Весь день и ночь мы оставались в селе Кугульта, были на хуторах Хлебных и постепенно продвигались на село Донское. В нем к нашему отряду присоединились 800 молодых солдат и, кроме того, из Лабинского отдела пришел полк пяти с половиной сотенного состава с офицерами. Командиром полка был назначен я. Казаки были все молодые, кроме урядников, полк еще не участвовал в боях.
В июле мы находились в Ставропольской губернии и постепенно ликвидировали в тылу противника все его небольшие отряды.
26 июля заняли с боем село Ладожская Балка, к нам подошли части Добровольческой армии, и полковник Шкуро с начальником штаба отправился в Екатеринодар.
30 июля полк оставался в Ставрополе. Противник очень большими силами наступал из села Татарки на город, и 31-го в спешном порядке мы выступили на позицию. Здесь уже шел сильный бой, противник вел по всему фронту атаку и обстреливал наши позиции артиллерией. Я построил полк в резервную колонну. Влево от нас, в лесу, стоял 1-й Хоперский полк, две их сотни пошли в атаку. Снаряды перелетают и рвутся над нашими головами. Хоперская лава с криками «ура!» на широком намете идет на противника. Начальство ничего не предпринимает для поддержки хоперцев, а приказывает мне послать одну сотню. Противник усилил артиллерийскую стрельбу, его снаряды падают в стоящий в резервной колонне наш полк. Я отвел Полк на правый фланг позиции, 6-ю сотню выслал правее себя, две сотни спешил, а две сотни в спешенном строю оставил в резерве.
Перед нами оказался очень глубокий лесистый овраг, и красные в некоторых местах уже появились на нашей стороне. Я приказал коноводам подать коней на позиции и спешно посадил на коней две сотни, состоящие в резерве. Оставив вместо себя одного сотенного командира и приказав ему двигаться вслед за первым дивизионом, мы перешли в контратаку.
Противником, наступающим на нас, были мобилизованные красными казаки. На левом фланге нашей лавы проходила тропа через овраг, и по этой тропе я повел на рысях весь полк. Следую впереди сам, по всему фронту гремело «ура!». Шашка была у меня в руке, но затем вложил ее в ножны, — овраг с противоположной стороны был очень крутой. Двигались быстрым шагом, сначала рядами, а потом в один конь. Лес постепенно перешел в сплошные кусты, и здесь, на тропе при спуске вниз, стоял огромного роста солдат с винтовкой в руках и целился в меня.
Я ему крикнул: «Не смей стрелять!» Он опустил винтовку, но потом во второй раз прицелился, уже его штык касался головы моего коня. Опять крикнул ему «не стрелять!», солдат опустил винтовку и поднял руки вверх. Я сказал: «Ты дал мне жизнь, вот и я тебе дам, стань около меня». За мной следовал командир 1-й сотни, люди быстро выскакивали на ровное место. Влево от нас оставалась еще цепь противника, но она уже сдавалась, не успев скрыться в лесу.
Первую группу казаков повел в атаку командир 1-й сотни, вторую группу адъютант полка, а всех остальных вел я сам. Остались 10 человек — собрать пленных, и один бомбомет. С налета я занимаю село Татарка, берем там два тяжелых автомобиля: на одном два пулемета, а на втором — орудие.
Мы были отрезаны от своих частей. Я бросил две сотни на прорыв, но казаки были молодые и не смогли выполнить задачу. Я не решился делать второй прорыв, чтобы не погубить весь полк, и быстро оставил Татарку. По руслу двинулся к Кубани, обошел Сенгелеевское озеро и на второй день к двум часам ночи подошел с западной стороны к Ставрополю.
Когда полковник Шкуро получил мое сообщение о прибытии полка, он, не медля ни минуты, вызвал меня к себе. Не спрашивая, где я был с полком, он набросился на меня, «почему я сбежал с полком из боя?». Тогда я доложил, как полк пошел в атаку, взял в плен 110 человек красных и одно орудие, которое я отослал под конвоем казаков. Шкуро говорит, что это взяли хоперцы. Я сообщил ему, что хоперцы прибыли позднее, я сам с полком пошел в атаку, во время атаки убит полковой адъютант. Шкуро открыл карту, и на карте я ему указал путь следования полка. Он внимательно выслушал меня и сказал: «Возвращайся в полк».
