Работа была закончена, то есть молотьба хлеба, которую ждет каждый казак-домохозяин ровно год, в чем заключалось все его богатство к существованию.
— Спасибушка тебе, сыночек… ну а ежели бы я была одна? Ну, што я могла бы сделать с ними?! — говорит мне мать и от приятного волнения плачет.
Бедные наши матери и жены-казачки! Вот на кого выпала вся горечь ада революции. Мой конный вестовой, старший урядник-гвардеец Тимофей Сальников, оказался очень хозяйственным человеком, сильным физически и добросовестным в работе. Молодец во всем. А главное — такой рассудительный. И как он работал вилами на скирдах! И как он окрысился на забастовавших казаков!
— Ну а теперь Вы, Федор Иванович, и Вы, тетенька (так называл он по-станичному нашу мать), позвольте и мне поехать домой, в Тифлисскую, и помочь отцу, — говорит он за столом.
— Езжай, деточка, езжай, — говорит моя мать ему, словно отпуск для Тимофея зависит от нее.
Но не только что наша мать, но и сам Тимофей (так я его звал всегда, а он меня, вне службы — по имени и отчеству) отлично знал, что он обязательно поедет в отпуск, в свою станицу, на несколько дней, помочь отцу по хозяйству.
— Кланяйся своим (я знал его отца), жене… и скажи, что я тобою очень доволен, — говорю ему.
Но он только улыбнулся в свои черные усы и большие белые зубы, словно сказал: «Странно было бы слышать обратное»… И в тот же вечер сам протянул мне руку и верхом выехал рысью за ворота на своем дивном темно-сером кабардинце. До его станицы 35 верст. Он их сделает за ночь.
В нашем фруктовом саду на кочугурах перекапывают землю шесть пленных красноармейцев. Бабушка, руководящая ими в работе, очень довольна.
— Да они и не «красные», внучек, — говорит она мне. — Они такие добросовестные работники и такие вежливые. Они мобилизованы были в Красную армию. Саратовские они… и у них дома хорошее крестьянское хозяйство, — поясняет мне наша умная строгая и величественная во всем, любимая и глубокоуважаемая бабушка.
Я подхожу к ним в работе. Они точно знают — «кто я». И какова наша семья. Они стараются рыть лопатами и боятся смотреть на меня.
— Здорово, ребята… — тихо, по-хозяйски говорю им, одетый в станичную рубаху, вобранную под очкур.
— Здравия желаем, господин полковник! — тихо и спокойно, но стесняючись произнесли они.
Они очень плохо одеты. В защитных солдатских гимнастерках и штанах, но — все оборваны… видно даже тело. Вид не замученный.
— Хорошо вас кормят, ребята? — спрашиваю.
— Да за это спасибо; с бабушкой мы все разговариваем за хозяйство, вот только обносились мы, — отвечает один и показывает на свои опорки и порванные штаны и гимнастерку.
Я им отвечаю, что в этом ничем помочь не могу и мне важно, чтобы их хорошо кормили и не обижали бы. Но на это они только улыбаются и смотрят на нашу бабушку, которая, как мать, также молча смотрит и улыбается. Я понял, что их хорошо кормят и не обижают в нашем семействе. А самый бойкий из них, краснощекий парень лет 25, вдруг говорит мне:
— Ну, зачем нас тут держать?., дали бы винтовки, мы бы эту красную гадину в момент бы растоптали с вами! А то, вот… бесполезно это все!
Как правильны эти слова! Слова пленного красноармейца-крестьянина. Саратовского на Кубани… Слышал ли он о ней когда? о Кубани-то нашей? А вот мысли, взгляд — одинаковый «на красную гадину», как он выразился.
Пленных надо было накормить, одеть, обуть, сказать им душевное слово, промуштровать в строю и — дав оружие — поставить в строй.
Какое-то странное непонимание было тогда в «верхах»! Оружие ведь было! Сотни тысяч их брали ведь вооруженными! И сколько их было на хуторе Романовском — обносившихся, грязных, запуганных и полуголодных на богатой хлебом Кубани!., словно пленных рабов в чужой стране… Жуткий был наш тыл!
