Генерала Шатилова храбрым воином я не считаю (как о нем говорят), так как имел много случаев лично убедиться в его «храбрости». Его отсутствие среди командования при станице Великокняжеской, когда он вместо того, чтобы повести атаку, сам вернулся в имение Пишванова (где не падали артиллерийские снаряды противника), а мне приказал занять станицу, что и было проведено с большими потерями.

Его полная растерянность при первой попытке взять Царицын, где по его вине и отсутствию самообладания мы понесли большие потери и совершенно не имели успеха.

Его ретировка с берега у Адлера, куда он пришел на миноносце, из-за нарастающей волны, так что мне пришлось отбыть с ним на миноносец для доклада об обстановке. Существуют и другие происшествия с генералом, но об этом пускай говорят остальные и его подчиненные.

В общем, разговор в кабинете генерала Врангеля принимал острый характер, но телефон прервал его. После разговора по телефону главнокомандующий заторопился и, вручив мне приказ о производстве в чин генерал-лейтенанта и орден Святого Николая Чудотворца за боевые заслуги, пригласил меня на следующий день на обед и простился со мной.

На фронте к этому времени назревали грозные события. Наши части после заднепетровских неудач под давлением красных отступали к югу, и противник начал сосредоточивать ударную группу конницы у Каховки.

В первый день по прибытии в Севастополь я встретил генерала Науменко, который по смерти генерала Бабиева (за Днепром), приняв командование над кубанцами,[83] бросил их, получив легкое поверхностное ранение в ногу, и счел лучшим проводить время в Севастополе, далеко от фронта.[84]

При встрече с ним он отчасти ознакомил меня с положением на фронте и с ужасающим состоянием тыла — последнее мне резко бросилось в глаза еще в Феодосии; но в Севастополе стоял полный хаос. Город был превращен в большой вертеп, все делали и вели себя, как хотели, женщины в ресторанах с офицерами, всюду пьяные по улицам, вино разливалось ручьями по трактирам, спекуляции с деньгами и остальное помрачили ум всем, все кутило, порядка не было нигде.

В Севастополь я прибыл после встречи с главнокомандующим ещё до вечера и утром уже был в Феодосии. Формирование дивизии здесь совершенно не продвинулось. Начальник артиллерии и интендатура тормозили выдачу оружия и обмундирования, о чем мной в тот же день было доложено генералу Врангелю по прямому проводу. К вечеру пришел приказ назначенным отделениям спешно вооружить нас и одеть; в неисполнение приказа главнокомандующего оба начальника будут преданы экстренному военно-полевому суду.

Началась работа днем и ночью, все было выдано к сроку, но недоставало обоза, лошадей для разведчиков, кухонь, телефонов, пулеметных и патронных двуколок. Командам разведчиков в полках не было выдано ни одной лошади, и это обещано было на фронте. С фронта же приходили неутешительные вести, которые еще больше раздувались паническими элементами в тылу. Секретные приказы, получаемые мной из Джанкоя, куда переведена ставка генерала Врангеля, свидетельствовали о приближении катастрофы.

15 октября я был спешно вызван в ставку (Джанкой) и в тот же день выехал из Феодосии, оставив своим заместителем старшего бригадного командира, генерала Венкова.[85]

Прибыв в Джанкой, я узнал, что противник, сосредоточив огромную конную группу у Каховки, начал дебушировать переправу через Днепр и это принудило генерала Врангеля созвать в ставке военный совет главного состава. На военном совете присутствовали: генералы Врангель, Шатилов, Кутепов, Абрамов,[86] начальник укрепленного Сивашского района генерал Коновалов[87] (генерал-квартирмейстер) и я.

Было доложено следующее: противник продолжает накопление сил к Каховке, а упорство наших частей, защищающих каховскую переправу, значительно слабеет и удержание за нами переправы при более интенсивных атаках противника невозможно. Главные наши силы сосредоточиваются, после отхода от Никополя, к югу от этого района.

Начальник укрепленного района доложил ставке, что Крым искусственно защищен прочно, перешеек под Армянским [Базаром] закрыт несколькими рядами прочной проволоки по дну Сиваша, с запада и до Чонгарского моста — три ряда проволочного заграждения, а южный берег Сиваша, кроме того, вооружен многими установками тяжелой артиллерии.

Генерал Врангель предложил на обсуждение вопрос: «Как поступить для разрешения создавшегося положения на фронте, дабы удержать Крым на зиму за нами?»

Предложений было много, но на двух остановились для разбора.

1. Генерал Коновалов предложил все части без замедления отвести в Крым, заняв пехотой и частью конницы фронт под. Армянским [Базаром] и по берегу (южному) Сиваша до Азовского моря, пополнить спешно части всеми, кто болтается в тыду, а главную группу конницы иметь в резерве. Основания к этому те, что наши части разбросанны от Каховки до Мелитополя, люди не одеты, конский состав измотан, при этом предлагалось теперь же начать работу по разгрузке Крыма от лишних ртов, а полевым судом принудить тыл пополнить ряды войсковых частей… Для выполнения этого предложения необходимо было немедленно усилить наши части под Каховкой, дабы задержать переправу противника, закрыться с севера заслонами, а главную массу войск форсированными маршами перебросить на позиции. Люди должны по очереди отдохнуть и одеться из-за наступающей зимы.

2. Генерал Шатилов предложил следующее: главные силы армии сосредоточить в Северной Таврии, закрыв подходы в Крым более слабыми частями, а противника, прорвавшегося у Каховки и устремившегося в Крым, разбить во фланг.

Несмотря на то что предложение генерала Коновалова разделяло большинство присутствующих на совете, предложение генерала Шатилова было принято к выполнению и сейчас же отданы соответствующие приказы и диспозиции. По окончании заседания военного совета было видно, что у большинства присутствующих на совете не было уверенности в успехе этой операции.

В тот же день отдан приказ о спешном выдвижении одной моей бригады из Феодосии на фронт, бригада должна выступить 16 октября.

На другой день я был назначен командиром Кубанского корпуса и было приказано спешно приступить к его формированию из частей, пришедших со мной и ранее находящихся в Крыму. Это были конная дивизия с ее резервом, части генерала Цыганка,[88] отдельный Запорожский дивизион и еще несколько мелких частей, штаб расформированного 3-го Кубанского конного корпуса.

Местом формирования назначено селение Курман-Кимельчи, где я и был к вечеру со своим штабом. К вечеру же этого дня Курман-Кимельчи и прилегающие поселки были забиты тылами «цветной дивизии».

17 октября. Мной отданы приказы и распоряжения о сосредоточении к штабу отдельных частей, не находящихся на фронте. Получено донесение от генерала Венкова, что он с бригадой, погрузившись в два поезда, двинулся в Джанкой. Как после выяснилось, бригада передвигалась по железной дороге от Феодосии до Джанкоя четыре дня (!). Бригада генерала Венкова получила мой приказ двигаться дальше к Армянскому Базару и там занять позицию уступом, позади и справа главной позиции.

Через два дня ко мне прибыли в Курман-Кимельчи части генерала Цыганка, конный Запорожский дивизион и некоторые части из тыла, но к вечеру этого же дня мне было приказано со штабом и находящимися при мне частями спешно передвинуться к селению Серагозы и продолжать формирование в этой немецкой колонии. Здесь я находился с 18 по 24 октября.

25 октября. Утром был получен приказ от генерала Врангеля выдвинуться со штабом и частями снова к Курман-Кимельчи, куда я подошел к вечеру. Тыл начал уже бежать, и паника распространялась.