Но важнее всего был вопрос о дисциплине, и об организационном строении отрядов. Пока существует выборность командиров, обсуждения, разногласия, споры, не может быть и речи о боеспособных группах, не может быть и речи об активной борьбе. Пора перестраиваться.

Я рассказал о том, что имеется решение ЦК КП(б)Б положить конец этой неуместной «демократии». Отныне командиры будут не выбираться, а назначаться. На первое время — до прибытия представителя ЦК — остаются прежние командиры, и они обязаны всеми мерами укреплять дисциплину. Этот вопрос не вызвал никаких разногласий, потому что почти все участник совещания сами жаловались именно на неорганизованность и отсутствие дисциплины.

Положение с ранеными, хотя и очень сложное, все же не было безвыходным. Разрешить его можно путем организации партизанских госпиталей в самых глухих лесных местах, куда надо доставлять продовольствие и медикаменты. Особенно важно сохранять в строгой тайне расположение этих госпиталей.

Связь с Большой землей тоже будет налажена в ближайшее время.

Совещание затянулось. Когда мы начинали, солнце еще высоко стояло над лесом. А потом и не заметили, как надвинулись сумерки, воздух стал синим, густые тени поползли из лесу. Пришлось зажечь костры и при их пляшущем свете продолжать разговор. Разошлись далеко за полночь. Луна еще не появилась, в лесу — хоть глаз выколи.

Утром, добравшись до своей базы, я сразу же написал Бате о положении этих отрядов, чтобы он сообщил о них в Москву.

Отправляясь от Белого озера к Выгоновскому, мы захватили с собой семнадцать рапид — семнадцать «взрывов», то есть что-то около восьмидесяти пяти килограммов толу.

— Теперь вам хватит месяца на полтора, — сказал, провожая нас, Батя.

Но на новом месте мы поставили дело так, что эти семнадцать «взрывов» были израсходованы в каких-нибудь десять дней. У местных жителей нам удалось еще достать килограммов пятьдесят припрятанной взрывчатки. И ее мы извели так же быстро. На таких важных магистралях экономить было нельзя. Батя, получив первые донесения о нашей работе, был удивлен и обрадован ее интенсивностью, но снабдить нас толом в достаточном количестве не мог. Мы получали львиную долю того, что выбрасывалось с самолетов на Булевом болоте, и все нам было мало. Почти каждую неделю я посылал к Белому озеру большую группу — с донесением и за взрывчаткой, но часто люди возвращались налегке. Взрывчатки не хватало.

Незадолго до совещания в Свентице во главе такой группы пошел Гончарук. С ним, кроме подробного отчета, я отправил намеченный мной план развертывания диверсионной работы в западных областях Белоруссии. Я рассчитывал, что при помощи местных отрядов (с которыми уже имел предварительную договоренность), нам удастся охватить железнодорожные узлы в Гродно, Белостоке, а потом в Варшаве и Ковеле. Размах был широк, но замысел вполне реален — дали бы только рации для связи да побольше взрывчатки.

А пока мы продолжали работать, и работа шла как бы в три неравные смены. Первая из них (самая многочисленная), разбившись на группы, уходила на задания, и ее не было в лагере дней десять-пятнадцать, другая (человек двенадцать) шла к Бате на связь, остальные — отдыхали. Возвращающимся с диверсии или со связи полагался отдых, а отдохнувшие шли на задания.

Десятого сентября ожидалось возвращение трех групп подрывников, и поэтому, когда Тоня Бороденко доложила мне, что обед готов, я ответил:

— Подождем с обедом. Может быть, Криворучко вернется. Да и Анищенко вот-вот должен показаться.

И пошел к сторожевому посту нашего островка.

— Ну как, наших не видно?

— Нет, — ответил часовой.

Я прислушался.

— А ну-ка, тише!

Мы замерли. Так и есть — на соседнем островке, метров за триста, далекие, еле слышные голоса.

— Идут!

И верно: на открытое место выходила группа Криворучко.

Возвратившись вместе с вновь прибывшими в лагерь, я указал на них Тане:

— Вот видишь — гости уже пришли.

— Обедать будем?

