4 Недостаток уникальных в художественном отношении вещей Базилевского в их «беспаспортности». Их происхождение известно, как правило, в самом общем виде («из римских катакомб» и т. п.). Лишь часть вещей несомненно взята при натурных исследованиях: лампадофор в виде базилики из крипты близ Ор-леансвилля (1850); саркофаг с евангельскими сценами из Кагора; стеклянная чаша со сценами из Библии из Диоклеи близ Подгорицы (1870) и др. (Залесская, 1991). Работы в Дноклее начал русский исследователь П. А. Ровинский, но он отметил там только античные слои. Я. И. Смирнов, путешествуя в конце века по Албании и Черногории, видел уже н результаты раскопок базилики V в. английским исследователем Дж. Андерсоном, с которым позднее работал в Малой Азии.
5 Он происходил из семьи богатых купцов Пензенской губернии, и в детстве его домашними занятиями руководил сам М. М. Сперанский. (Вздорнов, 1986, 296; Пятницкий, 1991; Довгалло, 1995).
6 Она состоялась в 1859 г.; за 14 месяцев работы был собран огромный материал (значительная часть которого сейчас в Эрмитаже). Но конец экспедиции был не столь удачен. В России она получила «плохую прессу». Руководителя обвинили в некомпетентном и произвольном отборе памятников. Обиженный путешественник увез часть древностей в Москву, где его вещи и рукописи составили основу Отделения древностей Румянцевского музея, пополнились новыми приобретениями. Сегодня ясно, что упреки были несправедливы и труд Севастьянова современники не оценили по достоинству. С его именем связано большинство лучших произведений византийской живописи в наших центральных собраниях. Г. Милле специально приезжал знакомиться с афонскими материалами Севастьянова; они вошли в его книгу, также как в книги Н. П. Кондакова и других ученых.
7 Области кодикологии, палеографии, истории миниатюры и т. п. не входят в рамки нашей книги, но следует упомянуть таких собирателей, как Александр Афанасьевич Дмитриевский (1856–1929), византиновед, литургист; Виктор Иванович Григорович (1815–1876), славист, совершивший поездку по европейской Турции уже в 1844-45 гг.; архимандриты Антонин (Капустин) и Порфирий (Успенский) (см. ниже). Литература по этой отрасли необъятна. Из недавних публикаций с удобным для начинающего справочным аппаратом отметим рукопись А. А. Дмитриевского «Наши коллекционеры рукописей и старопечатных книг»; Поляков, Фонкич, 1994.
8 До этого Византию изучали при кафедре русской истории в Академии наук, а в университетах обычно на кафедрах истории европейской. Инициатива журнала получила одобрение и академических кругов, и государства, ее поддержали президент Академии наук, великий князь Константин Константинович, и Т. И. Филиппов, действительный тайный советник, энтузиаст укрепления православия (Константин Леонтьев писал о нем: «… специалист по церковным делам и сам лично человек весьма религиозный и способный поддержать человека без всякого личного интереса, из-за одной идеи… человек с большим влиянием, с большим тактом и большой смелостью, при значительном тонком и просвещенном уме… Таких заботливых для идеи людей в России я еще не встречал». (Леонтьев, 1993, цит. по: Медведев, 1997).
9 Ученые писали: «именно в области византиноведения оказывается особенно неудобным и вредным все еще существующее разделение между русскою светскою и русскою духовною наукой, между университетом и духовною академией»; «обычное явление в области византиноведения, что давно указанные ошибки и заведомо неверные положения держатся по преданию продолжительное время и препятствуют поступательному движению науки…. Очередные вопросы, выдвинутые одним поколением, скоро забываются и сменяются другими вопросами, которым также не бывает иногда суждено подвергнуться окончательному решению…» (Цит. по: Медведев, 1997).
10 В число сотрудников включили греческих ученых, материалы публиковали на двух языках, а критику и библиографию ориентировали на освещение европейской науки. Своего рода «точкой отсчета» был недавно организованный журнал К. Крумбахера «Byzantinische Zeitschrift», до сих пор остающийся одним из ведущих в области византиноведения (особенно в том, что касается историографической части, хроники, библиографии). Создатели «Византийского временника» писали: «в прекрасном издании доктора Крумбахера… уже два года тому назад получила не без содействия русских ученых сил свое осуществление и самая мысль о постоянном периодическом органе для разработки вновь признанной специальности…. Но он не может удовлетворить ранее сознанным русским потребностям… Русская наука всегда имела и будет иметь при изучении Византии свои особенные задачи и свои специальные темы, тесно связанные с вопросами русского самосознания». (Цит. по: Медведев, 1997).