Кубанские части на фронте летом 1919 года
Кубанская армия не была организована, но на Царицынском направлении, к весне и лету 1919 года, были сосредоточены следующие строевые части Кубанского войска: 1-й и 2-й Полтавские конные полки, 1-й и 2-й Черноморские, 1-й и 2-й Кавказские, 1-й и 2-й Кубанские, 1-й и 2-й Лабинские, 1-й Таманский, 2-й Запорожский, 2-й Уманский, 2-й Екатеринодарский, Корниловский конный, Сводно-Кубанский конный, Кубанский гвардейский дивизион, 1-я и 3-я Кубанские пластунские бригады и Кубанские казачьи конные батареи. Число и номера этих батарей нигде не указаны.
Все эти части составляли 1, 2, 3 и 4-ю Кубанские казачьи дивизии.
1-й Запорожский, 1-й Уманский, 1-й Екатеринодарский и 1-й Линейный конные полки составляли 1-ю Конную (Кубанскую) дивизию, названную так со 2-го Кубанского похода.
Итого на Царицынском направлении действовали двадцать один конный полк и две бригады пластунов кубанских казаков.
«В течение Гражданской войны, организация высших кубанских соединений, несколько раз менялась. Конные части, со своей артиллерией, обыкновенно, составляли три Кубанских корпуса. Пластуны работали, почти все время, бригадами, будучи приданы конным корпусам» (Кубанский календарь[134]).
Генерал Врангель в своем труде «Белое Дело» пишет:
«Через несколько дней после 7-го мая, части генерала Шкуро — 1-я Кавказская и 1-я Терская дивизии — были сведены в корпус, получивший название 3-го; 1-й, 2-й и 3-й корпуса — получили наименование КУБАНСКИХ.
Корпус же генерала Шатилова[135] был переименован в 4-й Конный».[136]
В этот 4-й Конный корпус входили: 1-я Конная (Кубанская) дивизия и Сводно-Горская, что отмечено Врангелем на той же странице, но не указано, какие племена кавказцев составляли эту Сводно-Горскую дивизию.
Кроме чисто кубанских строевых частей, на Царицынском направлении были: Черкесская конная дивизия и Карачаевская конная бригада, которые территориально принадлежали к Кубанскому войску.
На этом же направлении действовали прибывшие с Терека и Дагестана: 2-я Терская казачья дивизия, 1-я Терская пластунская бригада, Кабардинская конная дивизия, Ингушская конная бригада, Дагестанская конная бригада и Осетинский конный полк. Все эти части указаны в том же труде генерала Врангеля. Как и указано, 1-я Кубанская казачья дивизия и 2-я Терская казачья вначале составили 1-й Конный корпус.[137]
Все эти части, с левофланговыми от них дивизиями Донского войска, с Астраханской Отдельной конной бригадой (казаки и калмыки Астраханской губернии) и с 6-й пехотной дивизией, образовали КАВКАЗСКУЮ АРМИЮ, под начальством генерала барона Врангеля; но еще до взятия Царицына донские казачьи дивизии влились вновь в свою Донскую армию.
В конце февраля 1919 года, после победного очищения от красных территории Терского войска, в Каменноугольный район Донецкого бассейна спешно были переброшены с Терека: 1-я Кавказская казачья дивизия генерала Шкуро, состоявшая из кубанских полков —
1-го и 2-го Хоперских, 1-го и 2-го Кубанских конных партизанских,
2-я Кубанская пластунская бригада, 1-я Терская казачья дивизия генерала Топоркова[138] и 2-я Терская пластунская бригада.
Все эти казачьи части, с частями 1-го Армейского пехотного корпуса, так называемыми «цветными дивизиями» — Корниловской, Марковской, Дроздовской и Алексеевской, образовали Добровольческую армию, под начальством генерала Май-Маевского.
Кроме того, в эту армию влиты были потом 2-й Таманский и 2-й Лабинский полки Кубанского войска, которые обозначались в войске 3-й Отдельной Кубанской бригадой. С 42-м Донским казачьим полком они составляли Казачью группу под командованием генерала Виноградова.
Итого на Украине действовали шесть Кубанских конных полков и одна бригада пластунов, а от Терского войска — четыре конных полка и одна бригада пластунов.