— Нет еще — рано. Скоро должен прийти Анищенко. Криворучко встретил его в Добромысли.

Я пошел на другую сторону островка, к другому сторожевому посту. Здесь мне пришлось подождать больше получаса, прежде чем показалась группа Анищенко.

Тоня удивлялась:

— Откуда вы знаете, когда они прибудут? И не только день, и даже по часам — кого раньше встречать?

На самом деле удивительного в этом было немного. Я уже упоминал, что каждое задание мы строго размечали по карте и даже деревни указывали, в какие можно заходить и в какие заходить нельзя. По времени каждое задание так же строго рассчитывалось. Если все выполнялось как следует, разница могла быть только в часах. Но и это можно было уточнить, зная, где может дневать или ночевать группа, как быстро она может идти той или иной дорогой.

— Все тут исхожено, все тут измерено, — сказал я Тоне. — Из Залужья они выйдут утром, больше пяти часов не пройдут… Ну?.. Понятно?..

— Понятно… но все-таки…

После обеда и разбора операций я снова вышел на восточную окраину островка, там часовые уже заметили новую группу. Партизан было много, и шли они тяжело нагруженные. Это возвращалась группа связи с Белого озера. С ней было несколько новых людей.

Среди поношенной, видавшей всякие виды одежонки партизан мне сразу бросились в глаза чистенький пиджак с цигейковым воротником и новенькие армейские сапоги на одном из пришедших. Да и сам хозяин этого костюма привлекал к себе внимание: высокий, хорошо сложенный брюнет с красивым открытым лицом.

Гончарук отрапортовал:

— Задача выполнена. По пути никаких происшествий не было. И потерь не имею. Взрывчатку принес. Сведения передал. Вот письмо. И еще с нами прибыл от Бати капитан Черный.

Брюнет подошел. Поздоровались.

— Черный.

— Бринский… Откуда?

— Из Москвы.

По правде сказать, излишне было спрашивать — откуда.

Видели мы его впервые, но он как-то сразу стал для нас своим, как-то по-особенному смело, весело, свободно вошел в наш круг.

Батя писал мне насчет моего плана:

«Аппетит у вас очень хороший и план правильный, но пока мы не можем все осуществить только потому, что у нас нет достаточно средств, то есть ВВ[2]. Вы знаете, как плохо у нас с взрывчаткой, арматурой и радиостанциями. Я поставил вопрос перед центром, чтобы нас полностью снабдили радиосвязью я материалами. Пока обслуживайте старые районы, а там видно будет.

Но один хороший отряд в 30–40 человек проверенных людей подберите для посылки в район Ковеля».

Возвращение связных с Центральной базы всегда было для нас радостным событием, а теперь особенно: приехал человек из Москвы. Он привез с собой литературу, свежие газеты (месячной примерно давности) и вечером в день приезда провел беседу о положении на Большой земле и на фронтах. Казалось, конца не будет вопросам. Говорили обо всем, и любая мелочь была для партизан интересной, дорогой и важной. Подумать только: ведь мы больше года находимся во вражеском тылу!..

Странными, извилистыми путями идут иной раз вести в тылу врага. Давно уж мы ничего не знали о прежних наших соратниках в Минской и Витебской областях, и вот теперь весточку о них принес нам тот же москвич Черный.

Получилось это таким образом. Сутужко, оставленный мной в апреле под Борисовом во главе диверсионной группы, возвратился на Бычачью базу с опозданием только на одни сутки, но и этого небольшого срока было достаточно, чтобы он оторвался от нас. Не застав нас на месте и не зная нашего маршрута, он вместе со своей группой присоединился к отряду Заслонова. Во время одной из операций он был тяжело ранен и самолетом вывезен для излечения на Большую землю. Черный, готовясь к вылету, изучая обстановку и условия работы в тылу врага, беседовал со многими партизанами. Сутужко, лежавший тогда в одном из московских госпиталей, сообщил ему все, что знал о партизанах Березинских лесов, о наших прежних товарищах. Совпадение это?.. Случайность?.. Нам это показалось счастливой случайностью. Словно наши друзья, оставленные далеко на северо-востоке, за сотни вёрст протянули нам свои руки, словно взглянули на нас их дорогие суровые лица.