11 В начале 1890-х гг. проект, поданный Академией наук, рассмотрело Министерство финансов; в 1894 г. он был «Высочайше утвержден». При рассмотрении дела в Государственном Совете участвовали великий князь и А. И. Нелидов. Последний ратовал за создание института на Востоке уже в 1888 г. и научное продвижение России в Средиземноморье, всемерно поддерживал работу по собиранию и изучению древностей, помогал ученым, работавшим в Малой Азии и Палестине (по его рекомендации было куплено в 1895 г. греческое «Пурпурное» Евангелие V–VII вв. из Кесарии Каппадокийской. (Соболев, 1993. № 46, 157-258).
12 Работы 1906–1909 гг. Особое разрешение выдал в 1909 г. великий визирь Хельми-Паша. Примечательно, что речь шла об археологических раскопках внутри мечети для поиска остатков христианской базилики Феодора Студита.
13 Утрачены сделанные акварели полов, планы и разрезы. В архиве хранятся описи фотографий, 15 снимков, статья о золотом медальоне с изображением св. Иакова XI–XII вв. (Басаргина, 1995; Панченко, 1912). За истекшее столетне состояние памятника значительно ухудшилось, а его подземные части стали недоступны исследованию.
14 Шмит, 1906 (планировался еще один том, но так и не вышел). Молодой искусствовед Ф. И. Шмит включился в работу в 1901 г.; до этого Н. К. Клуге копировал мозаики и готовил архитектурный обмер. Давая оценку этой первой большой работе Шмита, Я. И. Смирнов отметил увлечение молодого автора разбором письменных источников и историографии в ущерб описанию: «как археологу, хотелось бы найти… прежде всего тщательное и детальное описание воспроизводимого памятника… одно — памятник, другое — исторические о нем сведения и третье…. всегда более-менее эфемерное, это— субъективная комбинация данных, извлекаемая из первых двух, в одну общую связную историю памятника» (Смирнов, 1915а).
15 Описание открытого при наблюдениях 1909–1911 гг. выполнено Б. А. Панченко для последнего тома ИРАИК. Подробное изложение рукописи дает Е. Ю. Басаргина (1995). Сколько можно судить, обычно производили осмотр вскрытий, сбор доступных материалов, фотосъемку, схематические обмеры. При строительстве железной дороги в 1910-11 гг. обследовали фундаменты построек и раннехристианский некрополь в квартале Евгения, в районе древнего Акрополя, по дороге от Музея к пристани Топ-Капы. В этих работах принимал участие и Оттоманский музей. Были отмечены остатки церкви св. Димитрия времени Палеологов и более ранние, не идентифицированные. Вновь раскрытые в 1937 г., они оказались руинами храма Богородицы V–VI вв, на остатках которой и поставлен в XII в. храм св. Димитрия.
16 Ebersolt, Thiers, 1913; Janin, 1964; особенно: Mllller-Wiener, 1977, и др. Борис Андрианович Панченко (1872–1920), историк, сигиллограф и археолог, всю жизнь посвятивший РАИК, исчез в кровавой сумятице Гражданской войны; нет даже точных данных о месте и времени его погребения. О нем: Успенский, 1926.
17 Работы были начаты в июие (Б. А. Панченко, Н. К. Клуге, А. С. Башкиров), но продолжались недолго. Одновременно их вели ученые из Франции, затем из Англии. Последняя значительная работа РАИК в Константинополе — участие в обследовании остатков огромной трехграниой апсиды церкви Богоматери Хал-копратийской. В неопубликованном отчете 1914 г. кратко рассказывалось о работах по строительству «синематографа», при которых произошло открытие. (Басаргина, 1995). Но первые сведения об этом памятнике будут опубликованы лишь в 1925 г. в путеводителе по Константинополю Эрнста Мэмбури (см. гл. VI).
