Обветренные холодом сизые лица. Редко кто бритый, хотя все молодые. Лица свежие, хорошо кормленные. Вид не забитый, даже смелый. Но я уже видел, что дай волю некоторым — они могут быть и дерзки. Хоперцы живут меж горцев и от них многое восприняли, насчет «карапчить» и другие отрицательные замашки в европейском понимании. Но в понятии горца и казака они только похвальные, как молодечество всякого джигита.

Все они в шубах в талию или в шубах-черкесках. Все при шашках и винтовках. Через грудь — патронташи. Не у всех кинжалы, да они и не нужны были даже и в Великой войне, как показал долгий опыт. А теперь, на овчинную шубу в талию, они и не нужны. Иное дело на черкеску, да в своей станице, да пойти на люди или к теще. Все в папахах. Башлыки или за плечами, или на плечах, или подвязана шея. В общем — воинский вид хороший, а в суровый холод — и вид суровый.

Хоперцы отлично танцуют лезгинку. Она у них является главным казачьим танцем. Танцуют они хорошо, стильно, чисто по-горски, от которых не только что ее переняли, но считают «своим танцем».

Развернулась «двухрядка», и, когда я подошел, лезгинку танцевал статный казак в овчинном полушубке до колен, сшитом в талию, как бешмет. Он в полном вооружении, даже с винтовкой за плечами. Не передавать же винтовку соседу на время танца. Это просто стыдно и недостойно воина. А тот нарочно передаст другому… вот и ищи тогда свое оружие?

Танцующий при револьвере. На нем дорогой ингушский пояс. А по овчинной шубе тянется к револьверу осетинский шнур ручной работы женщины, плетенный черными шелковыми нитками и золотом. Видно было, что этот казак особенный молодец, любит оружие и понимает толк в нем. По утоптанному снегу, хотя он и в сапогах, но танцует стильно. Увидев меня, он смутился, но продолжал танцевать.

— Это немой казак, — говорит мне Ковалев, указывая на танцующего («немой», то есть и не говорящий, и ничего не слышащий).

— Почему же он на фронте? Ведь он не подлежащий мобилизации?! — спрашиваю я Ковалева.

— А он добровольно здесь… во-первых, он ненавидит большевиков, а во-вторых, он хороший хозяин и приобретенное посылает жене, — говорит и весело улыбается Ковалев.

Я его понял. Немой танцует хорошо и, главное, не слыша звука гармонии — такт не теряет в танце. Увидев меня, он смутился и хотел бросить танцевать, но казаки знаками с ним говорят: «Танцуй еще!.. Сам командир пришел посмотреть на тебя!» — и он скромно протанцевал еще, и очень стильно.

— Как же он может держать такт в танце, если он не слышит? — спрашиваю казаков.

— А он, господин полковник, часто поглядывает на гармошку и глазами запоминает такт, — отвечают они.

Потанцевали еще некоторые, но хуже немого и остановились.

— Запойте что-нибудь, хлопцы, — говорю им. — Ну, вот эту, «Жили-были на Кубани», — добавляю я.

Казаки улыбнулись и запели свою новую песню хоперцев, составленную кем-то о терроре красных над ними после восстания в 1918 году. Она пелась ими очень душевно, с переживаниями и на мотив старой песни линейных казаков «Русский Белый Царь желает, да гордых турок наказать».

Содержание песни было очень трогательное и очень подходило к этому бурливо-жалобному напеву. Вот она:

(это затягивал запевала).

(подхватывал хор).

Дальше слова забыл, но песня заканчивается тем, что казаки были разбиты, многие были арестованы и казнены, что выражено словами:

По их словам, Балахон был подпрапорщик одного из пехотных полков и из крестьян Кужорской станицы Майкопского отдела. Когда его выбили оттуда, он прошел с отрядом в Баталпашинский отдел и там терроризировал население, главным образом казачье.

Поющих казаков окружили кавалеристы князя Гагарина и с большим интересом рассматривают их.

Этот полк был составлен из интеллигенции, больше из студентов Воронежской губернии, уже при отступлении. Полковник князь Гагарин был начальник одного из уездов этой губернии и теперь отходил вместе с нами. Солдат и офицеров в полку было очень мало, лошадей не хватало. Да и людей-то было, может быть, на один эскадрон мирного времени. В переходах они «менялись» — то есть конные уступали пешим своих коней и, дав передохнуть пешим, вновь садились на них. Конечно, такой полк мало был боеспособный.

Все они одеты в шинели, в фуражки. Некоторые студенты и ученики классов средних учебных заведений — в своих форменных фуражках. Несомненно, они были неопытны в военном деле, может быть, впервые видят кубанских казаков в их доподлинности, да еще и боевой — почему с интересом и как-то наивно вглядываются в суровые лица хоперцев. Мне их было жалко. И когда тронулись полки куда-то на юг, они, вперемежку со своими конными, запели кавалерийскую песню «Журавель». В их юношеских голосах она была далека от воинственности.

В своих воспоминаниях Буденный пишет: «В бою с 6-й кавалерийской дивизией был уничтожен Сводно-кавалерийский полк полковника князя Гагарина. Убит был и сам Гагарин».[229] Насколько это верно — неизвестно, печать белых об этом ничего не говорит.

…Дивизия стоит в каком-то селе. Издали раздается голосистая песня. Все невольно выскочили на улицу. Из-за угла показался конный строй. Впереди человек тридцать песенников. Ими управляет плетью солидный подхорунжий с бородой, явно упиваясь сам и песней, и своим генералом Шкуро. Они поют так любимую песню на Кубани: «По-над лесиком, ой, да шлях-дороженька…» И, переиначив слова, подхорунжий затягивает:

И хор мощно, витиевато подхватил:

Слушая их и видя такой бодрый и молодецкий вид «волков», на хороших лошадях, тепло одетых, радовалось сердце. Казаки, безусловно, любили Шкуро. И нам казалось, что это есть наши временные неудачи. Счастлив, кто верует!

Где это было? И когда? Ежедневные стычки с красными, переходы, какие-то ответвления в стороны от главной железнодорожной магистрали Касторная — Валуйки, бесконечный ряд сел, так близко лежащих одно от другого, потеря всех документов-донесений не дают возможности установить, где именно это было?

Наша дивизия отходила вместе с донскими дивизиями на юг вдоль этой дороги, западнее ее и параллельно ей, рядом. Полки шли шагом, почти беспечно. Кто-то цокотом копыт по твердой обледенелой дороге обгонял меня, идущего впереди полка, и когда я повернул голову, чтобы посмотреть, кто это, то увидел вначале пышные, с бакенбардами, русые усы всадника, а потом уже весь его конный облик. Я сразу же узнал во всаднике генерала Мамантова.