Как потом выяснилось, Кочубей (командовавший в Таманской армии конной бригадой) отошел со своими частями на Астрахань, где поссорился с коммунистами и вернулся обратно, но заблудился в астраханских песках. У него погибло до 95 процентов симпатизеров-бойцов, и с жалкими остатками он был мной взят в плен. Сам Кочубей был болен сыпным тифом.
5 февраля спешно был посажен на поезд 1-й Лабинский полк и увезен от нас. Как оказалось позже, он принимал участие в усмирении восстания в Медвеженском уезде Ставропольской губернии. В это время Донская армия защищает область от красных и ведет упорные бои на своих границах, донцы слабеют, и у них начинается отход (1-я Донская армия генерала Мамантова[25]).
Тяжелые бои у реки Маныч (1)
20 февраля 1919 года я получил приказание спешно собрать полк и грузиться на железнодорожной станции Святой Крест. Состав полка: казаков 400 человек, лошадей 895, пулеметов 40. Имея в полку массу заводных лошадей, я был в критическом положении. так как при такой обстановке я мог вывести в бой не больше двухсот человек конных. С) возможности такого состояния полка я неоднократно доносил начдиву, но за весь февраль я не получил ни одного казака с лошадью в пополнение.
Узнав, что я с полком буду командирован на Царицынское направление, поджидал пополнение, предварительно выслав шесть офицеров и казаков по станицам, которые подобрали в станицах Невинномысской, Тихорецкой и в Армавире человек пятьсот эвакуированных раньше из-за тифа. Таким образом, полк у меня пополнился до 900 шашек.
2 марта мой головной эшелон в две сотни прибыл, ничего не зная о боевой обстановке, в станицу Великокняжескую, где были размещены тыловые части 1-й Донской армии и астраханцы.
Станица Платовская, станция Ельмут, экономия Пишванова и станица Шаблиевка были забиты тылами и частями донцов и астраханцев, прибывших сюда на отдых. В это же время части нашей армии уже отошли до станицы Двойной, в их арьергарде оставались 2-й Кавказский казачий полк и 9-й Кубанский пластунский батальон. Эти две части кубанцев были отправлены в помощь донцам и первыми прибыли на Царицынское направление, как раз к отходу донцов. Свежие и боеспособные, эти части отходили все время в арьергарде, начиная от Котельникова. Донские части 1-й армии почти что перестали существовать на этом участке, казаки частью разошлись по домам, а частью дезертировали в тыл. Боеспособной была, единственно, дивизия полковника Калинина.[26]
4 марта красная конница «товарища» Думенко,[27] преследовавшая 1-ю Донскую армию от Царицына, отрывается от донцов у станицы Жутово. Конным рейдом обходит левый фланг Донской армии и, пройдя через станицу Платовскую, захватывает Великокняжескую врасплох. Мои части, сгрузившись 3 марта ночью с поезда и принимая участие в отражении противника, конечно, не могли помочь делу, так как все бежало, а в самой Великокняжеской, кроме бесчисленных тыловых частей, находилась Астраханская дивизия и масса артиллерии. Все думали, что арьергард нашей армии под станицей Двойной обеспечивает их полное благополучие. Все бежали постыдно за реку Маныч, а я с дивизионом отошел к Ново-Манычскому.
Противник забрал все обозы, разбросанные вокруг Великокняжеской, почти все перепортил в самой станице, выбил командный состав и команды двух бронепоездов, захваченных на станции, а кроме того, изрубил до трехсот воинских чинов.
Я был задержан по пути у штаба фронта на станции Белая Глина. Командующим фронтом тогда только что был назначен генерал Кутепов.[28] Только к 5 марта я прибыл на станцию Маныч.
В станицах Торговой и Шаблиевке было скопление воинских частей и обозов, признаки неуспеха были налицо, но узнать что-либо подробней и вправду не представлялось возможным, так как каждый передавал такие небылицы, которым трудно было верить. Подъезжая к разъезду Маныч, я наблюдал массу частей и чинов, спешно уходящих в сторону Шаблиевки, и многих, которые прямо брали направление на Ростов.
