Описывая действия Конного корпуса Буденного под Воронежем, командующий Южным советским фронтом Егоров как офицер Генерального штаба — он более академичен и беспристрастно заканчивает: «Заняв Воронеж и отбросив корпуса Шкуро и Мамантова на запад от Дона, корпус Буденного, несмотря на грандиозный моральный эффект этого обстоятельства, все же не достиг главного — оба корпуса белых понесли тяжелые потери, получили весьма ощутительный удар, но не были разбиты, чем, главным образом, объясняется медленное продвижение вперед Конного корпуса Буденного в последующие дни».[198]

В книге Буденного есть интересные признания. Он пишет: «Уже после Гражданской войны, на 8-м съезде Советов, Ленин, якобы, сказал ему: «Не окажись Вашего корпуса под Воронежем — Деникин мог бы бросить на чашу весов конницу Шкуро и Мамантова и республика была бы в особо тяжелой опасности. Ведь мы потеряли Орел. Белые подходили к Туле».

И заканчивает Буденный: «Так оценил Владимир Ильич Значение победы Конного корпуса над Шкуро и Мамантовым в общем ходе борьбы с деникинцами».

И добавляет: «Разгром конницы Шкуро и Мамантова означал превосходство нашей тактики и оперативного искусства. Ведь конница Шкуро и Мамантова являлась лучшей в Деникинской армии, а ее предводители-генералы считались среди белых самыми способными».[199]

«И вот, эти сильные корпуса, возглавляемые генералами, вокруг которых был создан ореол непобедимости, оказались разбиты красным конным корпусом, уступавшим им по численности в три раза и понесшим при этом ничтожные потери»[200] — так заканчивает Буденный свое повествование.

На книгу Буденного «Пройденный путь» донцам и кубанцам надо было бы ответить своей книгой, так как в ней идет восхваление только его подвигов, начинал с весны 1918 года, когда он начал действовать в Сальских степях, образуя незначительный конный отряд, и — до взятия Воронежа. По его книге, везде он бил и гнал «донскую и кубанскую конницу»… Но в его признаниях невольно проглядывает боязнь и уважение и к этой казачьей коннице, и к ее вождям, к генералам Мамантову и Шкуро. И если верить его словам, выходит, сам Ленин боялся движения этих корпусов вперед. Как и ненужное бахвальство, что его корпус в три раза был слабее по численности этих двух корпусов.

«Конная группа Буденного, усиленная пехотной дивизией 8-й армии, насчитывала 12–15 тысяч»,[201] — безусловно, авторитетно пишет генерал Деникин.

«4-й Донской корпус генерала Мамантова, насчитывавший к 5 октября три с половиной тысячи сабель, — но и эти силы были ослаблены отвлечением части их на поддержку Лискинской, так что в группе генерала Шкуро под Касторной оставалось одно время только 1800 сабель 4-го Донского корпуса»,[202] — пишет генерал Деникин.

1-я Кавказская казачья дивизия насчитывала 600–700 шашек, не считая полковых пулеметных и других команд, а 1-я Терская казачья — около 1800 шашек (по телеграмме Шкуро).

Вся эта конница двух казачьих корпусов была разбросана по фронту на 70 верст, от Графской и до села Давыдовка.

Кроме того, надо отметить и психологическую сторону: переброска в глубокий тыл Терской дивизии в самый разгар жестоких боев, которой предшествовали ежедневные тревожные телеграммы из ставки, начиная с 25 сентября и до 8 октября включительно, безусловно, были известны казакам других полков, что не только уменьшало количество бойцов, но и ослабляло моральное состояние их.

У Буденного же — предварительное совещание всех высших начальников до командира полка включительно, со всеми комиссарами, на котором, как он пишет, был большой подъем, чтобы «разбить белых». Потом была партийная конференция корпуса, на которой решено подготовиться к решительному бою за Воронеж.[203]

У Буденного все в кулаке, до политического внушения бойцам цели захвата Воронежа. А живую силу этого корпуса исчисляет его же командующий Южным фронтом Егоров к 27 сентября: «7450 шашек, 590 штыков, 26 орудий».[204]

В эту силу Егоров не включил приданных Буденному 12-й и 16-й стрелковых дивизий, Отдельной кавалерийской бригады и 12-й железнодорожной бригады.

