8 Он увлеченно излагал А. Ф. Малиновскому результаты первых раскопок в Киеве, «обрытия» Десятинной церкви «на иждивение» митрополита Евгения «Следы открывшегося фундамента показывают уже отчасти его пространство, щебня среди церкви, мозаик». Из Полоцка до столицы доходили сообщения о работах другого собирателя, аббата Борисоглебского монастыря (принадлежавшего тогда базилианам) Иоиля Шулакевича, который, «отрыв под землей церковь… и поныне показывает придел оной». Фундамент какой-то церкви видел там еще Стрыйковский (Алексеев, 1997, 26).
9 В 1792 г. обнаружили знаменитый Тмутараканский камень, несущий надпись с датой 1067/8 г. В 1794 г. появилось печатное сообщение о нём в книге А. И. Мусина-Пушкина, посвященной местоположению Тмутараканского княжества, а в 1806 г. серьёзное исследование надписи опубликовал президент Академии художеств А. Н. Оленин. В 1808 г. на месте Липецкой битвы 1217 г. был найден древнерусский шлем, украшенный священными изображениями и надписями. Несколько позже, в 1821 г., в окрестностях Чернигова обнаружили замечательный золотой медальон-«змеевик» XI в. Вокруг его русских надписей и трудного для расшифровки греческого текста вспыхнула оживленная научная полемика.
10 В 1805 г. Ф. И. Круг впервые указал на местное происхождение древнейших монет киевских князей. В 1813 г. напечатали первый том «Собрания государственных грамот и договоров», где были приведены и печати к ним, в 1812 г. П. Кеппен опубликовал «Список русским памятникам, служащий к составлению истории художеств и отечественной палеографии». Вскоре академик А. Ф. Аделуиг посвятил специальное исследование Магдебургским («Корсунским») вратам Новгородского Софийского собора (1834).
11 Для работы с «Историей государства Российского» следует иметь в виду важное пособие, изданное в 1844 г. П. Строевым («Ключ или алфавитный указатель», репринт: 1988), а также комментарии (особенно превосходные библиографические и архивные указатели), содержащиеся в выходящем сейчас академическом издании «Истории».
12 Один из лучших мастеров, А. Е. Мартынов, оставивший бесчисленное количество видов Москвы, Владимира, Нижнего Новгорода и других городов, так обосновал стремление воспроизводить исторический пейзаж: «Быв убежден мыслию, что живопись действует сильнее и приятнее на воображение и зрение, когда знаешь историю и отличный интерес представленного кистью предмета». Он правильно относил видовую живопись к области «познавательного» жанра и потому его листы содержат подробные справки об изображаемом (Славина, 1983,25–32). Прекрасные виды древних кремлевских храмов оставил Ф. Я. Алексеев. Уже в коллекции академика Кеппена были чертежи Десятинной церкви, Георгиевского собора Старой Ладоги и др. Впоследствии активную деятельность по организации путешествий «за стариной» развил издатель журнала «Отечественные записки» П. П. Свиньин (Формозов, 1967, 208–212).
13 Экспедиция двигалась по маршруту Старая Ладога, Тихвин, Устюжна, Череповец, Белозерск и Вологда; оттуда в Киев, Чернигов, Курск, Боровск, Тулу. Плод путешествия — 4 огромных альбома великолепных акварельных рисунков (Публичная библиотека в СПб.) и краткие описания. Первая часть содержит рисунки и планы башен и церквей Староладожской крепости, виды северных монастырей и некоторых древних предметов; вторая — в основном вещи из Кирилло-Белозерского монастыря (чаши, кадила, ковши и кружки, шлемы и др.); третья — план Киева с окрестностями и отдельные планы памятников («здесь сделано в первый раз покушение представить чертеж древнего Киева с окружностями, сей знаменитый город столь важное занимает место в древнем нашем бытописании, что давно уже нужно было издание подобного чертежа, без которого описание многих происшествий кажется не довольно ясным, а некоторых даже совсем непонятным», — писали об этой работе в конце XIX в.); четвертая — планы Чернигова и других городов, археологические рисунки и комментарии. «Описание Бороздинского собрания рисунков к его археологическому путешествию по России», составленное Поленовым, было опубликовано в Трудах 1 Археологического съезда.