Между Шаблиевкой и разъездом Маныч поезд остановился; выйдя из вагона, я увидел группу донских штабных офицеров и генерал-лейтенанта, очень пожилого человека с грузинской фамилией, которую не припоминаю.[29] Я подошел к ним, чтобы узнать обстановку. Оказалось, что этот генерал — командующий фронтом со своим штабом. Мне было сказано, что штаб идет в Шаблиевку, что фронта нет, а в Великокняжеской противник.
У разъезда Маныч я высадил прямо на пути оба своих эшелона (четыре сотни и команды, около пятисот человек) и спешно выдвинулся к железнодорожному Манычскому мосту. Встречаю по дороге к мосту бегущих офицеров-донцов, срывающих погоны. Казаки испуганно спрашивали, куда я иду, и, узнав, что иду на Великокняжескую, обрекали меня на гибель. Со стороны некоторых казаков-донцов даже почувствовалась к нам, кубанцам, враждебность. Они говорили: «Пойдите, пойдите — это вам не у себя драться с большевиками, наши вас посекут». С говорившими так мои разделывались, отбирая их оружие.
Выслав от моста разъезды, под вечер я получил донесение, что от моста на 8–10 верст по направлению к Великокняжеской все свободно и боя нигде не слышно. Переправившись через мост и заняв позиции возле железнодорожной будки, я заночевал. На рассвете 5 марта от Великокняжеской начали подходить одиночные казаки-донцы, от которых я узнал, что эта станица занята нашим, прорвавшимся ночью со стороны хуторов Атаманского и Ельмутинского арьергардом 2-й дивизии.
На рассвете со стороны Великокняжеской к нам подошли два бронепоезда с пластунами 9-го Кубанского батальона; на платформах бронепоезда были сложены трупы наших, изрубленных красными. По проходе бронепоезда я двинулся на станицу. В 5 верстах от нее встретил 2-й Кавказский казачий полк (временно командующий полковник Просвирин[30]), отходящий на отдых за реку Маныч. Проходят еще какие-то донские полки от 50 до 100 шашек; дико как-то было смотреть на всех, стремящихся удрать за Маныч. В порядке прошел только 2-й Кавказский полк и две донские батареи.
К 9 часам утра 5 марта я прибыл в Великокняжескую, где познакомился с полковником Калининым на вокзале, забитом трупами; здесь же на столе спал их начдив.
Узнав обстановку, что «товарищ» Думенко отошел на станицу Мартыновку на реке Сал и подходил к станице Орловской, у станции Двойная, я расположился по квартирам у старой церкви. На всех направлениях от Великокняжеской было наблюдение и охранение частей 2-й Кубанской дивизии. Стояли холодные дни, морозы, иногда срывался снег.
До 7 марта я с частью своего полка отдыхал в станице, а за это время подошел ко мне целый дивизион. Прибыл 1-й Лабинский полк с полковником Шапринским и вновь назначенный начальник Великокняжеской группы генерал Глазенап[31] (группа — Карачаевский полк, 2-й Осетинский полк, два Кабардинских полка). Подходит 9-й Кубанский пластунский батальон и стрелковая бригада, набранная из жителей Таганрогского округа, а дня через два подошел 6-й Гренадерский полк. Всего с донцами: 11 тысяч конных, около десяти батальонов пехоты, четыре батареи, два бронепоезда — всеми этими частями командует генерал Глазенап с огромным штабом (в штабе весело, танцы, откуда-то появилось много дам из Ставрополя, дым коромыслом).
8 марта получен приказ, по которому 1-й Кубанский и 1-й Лабинский полки должны выйти вперед и закрыть Великокняжескую следующим образом: мой 1-й Кубанский полк — участок от реки Маныч через зимовник Пишванова — зимовник Безуглова до станции Ельмут (включительно) — восточная оборона станицы. 1-й Лабинский полк — участок станции Ельмут (включительно), слияние двух речек в реку Мокрая Караичева, хутор Каменский, хутор Атаманский, станица Платовская с разведкой до станции Двойная.