Но самое главное в этой трагедии заключалось в том, что генерала Мамантова не было на фронте; генерал Шкуро вернулся в Воронеж только 5 октября, когда уже разыгрался первый, и неудачный для казаков, фазис боев; и при нем не было его правой руки по операциям, начальника штаба корпуса Генерального штаба генерала Шифнер-Маркевича.

С самого начала корпуса действовали без единого руководства и разбросанно. И как пример — два полка кубанцев занимали Графскую, что в 35 верстах на северо-восток от Воронежа, а два полка терцев — село Давыдовка, в 50 верстах к югу от Воронежа. А именно: в Графской были 2-й Кубанский партизанский полк полковника Михаила Соломахина и 1-й Хоперский полк полковника Юрия Ассиера, а в селе Давыдовка — Горско-Моздокская бригада. Оба начальника дивизий — Кавказской генерал Губин и Терской генерал Владимир Агоев — поздно вечером 6 октября были в селе Отрожка, что в семи верстах северо-восточнее Воронежа, где я им и представился.

Закончим драматический разбор военных действий у Воронежа и приведем здесь телеграмму генерала Шкуро на имя генерала Деникина:

«По долгу воина и гражданина доношу, что противостоять Конной армии Буденного я не могу. Эта армия сосредоточена в числе 15 (Тысяч сабель в районе Грязи — ведет теперь ожесточенное наступление на наши силы. В моем распоряжении имеется около 60Q сабель Кавказской дивизии, в настоящее время безлошадной, и 1500 сабель остатки корпуса Мамантова. Остается Терская дивизия моего корпуса около 1800 сабель, с хорошим конским составом, но эта дивизия, по Вашему приказанию, у меня отбирается. Она, в данное время, грузится в вагоны на станции Лиски для отправки в район Таганрога, ради уничтожения действующих там махновских банд. В силу изложенного — даю приказ завтра оставить Воронеж. Генерал Шкуро».

Так пишет ротмистр Эраст Чавдарь, начальник конной полевой радиостанции, бывший тогда при корпусе Шкуро в Воронеже, через которого была послана эта телеграмма генералу Деникину в Таганрог.[205]

Думаю — не без горькой обиды стопобедный генерал Шкуро поедал эту телеграмму, подчеркнув в ней полную измотанность своей храброй ударной 1-й Кавказской дивизии, состоявшей из четырех кубанских конных полков. С ней он так красочно прошел боями с Кавказа, из Баталпашинского отдела Кубанского войска, через всю Украину, побывав в Заднепровье, волчком кружился, куда бы его ни бросали требования фронта, и потом коротким ударом захватил Воронеж.

О состоянии этой напористой в боях дивизии, о наших родных хоперцах Баталпашинского отдела тот же ротмистр Чавдарь пишет: «Перед началом операции 1-я Кавказская казачья дивизия прошла станцию Илловайская. Нельзя было оторвать восхищенный взор от этого зрелища, какое представляла эта дивизия.

Молодые крепкие всадники в живописной кубанской форме; прекрасный конский состав; впереди, во главе своей знаменитой «Волчьей сотни» — генерал Шкуро и начальник штаба, один из наиболее ярких героев наших, генерал Шифнер-Маркевич.

Стихийная удаль, безграничная отвага — вот впечатление, произведенное на всех нас этой блестящей дивизией.

Казаки-кубанцы — предмет общего внимания, восхищения. Статные, с тонкой талией и легкой, неслышной, быстрой походкой — они неотразимо привлекали женские сердца. Едва заняв какое-либо местечко, железнодорожную станцию, город или деревню — как уже при первом удобном случае появляется гармоника. Раздаются звуки лихой наурской лезгинки, и казаки пускаются в пляс, плавно двигаясь и грациозно поводя руками с широкими развевающимися рукавами черкесок».[206]