14 В инструкции 1830 г. для поездки во Владимир, Юрьев и Троице-Сергиев монастырь тот пишет: «Во Владимире вам надлежит срисовать вид собора, в малом размере, и вырисовать подробности его наружного вида. То же самое вам надлежит сделать в Юрьеве-Польском… Мне сказывали, что на камнях, из которых сии храмы построены, много находится ваятельной работы… Правда это или нет — не знаю. Вы сами это рассмотрите и воспользуйтесь тем, что может быть выгодно для художников…. При сем поручаю вам снять плане тех церквей и фасады их или прорезы, буде понадобится, представить не перспективно, а геометрально, с показанием их размеров саженями, аршинами, вершками или дюймами» (Солнцев, 1876, 637). Далеко не все рисунки Солнцева были опубликованы, значительная часть хранится в музеях и библиотеках (в Музеях Кремля обнаружены прекрасные листы с видами раскопок храма и некрополя в Старой Рязани в 1830-х гг., см. гл. X).
15 Среди трудов писателей, оказавших влияние на изучение церковных древностей, можно указать очерки Н. Д. Иванчина-Писарева о Москве, «Путешествие по святым местам русским» А. Н. Муравьева, «Поездку в Кирилло-Белозерский монастырь» С. П. Шевырева и многие другие.
16 Из воспоминаний Б. В. Варнеке: «Кондаков ставил очень высоко его (И. М. Снегирева) уменье при самых скудных источниках и пособиях вникать в самую «суть дела». А все оттого, что он, как и М. Н. Погодин, были настоящие «старинщики». Для них старина не только предмет научных домыслов, а основа всего их внутреннего уклада. Этим они оба и сильны, подобно Голышеву, Большакову и Филимонову… Последний, кто понимал дело, был И. Е. Забелин, а все потому, что у стариков на плечах голова была…» (Цит. по: Тонкина, 1995, 100)
17 Вне Москвы, в Новгороде, Пскове, Владимире, Ростове, Смоленске, сводки церковных древностей составляли очень много таких же ученых-любителей, например, писатель М. В. Толстой (1812–1896), архимандрит Макарий (Миролюбов, 1817–1894), инспектор псковской семинарии А. Князев, В. Доброхотов и другие (Толстой, 1860–1862; Макарий, 1857; Он же, 1860, ч. 1–2; Князев, 1858; Доброхотов, 1849, 1852).
18 «Да шпицы вечные церквей — с клистирных трубок снимок верный», — скажет еще резче неизвестный поэт 1820-30-х гг. в сатирическом стихотворении, приписывавшемся Д. Веневитинову. Ситуацию предпочтения античных древностей национальным точно характеризовал князь Н. Долгорукий, написавший в 1810 г.: «Мы скорее пустимся добывать кусок лавы из-под римских развалин, нежели похлопочем о славе собственной нашей древности». (Карамзин, 1980, 316; Веневитинов, 1934, 84; Глинка, 1824, 154). Даже специально занимавшиеся проблемой русских средневековых древностей ученые и литераторы, упоминая их, говорят всё как-то в общем, без подробностей. По меткому замечанию А. А. Формозова, их текстам недостаёт уверенности — как-то неясно, где эти древности находятся, где их искать. А. Н. Оленин в «Программе» Академии художеств говорит о русской архитектуре, что она «вероятно» была подражанием готической и византийской. Лишь став президентом Академии, он приступит к созданию «фонда фактов» — описаний и чертежей.
Любой преподаватель рисунка подтвердит, что мы замечаем лишь то, что знаем. Поэтому не удивительно слышать от В. В. Пассека в «Путевых записках Вадима»: «Одни немые наши памятники не объяснят нам событий минувших. Они слишком бедны и новы: древняя Россия не завестила нам почти ничего зодчественного». Тем менее удивимся П. Я. Чаадаеву, в «Апологии сумасшедшего» отрицающему принцип глубокого воздействия археологии на духовную самоидентификацию нации: «Возможно, конечно, что наши фантастические славяне при их разнообразных поисках будут время от времени откапывать диковинки для наших музеев и библиотек, но, по моему мнению, позволительно сомневаться, чтобы им удалось когда-нибудь извлечь из нашей исторической почвы нечто такое, что могло бы заполнить пустоту наших душ» (Пассек, 1834; Чаадаев, 1991). Отзвук этого «невосприятия» слышен и в художественной литературе. Прекрасное эссе Гоголя об архитектуре затрагивает что угодно, вплоть до Индии и Египта, но оставляет в стороне Русь (Цит. по: Формозов, 1986).