными груда-щи тел и просто брошенные деревни, где руины церквей высятся над сгоревшими домами, из которых останки вообще не убраны. Надписи на мензах и надгробиях отмечают насильственную гибель (в том числе епископов) от рук «мавров». Церкви строят уже только кладбищенские, из местных материалов: это маленькие залы, заполненные и окруженные погребениями. Падение уровня жизни, утрата церковного языка очень наглядны: надписи исполняют на такой латыни, что иногда требуется лет 40 для их расшифровки.35
Отдельные островки христианства сохранялись долго. В Триполитании известно кладбище с могилами 950-1003 гг. с греческими надписями и датами византийской эры. Но в основном население Северной Африки (теперь Магриба) быстро приняло ислам как религию и арабский в качестве нового языка. Как и почему — археология пока не дает ответа. Ясно лишь, что судьба христианства здесь оказалась иной, чем в других странах, подчинявшихся на время кочевникам, живших в мусульманском окружении или под властью исламского государства. Далеко не все Самостоятельные христианские церкви ждала столь же печальная участь, как североафриканскую или малоазийскую. Многие из них развивались и распространялись в невероятных, казалось бы, условиях. Обратимся теперь к их древностям.
3. Монофизиты в долине Нила[73]
«Ступени с поверхности вели в крипту. Я заглянул сквозь щель у порога закрытой двери. Вдоль стены, отделявшей часть крипты от прохода под апсидой, виднелись останки, покрытые толстенным слоем песка. Следовательно, они непотревожены! Позвали Плэмли. Тело извлекли и положили на спину. Сквозь белый саван просвечивала коричневая ряса, на грудь с шеи свешивался медный крест. «Один из ваших, священник», — сказал я Плэмли и ушел, чтобы немного передохнуть. А когда вернулся, то нашел Плэмли почти в трансе. Он стоял на коленях, а возле тела лежали два плотно свернутых бумажных свитка. «Показалось, что у него слишком много костей, вот я его и встряхнул», — объяснил Плэмли» (Frend, 1996, 308).
Это не цитата из авантюрного романа, а рассказ участника раскопок англо-американской экспедиции под руководством Ричарда Дэйла и Дж. М. Плэмли в 1960-х гг. в Каср Ибрим — одну из самых южных точек продвижения египтян в Нубию. Крипты, в которые можно подчас «просто войти», открыв дверь (мешает лишь занесший их песок пустыни); хорошая сохранность органики, позволяющая поднять тело человека, умершего много столетий назад; папирус, пергамен и даже бумага, разворачиваемые без особого труда — вот далеко не полный список чудес, которые предложила исследователям христианских древностей Нубийская пустыня. Найденные свитки (длиной по 5 м каждый) прочитали, выяснив, что это рекомендация и описание церемонии возведения в сан некоего епископа Тимофея, присланные из Каира от Гавриила IV, патриарха Александрийского (1370–1378) и написанные на арабском и коптском языках. Тимофей должен был стать епископом Ибрима и Пахораса (Фараса); он описывался как добрый христолюбивый человек, прошедший все ступени посвящения от монаха до епископа. Но главным была дата — документ был датирован 1372 г.
Археологи в «царстве пресвитера Иоанна»
Если бы нашим коллегам лет сто назад рассказали историю о христианских епископиях XIV в., лежащих к югу от порогов Нила, большинство сочло бы это просто сказкой. Даже сейчас, говоря о них, испытываешь странное чувство нереальности. Конечно, о том, что Египет пережил период бурного развития христианства, являлся родиной многих учений и землей, где возникло монашество, было хорошо известно из письменных источников, но это все относилось к далеким временам ранней церкви. Страну в VII в. завоевали арабы, постепенно проникавшие вверх по Нилу все дальше к югу. Местные христиане-копты сохранили религию, но стали религиозным меньшинством, существующим благодаря веротерпимости победителей. От нубийских же христиан в средневековье до Европы доходили лишь странные слухи о лежащем за горами и пустынями царстве могущественного монарха «пресвитера Иоанна» — но позже их воспринимали как «плоды невежественного воображения».
Даже путешественники, археологи и этнографы, более склонные верить тому, что видят перед собой и менее подверженные предрассудкам, долго не могли взглянуть на христианские древности Нила под правильным углом. Причиной этого было, как ни странно, всеобщее увлечение Египтом и его археологическими сокровищами, после похода Наполеона и расшифровки иероглифов обратившееся в настоящее безумие. Открытие древнеегипетского искусства и расшифровка письменности составили эпоху в истории европейской культуры. На фоне «загадок фараонов» более скромные следы коптской культуры были просто незаметны: тяжесть пирамид чуть было не раздавила в Египте христианскую археологию. Что проку возиться с теми, кто ниспроверг прекрасные древние статуи и покрыл стены храмов однообразными бессмысленными граффити? Они не стоили тех денег и времени, которые пришлось бы потратить на раскопки. Чем быстрее удалить наслоения двух последних тысячелетий, тем лучше: «коптский балласт» — вот обычно и все описание этих слоев в дневниках исследователей XIX и даже XX вв.36