Около десяти дней мы находились в районе Ставрополя, заняли гору Недреманую, того же дня заняли село Татарка и станцию Невиномысская. Противник по всему фронту отходил на село Петровское.
Есаул Бреус случайно свалился с лошади, получил растяжение в подъеме правой ноги и целый месяц не находился в строю. Я исполнял обязанности командира 2-го Хоперского полка. В Татарке мы оставались несколько дней, бросали нас везде, где только была потребность.
…2 сентября мы стояли в Петровском, туда прибыл командующий группой полковник Улагай и приказал мне следующее: выделить из полка всех лабинцев, а с хоперцами вернуться в село Татарка, там полковник Шкуро организует партизанский отряд с задачей очистить Хоперский полковой округ от красных. Выполнив приказание, того же числа поздно вечером я с хоперцами прибыл на место назначения. Шкуро вызвал меня и просил дать ему 12 строевых лошадей для двух орудий и вторично еще четырех лошадей для походного телеграфа. Эти лошади будут либо возвращены, либо он получит новых лошадей от управления Баталпашинского отдела. Казаки с радостью отдали своих собственных лошадей, на которых пробыли войну 1914–1917 годов. Это пример жертвенности казаков.
До девяти часов утра 4 сентября наши приготовления были закончены, и мы перешли в Дворцовые хутора, там и обедали.
2-й Хоперский полк состоял из четырех сотен и взвода офицеров — штабного кадра будущих Карачаевского и Черкесского полков. В два часа полк выступил на станцию Курсовка и на полпути от станции был встречен двумя бронепоездами красных, которые нас обстреляли из легких орудий. Наша батарея открыла по поездам огонь из двух горных орудий. В бою одно из них было испорчено, но бронепоезда оставили нас и отошли на станцию Суворовская.
До шести часов вечера мы оставались на месте, а с наступлением темноты перешли через полотно железной дороги и к 10 вечера без боя заняли Невинномысские хутора. В хуторах был ночлег, а с восходом солнца я с двумя сотнями без боя занял станицу Беломечетскую, выставив сторожевое охранение с восточной и южной сторон, и занял мосты через Кубань и Малый Зеленчук. У станичного телефона находился урядник, который мне подробно доложил: Баталпашинская занята полком кавалерии и двумя батальонами пехоты и вечером 4 сентября там был съезд представителей от станиц и военных организаций. Сегодня в 8 часов утра все эти представители должны возвратиться по своим местам. Урядника я оставил у телефона, чтобы он продолжал выполнять советские распоряжения, дал ему двух человек для связи со мной, но предупредил: о том, что мы заняли станицу, никому ни слова.
В 8 часов утра я получил известие, что все делегаты разъехались по местам. В 9 с половиной большая группа (18 человек) была задержана на мосту Малого Зеленчука. В 9 часов утра из Невинномысской прибыл с двумя сотнями Шкуро. Задержание делегатов было произведено так, что в Баталпашинске об этом никто не узнал, но все же предположили — в Беломечетской что-то происходит.
Весь день 5 сентября мы простояли в станице, а с наступлением темноты оставили в ней одну вновь сформированную сотню и двинулись на Баталпашинск. Около 10 часов вечера подошли к аулу на левом берегу Кубани в трех верстах северо-западнее станицы. Нас встретили черкесы и подробно сообщили, какие силы красных находятся в Баталпашинске.
У Шкуро состоялось совещание, на котором я не присутствовал. Когда был решен вопрос атаковать противника, Шкуро спросил: «Кто же пойдет первым в бой?» Командир полка (есаул Бреус) сказал: «Только Маслов!» — и тогда Шкуро выразил недовольство, что вопрос решается без меня. Я явился на совет, где собралось семь человек, трое из них были черкесы. Шкуро сообщил мне подробно обстановку и сказал, что можно вести наступление через мост, а можно переправиться через Кубань, на это имеется единственный брод. И говорит мне: «Вот как ты решишь, так и будет».
